Сглотнув ком в горле, Мари задала самый глупый вопрос из всех, что ее терзали.

— А где я буду жить?

Ее слова были едва слышны даже ей самой.

— Боже мой, Мари, — простонал Курт. Его лицо исказилось от боли, — ты правда заставишь меня произнести это вслух?

Он провел рукой по волосам.

— Ты будешь жить здесь, — отрезал отец Курта. — В лесу, вместе со стаей.

— Нет! — Мари испытала прилив решимости, который подкинул ее на ноги. — Я ненавижу этот лес! Я не собираюсь жить в месте без солнца только потому, что меня кто-то когда-то укусил!

Она шагнула к Курту и неуклюже схватила его за рукав, пытаясь найти в его лице проблеск жалости и хоть какой-то признак надежды. Пусть сейчас он рассмеется и скажет, что всё это — лишь неудачная шутка. А потом они вместе покинут лес и отправятся к холодному морю, чтобы смотреть на девушек-рыб.

Но его лицо не выражало ничего, кроме печали.

— Прекрати реветь! — прогремел отец Курта.

Мари только сейчас осознала, что ее щеки мокрые от слез.

— Тебе же будет лучше, если примешь свою судьбу сейчас. У тебя нет выбора.

Мари почувствовала, как Курт схватил ее за обе руки. Он что-то сказал ей, но что именно — она расслышала. Лес вокруг нее начал наклоняться, а земля уходить из-под ног с удивительной скоростью.

— Это было жестоко, — тихо, но твердо сказал Курт.

— Ей нужно было это услышать, — ответил ему отец.

Его тяжелые шаги захрустели, когда он повернулся, чтобы уйти, но перед уходом он еще раз остановился.

— Ты думаешь, что знаешь её, — сказал он сыну, — но это не больше, чем детские игры. Чем раньше ты ее сломаешь, тем быстрее исцелишь. Они все одинаковые.

Пальцы Курта нежно погладили волосы Мари. Ей вдруг пришло в голову, что она больше не в вертикальном положении. Более того, ее глаза больше не открыты. Она лежит на коленях Курта, и он укачивает ее, как ребенка.

— Возможно, — сказал он, — я не хочу, чтобы моя жена умерла от разбитого сердца до того, как поседеет.

Каждое его слово было острым и холодным, как ледяная буря.

— Придержи язык, — тем же тоном ответил его отец. — И прояви уважение к мертвым.

— Сколько умерло до матери, а? Двое? Трое? Поверь, я уважаю ее память больше, чем ты когда-либо уважал ее!

— О, ты правда думаешь, что у тебя будет по-другому? — прорычал отец. — Запомни — когда она увидит жизнь, которая ей рядом с тобой уготована, вся ваша мнимая любовь сойдет на нет! Она попытается убежать, и тебе придется ее вернуть. А потом снова и снова, пока она узнает свое место. И даже когда она остановится, она будет ненавидеть тебя. Пойми это сейчас и перестань паясничать!

Тяжелые шаги возобновились, и отец Курта ушел в темноту. Мари все еще была слишком ослаблена, чтобы даже попытаться встать. После всего, что она услышала, последнее, что ей хотелось сделать — это покинуть руки Курта. Вопреки всему этому безумию и даже против собственной воли она ощутила в них покой.

Курт долго сидел, обнимая Мари. Сколько раз она представляла, что он держит ее так близко? Обнимает ее так крепко? Даже после того, как она покинула Валд, она мечтала о Курте. Почему ее мечты должны были сбыться именно так?

Истощенная до невозможности, Мари почти была готова провалиться в сон, когда Курт прижался губами к ее уху и прошептал:

— Я так по тебе скучал.

Голоса разбудили Мари, и она поняла, что ее голова раскалывалась. Ей потребовалась пара секунд, чтобы понять, где она находится. Точно не в своей маленькой комнатке под чердаком у Эллисов. Больше в Тагеле.

События предыдущего вечера обрушились на нее убийственной волной, и она решила, что больше не будет вставать. Никогда. Волки, Курт, магия, проклятия и даже пропавшая миссис Данст — ей хотелось, чтобы всё оказалось кошмарным сном. Пусть они все проваливают в Геенну.

— Ты сам подумай! — звенел голос за дверью. — Она верит в добрую магию! Она могла бы покончить с этим раз и навсегда!

Кажется, это Криган.

— Не позволяй отцу всё это услышать, — сухо ответил Курт, — иначе вы с дядей получите по ушам.

Мари сморгнула остатки сна и получше оглядела комнату, в которую ее вчера принесли. Просторная. Стены из светлых бревен и широкое окно, через которое падал серый лесной свет.

Напротив кровати висела тонкая книжная полка. Маленький письменный стол стоял в углу возле двери. Шторы на окне сшиты из тонкого розового кружева — они, наверняка, когда-то были красивым, но сейчас выглядели настолько ветхими, что, казалось, вот-вот развалятся.

На тумбочке у кровати стояла пустая тарелка, оставшаяся тут с вечера. Сначала, когда Мари принесли скромный ужин, она подумывала оставить его не тронутым. Ей не хотелось, чтобы волки не решили, что она готова с ними сотрудничать, но ее желудок протестовал, и в итоге она решила выразить свое неудовольствие по-другому.

Пока она лежала, раздался стук в дверь, который заставил ее вздрогнуть. Раздраженная, она подскочила и принялась искать свой плащ. До только сейчас нее дошло, что она всё еще во вчерашнем платье, а где теперь достать новые — понятия не имеет.

— Мари, это Курт, — послышались из-за двери приглушенные слова.

— Минуточку, — отозвалась она.

Как бы Мари на него не злилась, но представать перед ним взъерошенной и заспанной у нее не было ни малейшего желания. Если ее собирались держать тут насильно, то она хотя бы будет выглядеть достойно.

Она подбежала к небольшому тазу с холодной водой, наспех умылась и заглянула в круглое зеркало, изо всех сил стараясь укротить свои непослушные светлые локоны. Темные круги под глазами так просто не прогнать, увы.

Наконец, Мари открыла дверь и увидела Курта, стоящего там с тарелкой яиц, парой булочек и чашкой горячего чая. Как бы ни было трудно это признавать, еда пахла восхитительно. К ее ужасу, ее живот подумал так же и громко заурчал.

Курт попытался скрыть улыбку, протягивая ей поднос.

— Уже почти полдень, — сказал он. — Я подумал, что ты можешь быть голодна.

Мари вздохнула, взяла еду и вернулась на кровать.

Курт взял стул и сел в дверях. Мари попыталась сосредоточиться на своем завтраке, а не на эффектном молодом человеке, пристально наблюдающим за ней. Даже не глядя на Курта, она прекрасно осознавала, что теперь он выглядит мужчиной во всех отношениях.

И ей захотелось изучить каждый дюйм его лица. Хотелось понять, осталось ли там хоть что-нибудь от того мальчика, которого она любила. Но пялиться на него было бы в высшей степени неуместно. Не хватало только, чтобы он подумал, что она подчинилась планам стаи на счет нее.

Как бы она ни относилась к Курту, ни одна эмоция не позволила бы ей просто принять судьбу, которую они ей тут напридумывали.

— Когда закончишь, — прервал Курт неловкое молчание, — я хочу тебе кое-что показать.

Мари метнула в него холодный взгляд и молча продолжила жевать. Ей страшно хотелось ответить ему какой-нибудь колкостью, он ведь солгал ей. Даже нет, не так, — он врал ей с самой первой их встречи. Знал всё про то, что от нее хотят горожане и волки, но не обмолвился ни единым словом, чтобы ее спасти. И даже после того, как он отослал ее в Тагель, он вернул ее обратно в этом место одиночества и ужаса.

Единственное, что мешало Мари излить на Курта бурный поток обвинений, это осознание того факта, что он недавно потерял мать.

Мари ела настолько медленно, насколько это возможно, но всё-таки еда закончилась. Она вздохнула, проглотила остатки чая и встала, показывая, что готова идти. Нехотя она последовала за Куртом из его дома. Когда они вышли, она поняла, что это тот самый дом, на который она случайно вышла много лет назад. Но на этот раз они пошли не в сторону леса, и Мари ахнула от картины, которая ей открылась.

Она ожидала увидеть что угодно, но только не целое поселение. Тут и там, укрытые огромными деревьями, стояли маленькие домики — бревенчатые, с соломенными крышами, очень похожие на те, в которых жили люди на окраине Валда. Люди сновали туда-сюда, занятые каждый своей работой.