Тогда Зверь опустил свою голову еще раз. На это раз он с хрустом откусил чудовищу голову. Тот час же Тень разлилась в черную жижу, которая почти сразу испарилась.
Зверь победил. Он выпрямился и сел, как сторожевой пес, выпятил массивную грудь, уставившись куда-то на полумесяц луны.
— Серконис, — прошептала Света.
— Что? — Тома удивленно оторвала взгляд от Зверя и посмотрела на сновидицу.
— Черный Бог-Волк Серконис, — сказала она, — это он. Пророчество — это правда!
— Какое Пророчество? — Удивилась Тома.
А потом Зверь завыл. Все, кто был в галерее, вздрогнули. Тома почувствовала, как холодок пробежал по спине, снова посмотрела на Зверя.
Он выл. Но она видела, как черная шкура стала превращаться в дым, а потом и вовсе развеялась. Там, где только что был верный Бог-Волк по имени Серконис, без сознания лежал Игнат Орловский.
* * *
Я открыл глаза, глубоко вздохнул. Первое, что я увидел — мазаный белой известью потолок. Пару мгновений мне было необходимо, чтобы осознать, что я лежу в теплой кровати. Из небольшого окошка в такой же мазаной стене пробивался теплый свет.
Да и мне самому было тепло. Я попытался пошевелиться, но понял, что это не так просто. Чье-то теплое тело привалило меня. Я чувствовал на себе нежность чужой кожи.
— Не вставай, — промурчала Катя, — полежи со мной немного. В последнее время мы не так часто видимся, как хотелось бы.
Понимание происходящего медленно являлось ко мне. Я лежал в кровати, а Катя, положив голову мне на грудь а ножку на бедра, лежала рядом. Она была теплой, словно уже жива.
— Как я здесь оказался? — Проговорил я хрипловато.
— Я не знаю. Я вернулась домой, а ты лежишь здесь, на кровати. Лежишь и сладко спишь. Я решила побыть с тобой.
— Чувствую себя уставшим, — сказал я, вглядываясь в потолок, — а во рту вкус крови.
— Ты уничтожил подосланного убийцу, — Катя приподнялась на локтях, — я видела это через твои глаза, — она заглянула мне в лицо.
Я же удивился ее красивым семеричным и пухлым губам, изящным скулам и тонкой челюсти. Ее белой коже, по которой так скучал.
— Теперь, — вздохнула она, — осталось только выяснить, кем этот убийца был.
— Я не очень помню, — признался я, — помню… смерть Лодычева. Помню отрывистые сцены драки. Словно сменяющие друг друга картины. Помню имя. Серконис. Кто-то будто бы назвал меня так.
— Знаешь, — девушка села сверху, мне на бедра, поцеловала в губы, а потом проговорила, — как я соскучилась.
— Знаю, — улыбнулся я.
Она прижалась ко мне, пропустила руки под шеей и обняла. Так мы пролежали некоторое время. Пролежали в абсолютной тишине. Потом девушка поднялась, сбросив с нас тонкое покрывало. Она была обнажена. Я любовался ее изгибами и красивым подтянутым животом. Положил руки на талию.
— Я очень скучала, — посмотрела на меня Катя из-под длинных бровей.
Я резко поднялся, обхватил ее за талию так, что она аж вскрикнула. Впился в губы. Спустя мгновение нас захлестнула страсть.
— Серконис, — сказала Катя, когда все закончилось, а она все также лежала на моей груди, — какое-то знакомое имя. Будто бы я когда-то слышала его.
— Я с ним не знаком, — сказал я тихо.
Мы снова немного помолчали. В нигде, было уютно и спокойно. Я решил не думать ни о чем, пока нахожусь здесь, в этом сладком сне.
— Я разгадала заклинание, которое мы так долго собирали с тобой. Оно звучит так: я мечтаю найти тело и возродится.
— Шестиступенчатое, — сказал я, — состоит из шести слов.
— Верно. Было тяжело разобраться. Но когда я нашла его, то почувствовала такую легкость, что сразу все поняла.
— Осталось заполучить круг материи, — сказал я, — и раздобыть ингредиенты для твоего нового тела. Если второе сделать довольно просто, то первое уже сложнее. Придется вырвать круг из мертвых рук моих врагов.
— Ты это сделаешь, Паша.
— Сделаю, — сказал я,и приманил к себе Катю, поцеловал ее в губы.
Когда я открыл глаза уже в реальном мире, первое, что увидел — сновидицу Свету.
Девушка сидела у моей кровати, держа в руках черную книгу. Ту самую, где была заключена память отца моего нынешнего тела.
— Света, — я попробовал пошевелиться и почувствовал, как болит голова, — ты че тут делаешь?
Она не ответила, раскрыла книгу и тут же принялась шариться по пустым, казалось бы, страницам.
В нигде мне было хорошо и легко. Здесь же, в реальном мире, тело болело так, будто я целые сутки таскал тяжести.
— Почему ты ничего мне не сказал⁈ — С настоящей претензией сказала Света.
— Не сказал что? — Не понял я.
— А. Вот, — она остановилась на такой же, как другие, пустой странице, — лучше, конечно, читать это через сомниум, но долго. Попробуем жестким путем. Дай руку.
Без задней мысли я протянул ей ладонь. Девушка схватила ее. В руках Света блеснула булавка. Она кольнула мой палец и тут же капнула кровью на странице.
Я увидел, что именно эта страница была отмечена большим восклицательным знаком. Как только моя кровь попала на бумагу книги, на ней тотчас же стало что-то проявляться.
Я нахмурился, когда увидел, что это черный, сделанный от руки рисунок. Рисунок черного зверя, покрытого красными глазами.
— Вот! — Света развернула в мою сторону книгу.
— Что это? — Повторил я, не понимая, что она хочет этим сказать.
— Почему ты не сказал мне, что ты божество⁈
Глава 21
— Чего? — Рассмеялся я, — какое еще божество?
— Черный Бог-Волк Серконис, — будто бы удивилась Света.
— Никогда об этом не слышал, — Я встал на кровати.
— Ну вот же! — Она стала тыкать в черную книгу, — вот он!
— Да я вижу, — я взял дневник в руки, принялся рассматривать картину, — и правда, похоже на одну из моих сил.
— Откуда это у тебя? — Раскрыла глаза Света, — откуда эта сила⁈
— Ну уж не от божества. И никаким богом-зверем я точно не являюсь. Поверь. Я вообще не верю в богов.
— Да я тоже! Можно?
Я вернул Елене дневник.
— Смотри, — внимательно начала листать страницы девушка, — часть информации в книгу засунул твой отец, да. Но не все из этого — его воспоминания. Далеко не все. Я бы сказала, меньшая часть.
— А остальное?
— А остальное это текст из другой книги. Ночного труда, одного забытого предсказателя.
Не ответив, я вопросительно приподнял бровь.
— Ты когда-нибудь слышал про Ивана Звягинцева?
— Слышал, — кивнул я, — это маг-ученый из прошлого века. Кажется, он пытался докопаться до сущности источника маны. Понять, что же это, на самом деле такое, и почему, когда началась, большая война мана стала уходить из родовитых семей.
— Да, — Лена кивнула, — когда я начинала учиться сновидчеству, в моей академии все еще изучали труды Звягинцева. Но, — она смущенно опустила глаза, — я недоучилась, а сейчас, по слухам, его работы запрещены на территории всей империи.
— Почему?
— Не знаю, — пожала плечами она.
— Дай угадаю. В черной книге содержатся воспоминания о его запрещенном труде?
— Не просто воспоминания. А целые тексты! Похоже, твой отец заучил их наизусть и запечатал в книгу через сомниум. Запечатал так, чтобы мало кто смог докопаться. У меня же была твоя кровь. Ну и сам — она указала на свою подушку, расшитую золотыми узорами, — сам сомниум. Поэтому я и смогла их расшифровать.
— И о чем там? В этом труде? — Посмотрел я уже с интересом.
— Конечно, — Света встала и заговорила тоном, которым обычно вещают отличницы, — многие работы Звягинцева считаются ненаучными. Другие околонаучными. А по-настоящему научных всего несколько, — Света презабавно зашагала по комнате, — можно назвать настоящими плодами науки. То, что здесь, в книге, не считается научно обоснованным. Да и я бы никогда в жизни в это не поверила, если бы не вчерашняя ночь. Ты явил собой то, о чем он пишет здесь.
— О божествах? — Хмыкнул я.