— Отвечай, тварь!

Рамов прокашлялся, оплевал себе подбородок. А потом расплылся в жутковатой улыбке, словно психопат.

— А ты и правда силен, Замятин. Но со Сновидцем никто не сравниться в искусстве взаимодействия с маной. Здесь он сильнее тебя.

— Ага. А еще он отлично улепётывает. Но я не об этом спрашиваю. Ты — роялист. Что вам, паскудам, нужно в академии? Меня решили прикончить? Зачем ты, тварь, убивал гвардейцев в стенах школы?

— Это был, — он рассмеялся, — не я!

— Лжешь.

— Это Тень, — он расхохотался громче.

Кажется, у Рамова случилась какая-то истерика. Он хохотал как ненормальный, едва стоя на ослабших после моего удара ногах.

— И Тень гораздо ближе, чем ты думаешь! Сейчас ее нет здесь, на юге. Ведь недаром убийства прекратились!

— Хватит болтать загадками. Говори четко и ясно.

Рамов не унимался. Смех так и лился из него. Широко раскрыв рот, он запрокинул голову, громко захохотал. Я чертыхнулся и сплюнул. Очень захотелось врезать ему по роже. Я взглянул на свою травмированную левую. Когда действие споры прошло, она снова повисла плетью.

— Да заткнись ты, — встряхнул я его, и тот посмотрел на меня.

В этот самый момент я запрокинул голову назад так, что шейные позвонки хрустнули. С размаха я врезал лбом в широкую улыбку Рамова.

Тот всхлипнул и грохнулся на задницу. Я вытер кровь, сочащуюся из ранок, что оставили его зубы на моем лбу.

— Шука! — Он стал плеваться зубами, отхаркивать сгустки крови, — ты мне фубы пефеломав!

— Твой смех меня раздражает. Может, так ты будешь меньше ржать и больше говорить.

Рамов отплевался снова, посмотрел на меня снизу вверх.

— Если ты расскажешь мне все. У тебя будет шанс выжить. Может быть, когда-нибудь даже сможешь начать возрождение своего рода, — проговорил я, — конечно, после отсидки за решеткой.

— Йа не убифал тех гфардейсеф! — При каждом разговоре он плевался кровью.

Черная форма учительского состава академии покрылась влажными пятнами крови на груди.

— А кто?

— Тень. Это фделала Тень.

— Что такое тень?

Он улыбнулся окровавленным ртом.

— Фкоро увнаеф…

— Узнаю что?

— Когда Фновидеф придеф фюда… кхе… кхе… пфу! — Сплюнул он кровавую слюну, потом полез в рот и скривившись выдрал зуб, отбросил, — на Юг, то ты не фпрячефся от него!

— Что ему нужно на юге?

— Геката, — прошипел он и снова сплюнул, — и сила фтарого ифточника.

— Старого источника?

— Когда он фнова напитает филой фтарого ифточника свое тело, то фтанет непобедим! — Рамов улыбнулся, — и я буду там, когда это флучится!

Он положил ладони на пол теневого пространства, и тут же стал проваливаться в него. Подонок пытался уйти из тенехождения.

Я было бросился к нему, но почти сразу замер. Понял, что что-то пошло у Рамова не так. Красные глаза, которыми были усеяны стены и потолок, пристально смотрели на Седрика. Седрик же, закричал.

Он вопил, как зверь, барахтаясь в тенях, превратившихся в черную жижу.

— Оно в моей голове! Голове! — Хватал он свое лицо, — Эти глаза!

— Посмотри мне в глаза, — раздалось внезапно вокруг.

Я отпрянул, принялся осматриваться.

Этот голос был нечеловеческим. Он звучал, словно сотни голосов сплелись вместе.

— Посмотри мне в глаза, Седрик Рамов… Посмотри в них…

Каждый красный глаз зверя уставился на орущего Рамова. Внезапно тот успокоился. Застрявший в полу по пояс, он просто уставился куда-то поверх моей головы. Я обернулся. На стене, за моей спиной, светилась пара самых больших глаз. В них блестели хищные огоньки.

— Зверь, — сглотнул я, — зверь из черной споры.

Глаза закрылись. Вообще, все глаза. А потом они потекли, словно реки к Рамову. Тот принялся кричать снова. Глаза превращались в черную жижу и облепляли роялиста. Я смотрел на все это, приготовив проводник к бою.

Крик Рамова стал глуше, потом прекратился. Существо из тьмы стало принимать форму.

— За-а-а-ам-я-я-ят-и-и-и-н, — потянуло оно мое имя.

— Зверь, — ответил я ровным тоном.

Чудовище приняло волчий вид, по-собачьи уселось передо мной. Его вытянутая безглазая морда была обращена ко мне так, будто Зверь рассматривал мое лицо.

— Что ты сделал с роялистом? Он нужен мне живым.

— Он нужен и мне, — прозвучало будто со всех сторон, — чтобы иметь форму и возможность поговорить с тобой. Я не мог не воспользоваться таким удачным стечением обстоятельств. Уж извини за прямоту.

— Кто ты такой? — Я указал на существо, сотканное из тьмы, проводником.

— Опусти оружие, Павел. Или ты решил направить его против себя самого? — Проговорил Зверь.

— Ты — это не я, — мотнул я головой, — ты лишь порождение черной споры, которое по какой-то необъяснимой причине имеет свой разум, — я посмотрел на Зверя исподлобья.

— Я — это ты, Павел. Желание властвовать и защищать, убивать и спасать жизни, получить могущество и распоряжаться им по своему усмотрению, — пророкотал Зверь, — все это я. И все это ты. Я — отпечаток сильной стороны твоей личности.

— Я никогда не искал власти, — мотнул я головой.

— И потому ты собирался жениться на хранительнице? Чтобы избежать власти? Не ври себе, Павел. Наше с Катей потомство будет всемогущим. Это тебе и нужно.

— Я ее люблю, — нахмурился я.

— Это лишь приятное дополнение к твоей цели. Ты ведь хочешь, чтобы твой дом был великим, ведь так? Хочешь, чтобы близкие всегда были в безопасности. А в этом жестоком мире лишь власть дает такие возможности, — на лбу Зверя раскрылся единственный красный глаз, — ты знаешь это. Я тоже знаю. Потому что я — отражение твоих амбиций.

Я задумался. Он говорил верно. То, что мои родители, как я думал, погибли, а невеста пропала — сильно повлияло на меня. Я правда всю жизнь стремился к безопасности для своих близких. Но то, что говорит Зверь, это будто бы мои гипертрофированные стремления.

— Верно, — он кивнул, явно прочитав мои мысли, — у сильнейших всегда будут враги. А главная слабость сильнейших — близкие. Чтобы их обезопасить нужна невероятная сила, порождающая чудовищную власть. Сила божества. Божества, что ты носишь. Мы носим в своем сердце, — поправился Зверь.

— Чего ты хочешь? Зачем решил поговорить? Мне надоели эти загадки, демон.

— Называешь сам себя демоном? — Пасть зверя растянулась в жутковатой улыбке многочисленных белых зубов, — как самокритично.

— Мы — не одно и то же. Ты лишь магия. Черная спора. И я пока что не знаю, как она работает. Потому ты кажешься мне загадочным. И, — я сжал проводник крепче, — ответь на мой вопрос.

Зверь спрятал белые клыки и закрыл свой глаз. Все глаза. Ведь их были сотни. Сотни глаз, усеевающих его черное, как смоль, тело.

— Что я хочу? Передать послание.

— От кого?

Зверь приподнял голову, посмотрел вверх, потом снова на меня.

— Что там? — Я тоже обратил взгляд к пустому черному небу теневого пространства, — от кого?

Зверь снова посмотрел вверх.

— У всего есть свой источник, — начал он, — у меня тоже. У тебя тоже. У Сновидца. Даже у Екатерины когда-то был. Я несу тебе предупреждение Источника.

— Источника черной споры? — Я немного опустил проводник.

— Нет никакой черной споры. Есть первородная мана. И она отражает то, что в душе мага, который ее использовал.

— Черная спора… — начал я.

— Это первородная мана, прошедшая через черные души Провидца и Сновидца. Он поделился ей с самыми верными своими приспешниками и скрыл от тех, в ком сомневался.

— Роялисты и Орден Новой Маны, — догадался я.

Зверь кивнул.

— И он попытался убить ею и тебя. Но твоя душа очистила отравленную Сновидцем Первородную Ману, и ты оказался достаточно силен, чтобы поставить ее себе на службу.

— Черная спора… — повторил я.

— Это не черная спора. Разве ты видел, чтобы у кого-то из роялистов она работала так же, как у тебя?

— Нет. Но это тоже жуткая черная магия.