Через две недели лента была у Мари — единственный шелк, который у нее когда-либо был. Ей бы хотелось оставить его себе и просто носить в волосах, а не портить вышивкой к танцу, но Варин так сиял, что она не решилась разбить его сердце своим желанием.

С того дня, как отец предложил Мари платье матери, он старался как можно чаще бывать рядом с ней, и она едва могла выйти из дома без его присутствия. Это очень быстро начало действовать ей на нервы. В отчаянии она была вынуждена сделать то, чего сама от себя не ожидала.

— Вот. Тут хватит ровно на две кружки эля, — сказала Мари, вручая Варину пару монет. Они договорились, что теперь она будет заведовать их расходами.

Увы, это был единственный способ отделаться от отца и улизнуть на встречу с Куртом. Она не могла даже представить, что случится, если она познакомит этих двоих. После зимы Курт отзывался о Варине в таких выражениях, которые Мари не решилась бы повторять.

Конечно, она была благодарна отцу за то, что он наконец-то заинтересовался ее жизнью, но ей вовсе не хотелось получить в его лице преданного щенка. А Курт нужен был ей для того, чтобы понять, как правильно хранить пищу и травы, которые она вырастила. Хотя в глубине души она знала, что это далеко не главная причина. Сад или не сад, ей просто нужен был Курт.

Когда Варин отправился в трактир, Мари поспешила к водопаду. Она уже достаточно хорошо знала лес, чтобы прийти туда одна. Всю дорогу она молилась, чтобы Курт был там — у него теперь гораздо больше дел, чем было раньше. Отец поручал ему всё новые и новые обязанности, связанные с благополучием их семьи.

К великой радости Мари, Курт ждал ее. Сидел на бревне, подальше от шума воды и улыбался. Однако выражение его лица переменилось, когда Мари подошла ближе. Оно стало жестким и каким-то… обиженным?

Мари не поняла, в чем дело.

— Тебя долго не было, — холодно отметил он.

Мари вздохнула, усаживаясь рядом.

— Прости. В последнее время, знаешь… всё стало по-другому.

— По-другому, — кивнул он. — Понятно.

Ошарашенная гневом в его голосе, Мари вгляделась в его лицо. Что произошло? Она, конечно, тоже скучала, но разве это повод для такой угрюмости?

Курт молчал, глядя на водопад и кидая мелкие камушки в озеро. Пожав плечами, Мари решила ему не докучать. Хочет посидеть в тишине — пожалуйста.

Она вытянула из косы ленту, достала из кармана нитку с иголкой и принялась вышивать свое имя. Эту задачу она откладывала настолько долго, насколько могла. Но праздник уже завтра, и Варин начал беспокоиться, будет ли Мари готова к танцам.

— Так как его зовут? — мрачно спросил Курт.

Мари вздрогнула от неожиданности, а потом непонимающе нахмурилась.

— Кого зовут?

— Того, для которого лента. Который такой интересный.

Курт с особой яростью выкинул очередной камешек в воду, а Мари потребовалось время, чтобы понять, о чем он говорит.

— Ты мне завидуешь! — воскликнула она.

Он надулся еще сильнее, глядя в пространство.

— Вовсе нет.

Мари не сдержала улыбку. Она ничего не могла с собой поделать и чувствовала себя немного самодовольно, хотя ей совсем не хотелось идти на танцы. Год назад она волновалась, что Курт не захочет с ней водится без книги, а теперь он сам переживает, что потеряет ее. И ей это приятно.

— Курт, почему ты не можешь пойти со мной?

— Ты знаешь, почему. Отец мне не позволит.

— А мой отец вынуждает меня идти.

Курт приподнял бровь и посмотрел на нее с недоверием. Когда он заговорил, его слова звучали одновременно обиженно и с издевкой.

— Этот человек заставляет тебя идти на танцы? — он покачал головой. — Спасибо. Теперь я уверен, что ты выдумываешь. Лучше бы сказала правду.

— Но так и есть!

Мари отложила вышивку и придвинулась к нему поближе, заставляя взглянуть на себя. Она сидела, закинув ногу на ногу. Помнится, бабушка говорила, что это неприлично, но ни Курт, ни лесные существа, кажется, не возражали.

— Отец думает, что мне пойдет это на пользу, — пояснила Мари. — Я иду только потому, что он хочет, чтобы я пошла.

— Откуда такой внезапный интерес? — Курт всё еще хмурился. — Зимой ему было плевать, жива ты или мертва.

— Он вспомнил о матери.

Курт усмехнулся и ничего не ответил. Тогда Мари вздохнула.

— Я знаю, что он бывает ужасен, но…

— Он чуть не заставил тебя умереть с голоду! — выпалил Курт. — И он бы это сделал, если бы не…

Он осекся, но Мари прекрасно поняла, что он хотел сказать.

— Я не забыла об этом, — тихо сказала Мари. — Никогда не забуду. Но моя мать умерла, Курт. Он единственный родитель, который у меня остался. И он хочет любить меня. Разве ты бы не ожидал чего-то такого от своего отца?

— Наверное, — буркнул Курт.

Мари вздохнула с облегчением. Они помолчали еще немного, прежде чем Курт спросил:

— Тебя точно никто не пригласил на танцы?

Он уже не хмурился, но всё еще звучал обиженно. Мари одарила его самой широкой из всех своих улыбок.

— Точно. Я уже говорила отцу, что никто не захочет со мной танцевать. Это пустая трата времени.

Курт выдохнул и проворчал:

— Слушай, мы собираемся заняться делом или нет?

— Каким?

— Я хотел тебе рассказать, как хранить овощи и травы, но если ты слишком занята этими своими танцами…

— Курт!

Мари схватила ленту и шлепнула ею Курта по голове.

— Я забью тебя до смерти этой лентой, если ты не прекратишь дуться!

— Хорошо, хорошо!

Он рассмеялся и вскинул руки наверх. Остаток дня и весь вечер Мари провела, внимательно слушая его инструкции о том. Курт, казалось, гордился своими необычными знаниями, которые все остальные мальчишки посчитали бы недостойными их внимания. Но Мари уже привыкла, что Курт — необычный мальчик. Он всё еще был полон загадок, но она решила, что ей просто нужно больше времени, чтобы разгадать их все.

*

На следующий вечер Мари шла по Валду рядом с отцом, изо всех сил стараясь выглядеть счастливее, чем была на самом деле. Она надела алое мамино платье, и это усиливало ее боль и растерянность. Будто она еще раз признала, что Амалия мертва.

Пока одежда лежала в сундуке, казалось, что платья просто ждут, когда их хозяйка придет домой. Вынимать их и даже заделывать дырки, которые проделала, моль оказалось не так уж и плохо. Мари часами вдыхала аромат матери, прежде чем всё постирать. Но носить эти платья — это совсем другое дело. Это значило, что Амалия уже никогда не вернется.

И хотя Мари казалось, что она уже с этим смирилась, новое напоминание грозило убить ее на месте. Она чуть не притворилась больной, чтобы остаться дома, но когда увидела взгляд Варина, не смогла повернуть назад.

Слезы собрались в уголках его глаз, а искренняя нежная улыбка осветила лицо.

— Ты так похожа на нее, Мари, — прошептал он.

С этими словами он протянул дочери руку, и они пошли на площадь.

— Знаешь, твоя мама танцевала лучше всех у нас в деревне, — сказал Варин.

Мари заинтересовалась и стала слушать его внимательнее.

— Мы так и встретились, — продолжил отец. — Я вытянул ее ленту и получил первый танец.

— Мама говорила, вы встретили в День всех святых, а не на кануне.

Ухмылка Варина стала шире и хитрее.

— Почти. Мы увиделись за год до танца, когда она выходила из церкви. Твой дедушка меня заметил и потащил твою маму домой, но от меня так просто не отделаться. Я украдкой смотрел на нее весь год и знал, что точно женюсь на этой девушке. Ты бы видела своего деда, когда я вытащил ее ленту!

Громогласный смех Варина пролетел по тихой улице, и Мари пришлось улыбнуться вместе с ним. Когда отец находил что-то смешным за пределами таверны, этот момент нужно ловить.

— Повезло тебе, что ты вытянул ее ленту, — сказала Мари.

— На самом деле, я подкупил главу деревни.

— Что?!

Мари ахнула, а отец рассмеялся еще сильнее. Танец с лентой не был для нее священным, но она знала несколько семейных пар, которые поженились только из-за него. Они верили, что Создатель соединил их таким образом, хотя святые мужи проповедовали против этих древних суеверий.