— Почти нет, — понизил голос Олег, — но одна все-таки имеется.

— Какая же? — Спросил я.

— Один из академ-гвардейцев выжил, — Ответил Петрин, — выжил и даже видел нападавшего.

— И вчера он пришел в себя. Кажется, уже может говорить.

— Нам придется допросить его, — посмотрел Фомин на часы, — он лежит в военном госпитале, что в северной части города. А там посещение только до полудня. Если успеем, то сможем поговорить с гвардейцем.

— Ну что ж, — я встал из-за стола, — тогда давайте поговорим.

Пять дней до вышеописанных событий.

Где-то в Москве.

Мясницкий закончил круг почти на треть. Когда за дверью грохнуло, он даже не вздрогнул. Только поднял взгляд от пола.

Герцог понимал, что круг материи — последнее, что он сделает в своей жизни. Скудная еда, тяжелая работа и постоянное беспокойство уже подкосили здоровье старика. Долго ему не протянуть.

Когда стало ясно, что снаружи, в помещениях подземного комплекса Ордена, идет бой, он воспринял это спокойно. Лишь мысли о его внучке не давали Мясницкому покоя. Герцог искренне считал, что Тамара — лучшее, что было в его жизни. И только ее судьба беспокоила его сейчас. Он надеялся, что Орловский сможет защитить ее. Самому Мясницкому уже не представится такая возможность.

Дверь с грохотом распахнулась, и внутрь вбежали два гвардейца Ордена.

— Старик! — Крикнул один, — ты можешь держать оружие?

— Это Мясницкий, — возразил второй, — он же предатель!

— Роялисты жмут по всем фронтам! После смерти Провидца половина Ордена разбежалась! Если мы хотим прорваться наружу и выжить, нам нужен каждый, кто сможет сражаться! Старик, ты хочешь жить⁈

— Смерти Провидца? — Мясницкий сел на колени.

Внезапно грудь первого гвардейца разорвалась кровавыми брызгами. Он даже не вскрикнул, рухнул навзничь, как подкошенный.

Заорал второй, но крик — последнее, что он успел сделать, перед тем, как лопнула его голова. Кровавые ошметки и куски мозга брызнули во все стороны. Кусочки черепа защелкали о каменный пол. Тело рухнуло.

Мясницкий с трудом встал, сгорбившись уставился на вход. Внутрь ввалились около десятка солдат-роялистов в черных мундирах. Их вел лидер — высокий и мощный мужик в черном плаще и железной маске. С ним был помощник, одетый также, он был худощав и ниже здоровяка.

— Князь Сикорский, — изумился Мясницкий, — когда здоровяк снял железную маску, — Ты переметнулся к Роялистам?

— Сновидец сделал предложение, — низким урчащим голосом проговорил князь, — от которого сложно было отказаться.

— Отец, — прозвучало из-под маски того, кого Мясницкий посчитал помощником Сикорского, — этот еще шевелится. Живучий сукин сын, — он указал на гвардейца с пробитой грудью.

— Так добей, — Сикорский даже не посмотрел на сына, — приказ был ясен — весь орден под нож.

— Прекрасно, — Мясницкий даже улыбнулся, — этот треклятый круг меня вымотал. Только сделайте это быстро.

— О, нет, герцог, — бесстрастное выражение лица князя даже не изменилось, — тебя приказано доставить живым.

— Куда доставить?

Сикорский младший извлек проводник и добил раненного Руптисом в голову.

— Старика схватить, — начал Сикорский.

— Господин, а круг? — Обратился к нему один из солдат-роялистов.

— Сновидец велел забрать и его. Начинайте выковыривать пиктограмму из пола. Если испортите, новый круг будет написан вашей кровью.

Военный госпиталь Екатеринодара.

Настоящий момент.

— Здравствуйте, — сказал Фомин облысевшему и худощавому старику в форме военного медбрата, который сидел за широкой стойкой регистрации посетителей.

Старик не отреагировал. Продолжил водить взглядом по записям большой книги, лежавшей перед ним.

— Доброе утро, — повторил Фомин, — он что, глухой? — оглянулся он и осмотрел нас взглядом.

— У военной аристократии даже в медвойсках дурацкая привычка развилась, — скривил губы Петрин, — сидеть на своих должностях до упора, пока вперед ногами не вынесут.

— Прошу прощения, уважаемый, — сказал я погромче, пройдя вперед.

Мужик снова не среагировал, так и водил взглядом по строчкам рукописного текста. Я нахмурился. Перевалившись через стойку, хлопнул книжкой, закрыв ее перед лицом упрямца. Тот даже не вздрогнул. Медленно поднял ко мне слезящиеся бесцветные глаза.

— Что вы себе позволяете? — Проскрипел он неприятным голосом.

— Это вы позволяете себе неуважение к ожидающим господам. Игнорируете нас, — проговорил я холодно.

— Да как вы смеете? — Он выпятил впалую грудь, — я дворянин!

— И тогда, ваше поведение вас не красит еще сильнее.

— Господа, — раздался моложавый голос, — прошу простить Евгения. Почему вы снова конфликтуете с посетителями, Евгений Сидорович?

У стойки, откуда ни возьмись, появился высокий, худощавый врач в больших очках. Очки совершенно не гармонировали с квадратным лицом и мощным подбородком врача.

— Дожили, — забухтел старик, — ни манер, ни воспитания у современного дворянства…

— Прошу, будьте снисходительны, — проговорил врач примирительно, — сделайте скидку на возраст Евгения.

— Ему, кажется, пора на пенсию, — хохотнул Петрин.

— Не дождетесь, — скрипнул старик из-за стойки.

Все уставились на него. Замолчали. Первым нарушил тишину врач:

— Что вы хотели?

— Нам нужно поговорить с Игорем Прилепиным, — Фомин прочел имя выжившего по бумажке, — академ-гвардейцем, который лежит у вас уже несколько дней.

— Это тот, что после несчастного случая на тренировочных полях? — Спросил врач.

Мы переглянулись. Кажется, в академии сочинили какую-то легенду для всех пострадавших, чтобы скрыть то, что произошло на самом деле.

Фомин снова опустил взгляд в бумажку, потом посмотрел на врача. Ответил:

— Да.

— Вы родственники раненого? Из дома Прилепиных поступило распоряжение пускать только родственников. Там считают, что несчастный случай, совсем неслучайность. И все еще бояться за его жизнь.

— Да, — удивил всех Петрин, — мы его родственники.

Я посмотрел на молодого прокуратора с укором. Он растерянно пожал плечами. Фомин обернулся к нему, нахмурившись.

— Очень хорошо, — кивнул врач, — прошу, вас продемонстрировать гербы рода.

— Мой напарник погорячился, — улыбнулся Фомин растерянно, — мы не родственники раненного.

— Тогда сожалею, но я, как ответственный за это крыло госпиталя, должен отказать вам.

— Не рубите с плеча, доктор, — улыбнулся Фомин, — я имперский прокуратор из дома Фоминых, это — он указал на меня и Петрина, — мои помощники. Мы ведем расследование несчастного случая, и скажу вам по секрету, он и правда был неслучайностью. Возможно, тут имеет место нарушение кодекса.

— Из дома Фоминых? Дома-хранителя? — удивился врач, — рад встречи! Очень приятно познакомиться с представителем такой знатной семьи. Однако, пропустить я вас все равно не могу.

— Это прокураторское расследование, — сказал Петрин жестко, — а вы ему препятствуете.

— Если оно официальное, — приподнял врач свой мощный подбородок, — тогда прошу вас показать ордер гильдии, или же приказ имперской службы прокураторов.

По растерянным взглядам Фомина и Петрина я понял, что ни того ни другого у них нет. Еще бы, ведь расследование никакое не официальное.

— Кажется, я оставил ордер в штабе гильдии, — вклинился я, притворно похлопал по карманам, — мы вернемся за ним, и тут же явимся к вам.

— С ордером на руках я вас сразу пропущу.

Оба прокуратора нахмурились, недоуменно посмотрели на меня.

— Отлично. Тогда, чтобы мы не отвлекали вас от работы, скажите этаж и номер палаты, в котором лечится господин Прилепин. Мы вернемся очень скоро и надеемся, что, — я указал на старика, — Евгений нам поможет. Не хотелось бы отвлекать вас по пустякам.

— Этаж этот, четвертый. А палата тридцать семь, — кивнул врач, — будет ордер, будет и проход. Только поторопитесь, после двух мы не принимаем посетителей.