— Твой жених еще не пригласил тебя на танец?

Мари подпрыгнула от неожиданности. Обернувшись, она увидела рядом Гензеля. Его рыжие волосы был зачесаны назад, а чистая белая рубашка и синие брюки ему очень шли.

— Это же он? — Гензель кивнул на Курта.

— Д-да-а… — протянула Мари. — Ему… просто нехорошо.

— Может, потанцуешь со мной, пока он приходит в себя?

Мари оглянулась на Курта и увидела, как он уходит прочь. Все ее надежды на примирение смыло новой волной раздражения. Серьезно? Он просто уходит? Что ж, раз ему всё равно…

— Прекрасная идея, — улыбнулась она Гензелю.

Они взялись за руки и отправились в центр площади.

— Если бы ты была моей невестой, — усмехнулся Гензель, — я бы не выпускал тебя из виду даже на смертном одре.

Мари рассмеялась, довольная комплиментом. Музыканты завели новую быструю мелодию, и Гензель ее закружил. Вокруг нее были улыбки и смех, так что она позволила себе раствориться в моменте и просто получать удовольствие.

Старые друзья были в восторге, когда в танцующей с Гензелем девушке узнавали Мари. Музыка давала мало времени для болтовни, но ее это устраивало. Признания и восторга в их глаз было достаточно.

Когда они с Гензелем устали и отошли к столу, чтобы перевести дух и попить, Мари задалась вопрос, какой сейчас была бы ее жизнь, если бы она не уезжала? Если бы Варин не повелся на речи Айзека?

Ей бы дали шанс стать настоящей Летней девой. С ней бы говорили, шутили, смеялись. Может, она уже была бы замужем. И, может, даже за Гензелем. Как бы он сделал ей предложение? Мари вообразила себе что-то очень милое и романтичное — например, знойным утром у виноградников или на крыльце ее дома ясным звездным вечером.

Что-то более душевное, чем сделка между ней и Куртом.

Его всё еще не было видно.

Чувство вины и разочарование боролись внутри нее. Уже не только Гензель, но и Мэнни Ридлер и парочка других парней просили у нее танец, а Курт… Он даже не попытался вмешаться.

— Прогуляемся? — предложил Гензель. — Тут становится душно, мне нужно немного воздуха.

Мари кивнула, и они отошли от столов, подходя поближе к деревьям. Ночь была теплой и свежей.

Мари старалась держаться от друга на почтительном расстоянии, чтобы по Майсену не поползли лишние слухи. Около минуты они шли молча, что не могло не радовать Мари сейчас. Когда же Гензель заговорил, его слова звучали тепло и одновременно печально.

— После твоего отъезда всё было по-другому, Мари. Некоторые говорили, что твой отец ушел искать волшебницу для твоей мамы. Другие говорили, что она умерла, а он потерял рассудок. И мне… Я думал, что это несправедливо, что они забрали тебя.

Мари молчала, помня о настоящей причине их отъезда.

Они остановились на краю дороги. Даже в темноте и отблеске факелов Мари смогла разглядеть румянец, который покрыл щеки Гензеля.

— Я… — нервно начал он. — Я всегда знал, что будешь красивой, но чтобы настолько…

Мари почувствовала, что и сама краснеет.

— Спасибо, — пробормотала она.

Их глаза встретились.

— Ты счастлива, Мари? — спросил Гензель. — Я имею в виду… с ним?

Она замялась.

— Курт хороший человек. Он заботится о своей семье и много работает, чтобы защитить их…

— Но ты…

Гензель не успел продолжить свою мысль, потому что из тени деревьев к ним вышла высокая фигура.

— Это не твое дело, — прорычал Курт.

Он подошел к ним вплотную, стараясь отгородить Мари от ее друга.

В ней смешалось столько эмоций, что она уже не могла разобрать, какая из них сильнее. Вина, стыд, гнев, раздражение — всё это грозило убить ее на месте.

— Курт… — начала она.

— На твоем месте я бы убрался отсюда сейчас же, — сказал он Гензелю.

Тот выглядел на удивление спокойным. Самым спокойным из них троих. Несколько секунд он смотрел Курту прямо в лицо, а потом перевел взгляд на Мари.

— Спасибо за танец, — сдержанно сказал он. — Если тебе будет нужно, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

С этими словами он развернулся и отправился обратно в толпу.

Несколько мучительных секунд Курт и Мари стояли в тишине. Он не поворачивался, а когда повернулся, ей показалось, что о ту боль, которая горела в его глазах, можно обжечься.

— Нам пора возвращаться в лес, — сказал он.

Глаза Мари расширились.

— Сейчас?

— Можем поехать завтра на рассвете.

Мари показалось, что она начала задыхаться. Ее пульс стал учащаться слишком быстро, а мир больше не выглядел ровным. В глазах всё поплыло.

— Нет… Нет, я не готова уйти! Я не могу!

Ее слова звучали истерично, а голос стал на несколько тонов выше.

— Я не готова жить без солнца!

Какая глупость. Сколько еще она могла притворяться, что они с Куртом пробудут в Майсене вечность? Жизнь, которую она представила себе во время танцев, снова пронеслась у нее перед глазами. Та, которой у нее никогда не будет.

Вместо нее, вместо улыбок и смеха будут серость и обреченность. Со временем волк сожрет всё больше и больше сознания Курта, а магия убьет Мари до того, как она поседеет. А любые дети, которым они дадут жизнь, будут повторять их судьбу снова и снова, причем семикратно. Стая продолжит расти, требуя больше порядка и человечности.

— У нас всего три дня, — сказал Курт. — Я надеялся…

Его голос оборвался, когда он увидел, как Мари опустилась на землю и обхватила руками голову. Ей казалось, что она разваливается на куски.

Мари сидела в оцепенении, пока слезы текли по ее щекам и падали вниз. Голос в голове шептал, что такая реакция причиняет Курту больше боли, чем он может вынести, но она была не в силах его слушать.

*

Они уехали за несколько часов до рассвета, прокрадываясь к лошадям, словно воры, чтобы Ленз не мог их услышать и остановить. Они долго скакали, не переставая. Йохан подхватил темп и неизменно бежал рядом. Всю дорогу Мари чувствовала на себе обеспокоенные взгляды Курта, но не могла на них ответить. Не могла смотреть ему в глаза.

Она не могла поверить, что они проиграли. Только теперь она поняла, насколько сильно она цеплялась за надежду, пока они были вдали от леса.

Спустя несколько часов пути Мари поняла, что голодна. Но ей было до ужаса всё равно. Она вспомнила, что хочет пить, только когда Курт сказал ей пойти к ручью.

Когда они остановились в лесу на ночлег, Мари всё еще не сказала ни слова. Курт развел костер, и она села рядом с огнем, уставившись на языки пламени, облизывающие темноту.

Она знала, что Курт сидит напротив, но не смотрела на него. Ее не заботила тишина, потому что ее не заботило ничего. Но Курт, очевидно, тяготился ее состоянием.

— Мари, я… Я не хочу причинять тебе боль. Я просто не знаю, что делать, — его голос надломился. — Я хочу, чтобы ты была счастлива, но не могу позволить своим людям умереть.

Она ничего не ответила и даже не видела, как он схватился руками за голову.

— Мы пытались, Мари. Мы сделали всё…

С этими словами он умолк, а потом резко встал и отправился в темноту.

— Я… я за дровами. Я вернусь.

Когда Курт ушел, Йохан принял человеческий облик и сел на его место.

— Не путай его чувство долга с безразличием, — сказал он Мари как можно мягче. — Он правда страдает из-за того, что страдаешь ты.

Мари продолжала смотреть на пламя, как будто оно могло дать ей ответы, которые она искала. Но огонь молчал так же, как она сама.

Когда Йохан попытался сказать что-то еще, Мари демонстративно легла и закрыла глаза. За этот месяц слов было сказано достаточно, и ни одно из них не помогло. Этим вечером она уснула с намерением произнести следующее своё слово только у алтаря.

Мари проснулась с чувством непонятной тревоги. Судя по всему, она проспала дольше, чем следовало бы. Серый лесной рассвет давно наступил, костер догорел, а вокруг не было ни души.

Ни Курта, ни Йохана.

Всевозможные страхи пронеслись у нее в голове, когда она подскочила на ноги. Где все? Сердце стало биться чаще, а дыхание сбилось. Первый ее порывом было бежать на их поиски, но она быстро осознала, что это глупая затея. Мало ли, куда они могли пойти. Если они вернутся и не найдут ее, то потратят лишнее время на ее поиски.