— Может быть, нам всем стоит остаться, — сказала я, и Вайяту не пришлось спрашивать, кого я имею в виду. Он просто кивнул.

Подлесок внезапно расступился. За ним лежала залитая солнцем поляна.

Шесть зданий составляли основной комплекс, и на взгляд постороннего он выглядел как небольшой общественный колледж. Бетонные конструкции варьировались по высоте от одноэтажных до шестиэтажных. Они были чистыми и выкрашены в цвет слоновой кости, их простые жестяные крыши блестели на солнце. Окна, закрытые стальными решетками, не казались совершенно неуместными, учитывая внешнюю безопасность.

За этими шестью зданиями: общежитиями, столовой, лазаретом, классными комнатами, крытым спортзалом — тянулась полоса густых сосен. За ними, вне поля зрения, мы провели большую часть наших тренировок. Город-призрак для маневров и тактики, полосы препятствий для проверки рефлексов, бассейн для водных упражнений и игр на задержке дыхания, тир для ружей и арбалетов, мишени для метания ножей. Все, что нужно нашим тренерам для создания идеальных машин для убийств.

Мы держались подальше от комплекса. Кисмет припарковалась перед самым дальним от входа двухэтажным зданием размером с половину футбольного поля — одним из двух зданий, в которые стажерам вход запрещен. На его дверях были знакомые замки с клавиатурой, решетки на всех окнах, и здание выглядело тихим, словно морг. На самом деле весь комплекс казался странно тихим.

— Трумен, пойдем со мной, — позвала Кисмет, перебирая ключи. — Остальные, пообщайтесь немного.

Ей не пришлось просить дважды. Вайят сжал мое колено, а затем вылез вслед за Кисмет. Они исчезли внутри здания.

Дэвид повернулся лицом к нам. — Кому еще не очень комфортно здесь находиться?

Мы с Майло подняли руки. Я улыбнулась этой демонстрации солидарности.

— В тот день, когда вышел из этих ворот, — начал Майло, — я поклялся, что никогда не вернусь. А теперь что происходит? Я помогаю перемещать самых уродливых и жутких тварей из лесной лаборатории в отдел исследований и разработок.

Я вздрогнула от этих слов. — Я тоже никогда не хотела возвращаться. Думаю, я как бы сдержала это обещание, так как это не то тело, в котором тренировалась тут.

— Мы страдали, — сказал Дэвид. — Они не рассказывают о страданиях, когда предлагают приехать сюда.

— Большинство из нас не в состоянии отказаться.

— С другой стороны, — произнес Майло с фальшивой бравадой, — мы выжили — значит, мы счастливчики, верно?

Мы промолчали. Я дернула нитку в шве джинсов, желая скорейшего возвращения наших кураторов. Даже в лучшие времена не любила вспоминать прошлое, а учитывая нынешнюю компанию и местоположение, это определенно было в списке худших моментов.

— Другой твой товарищ по команде, — сказал Дэвид Майло, — потерял руку на прошлой неделе. Как он поживает?

— Выздоравливает, — ответил Майло.

— Это не просто, чувак. Он мог иметь в виду что угодно: трудно отрубить другу руку ради сохранения его жизни, или что тяжело жить с одной рукой. Майло не стал просить разъяснений, и комментарий на какое-то время повис в тревожной тишине.

Краем глаза я заметила движение. И повернулась к окну со стороны пассажира. Вереница из шести молодых людей, самые старшие из которых были подростками, бегали трусцой у края линии деревьев, во главе с пожилым мужчиной в синем спортивном костюме. Время физической подготовки. На пике своего развития я могла пробежать четырехмильный горный маршрут менее чем за двадцать минут. Я сомневалась, что смогу пройти тот же путь за два часа в этом новом теле.

Дело не в том, что я унаследовала тело в плохой физической форме, а в том, что оно не натренировано. Я была фигуристой, но подтянутой. Мои мышцы не гудели с той силой, которой я когда-то обладала, или той гибкостью, которую приобрела за шесть месяцев упорных тренировок. Я не надеялась снова вернуться к этому режиму, но теперь мне вроде как нравилась мягкость моего тела. Более округлые бедра, полная грудь, определенно более женственная. Впервые в жизни я почувствовала себя женщиной.

— Будь я проклят, — воскликнул Майло.

Он смотрел в окно со стороны водителя. Я прищурилась, проследив за его взглядом. В дюжине ярдов из столовой вышел мужчина. Одетый в знакомые черные брюки и белую застегнутую рубашку, он остановился на ступеньках и посмотрел в планшет.

Свет отражался от белокурых волосах красноречивого вербовщика, который выслеживал и доставлял стажеров в учебный лагерь. Человек, который договорился о моем освобождении из тюрьмы, пообещав более полноценную жизнь.

Бастиан.

Ублюдок.

Четыре с половиной года назад

Я смогу выжить двадцать восемь дней в аду. Ведь прожила в нем семнадцать лет и одиннадцать месяцев. Еще месяц я вытерплю, и тогда, наконец, буду свободна. Свободна от несовершеннолетних, свободна от взрослых, которые меня не понимают, свободна от правил, ограничений и стен. Я могу сделать что угодно.

Через двадцать восемь дней.

Как можно тише, в своих тонких тапочках я бреду по холодному коридору, прекрасно понимая, что меня здесь быть не должно. Простые круглые светильники настроены на ночное время, и в их тусклом свете выцветший синий линолеум на полу выглядит ужасно. Я не виновата, что за ужином выпила слишком много сока и теперь после отбоя должна сходить в туалет. Ну хорошо, да, я виновата. Но не собираюсь писать в свою постель. Я не делала этого с четырех лет.

В комнатах, мимо которых я прохожу, никто не шевелится. Из дверных проемов без дверей слышится только тихий храп и редкие всхлипы. Мне потребовалось много времени, чтобы привыкнуть спать без дверей в комнате и с тусклым светом, не говоря уже о трех других девушках в качестве соседок. Сейчас после трех с лишним лет меня это уже не так беспокоит.

Ванная находится в дальнем конце коридора и, естественно, практически рядом с караульной. Жалюзи закрыты, поэтому Джоани Уиллис, ночной охранник в будние дни, либо смотрит фильм, который ей не положено смотреть, либо развлекает одного из ночных охранников из мужского блока. Я не слышу ни стонов, ни тяжелого дыхания, когда проскальзываю мимо, так что, скорее всего, она смотрит кино.

Я стараюсь открывать дверь осторожно, чтобы та не скрипела. Планировку комнаты я знаю наизусть, поэтому не включаю свет. Просто делаю шесть шагов прямо вперед и резко поворачиваю направо. Моя ладонь хлопает по дверке туалета. Я пробираюсь внутрь кабинки, стягиваю пижамные штаны и занимаюсь своими делами. Как же хорошо. Я слишком долго терпела.

Я не смываю за собой, потому что это создаст много шума и кто-то все равно сделает это утром. Нельзя рисковать, когда битва наполовину выиграна. Я выхожу из кабинки в тот же момент, когда открывается дверь. Мой желудок скручивается. От страха деревенеют ноги, хотя здравый смысл требует спрятаться. Несколько теней заходят в помещение, и тут мне в глаза бьет яркий луч света.

Я ахаю и закрываю глаза, но все равно вижу яркие пятна за закрытыми веками. Дверь со скрипом закрывается. Ноги в тапочках шлепают по полу, кто-то приближается ко мне. Паника пронзает меня, внутри все леденеет, а руки дрожат. Я пячусь, пока моя задница не упирается в цементную стену. Конечно, я участвовала в драках, но никогда в темноте.

Луч света освещает мои ноги, а за ним виднеются четыре фигуры. Девушки из моего коридора, те, которые по тем или иным причинам меня ненавидят. Самая крупная девушка, шести дюймов роста и весом на тридцать фунтов больше меня, еще и самая подлая. Ее зовут Лана. Она затеяла со мной драку в мою первую неделю здесь, потому что я отказалась целовать ее туфли. Я буквально должна была поцеловать ее чертову обувь. Мы подрались. Я разбила ей лицо о стену и сломала нос. После этого она подстрекала других девушек придираться ко мне.

И эти девушки сейчас с ней. Алисия ненавидит меня, потому что у меня прямые светлые волосы, а у нее каштановые и чертовски сильно вьются. Однажды она отрезала у меня огромную прядь волос, поэтому за полчаса до инспекции я положила ей в постель кубики льда, из-за чего ее бросили в «Комнату для размышлений». Рядом с Алисией стоит Роуэн, которая любит хвастаться тем, сколько собак она убила и содрала с них кожу, из-за чего и попала сюда. Рядом с ней находится девушка по имени Кэти, похожая на труп. Она ненавидит меня за компанию со своими подружками, но лично мы не ссорились. Пока что.