— Не понял. Что за унитарианство?

— Секта, — ответил Дуган.

— Это не секта, — возразила женщина. Она оттолкнулась от стены почти с той же ловкостью, какую ранее продемонстрировал Маршалл, поймала поручень и зависла передо мной. — Это вполне достойная религия, а командор Маршалл — истинный верующий. Я проверила его цифровой профиль. Кстати, я изучила профили всех, кто занимает в экспедиции ключевые посты, прежде чем подписаться на это дело. А вы, ребята, разве нет?

По моим ощущениям, сейчас был не лучший момент для признания, что я слишком стремился сбежать от гангстеров с пыточными инструментами, поэтому играть в детектива в социальных сетях мне было некогда, так что я молча помотал головой. Брюнетка рассмеялась:

— Да ты шутишь! Ты же понимаешь, что эти люди будут распоряжаться нами по своему усмотрению до конца жизни. И тебе не пришло в голову поинтересоваться, кто они?

— Нет, — ответил я. — Я об этом не подумал.

Дуган снова расхохотался. Я уже решил для себя, что его смех мне не нравится.

— Он бы не стал ничего выяснять, — заявил он. — Тебя же, наверное, мобилизовали, да? Небось отбывал срок в тюрьме, или откуда ты взялся?

— Что? Нет, в тюрьме я не сидел, и никто меня не мобилизовывал. Меня избрали для этой миссии, как вас.

— Ага, — сказал Дуган. — Избрали, мобилизовали; как ни назови, суть в том, что выбора у тебя не было.

Я покачал головой:

— Ты плохо слушал. Выбор у меня был. Я сам пришел в рекрутинговое агентство два дня назад. Милая дама по имени Гвен провела со мной собеседование. Она сказала, что у меня отличное резюме и моя кандидатура им полностью подходит.

Оба вытаращились в изумлении, будто я у них на глазах отрастил вторую голову.

— Ты шутишь, — наконец брякнул Дуган.

— Нет, — сказал я. — Не шучу.

— А можно поинтересоваться, если не возражаешь: чем ты вообще думал? — спросила брюнетка.

Я уже хотел выложить все начистоту, про Дариуса Бланка и все остальное, но в последний момент у меня хватило благоразумия сдержаться. Не хотелось, чтобы люди, с которыми мне предстояло провести остаток жизни, считали меня преступником.

— Это неважно, — сказал я. — Важно лишь то, что я вызвался добровольцем, никогда не сидел в тюрьме и не изучал ничьи профили в соцсетях, прежде чем записаться в команду.

— Я тоже не изучал, — признался Дуган. — Ребята, это ведь первая экспедиция с Мидгарда! Я был уверен, что для основания новой колонии по умолчанию отберут лучших из лучших. Просто не верится, что они назначили унитария командовать парадом.

— Религиозные взгляды командора вряд ли кого-то коснутся, — заявила наша новая знакомая. — Кроме разве что этого парня. — Она печально взглянула на меня, после чего протянула руку Дугану: — Кстати, я Бри. Из отдела сельского хозяйства. Полагаю, мы будем работать вместе.

Остальные новоприбывшие к тому времени рассосались — видимо, чтобы застолбить себе гамак. Пока Бри с Дуганом, улыбаясь, пожимали друг другу руки, у меня начали закрадываться подозрения, что мой гениальный план побега с планеты может оказаться провальным.

— Послушайте, — обратился я к ним, — не хочу показаться идиотом, но не могли бы вы объяснить, какое отношение ко мне имеют религиозные взгляды Маршалла?

Бри повернулась ко мне. На лице у нее было ясно написано, что она находит Дугана намного более интересным собеседником, а вот я, похоже, ей неприятен и мое присутствие начинает действовать на нервы.

— Основополагающей доктриной унитарианской церкви является вера в уникальность каждой души.

— Э-э…

— Они против биопечати клонов, — пояснил Дуган. — Унитарии свято верят, что одному телу полагается одна душа, и если тело умирает, душа умирает вместе с ним.

— Верно, — поддержала его Бри. — Что, по их мнению, означает следующее: клонированное тело с загруженными в него данными личности владельца является, по сути, бездушным монстром.

— Ага, — поддакнул Дуган. — Противоестественной мерзостью.

— Не вполне человеком.

Биолог кивнул.

— На самом деле просто нечеловеком.

— Хм, тогда мне…

— Не повезло, да, — подтвердила Бри.

— Эй, гляди веселей, — подбодрил меня Дуган. — Ты, конечно, расходник, но тебя еще ни разу не пускали в расход, я прав? В смысле, пока что ты оригинал самого себя.

— Пока да, — согласился я. — Я всего два дня как завербовался в экспедицию. У меня не было времени даже разобраться, как происходит загрузка данных. В любом случае сейчас я пребываю в том самом теле, в котором родился.

— Вот и отлично! — воскликнул Дуган, хлопнув меня по плечу. — Чтобы не вызвать неудовольствие Маршалла, постарайся в нем и остаться.

Хороший совет, брат, а главное — полезный.

Странно, почему я ему не последовал?

Обычно я стараюсь никуда не опаздывать, особенно когда опоздание напрямую влечет за собой уменьшение рациона. Впрочем, приходить заранее я тоже не люблю, и эта нелюбовь усиливается вдвойне, если речь идет о том, чтобы пораньше явиться на разнос к Иерониму Маршаллу. Я нога за ногу иду по коридорам, дважды останавливаюсь поговорить с людьми, а дойдя до кабинета, болтаюсь под дверью до тех пор, пока часы на экране не показывают 10:29, и только тогда стучу.

— Войдите.

Дверь распахивается. Маршалл сидит перед низеньким столом из металлопластика. Он наклонился в кресле вперед, локти на подлокотниках, руки сцеплены в замок на животе. Напротив него, вполоборота ко мне, сидит Берто.

— Закройте дверь, — говорит Маршалл, — и садитесь.

Я беру стул и устраиваюсь рядом с Берто. Командор смотрит на нас, не произнося ни слова, пока молчание не становится невыносимым.

— Итак, — не выдерживает Берто, но Маршалл обрывает его одним взглядом.

— Вы, Барнс, — говорит он. — Назовите номер своей копии.

— Э-э… Восьмой? — отвечаю я.

Он удивленно вздергивает бровь:

— Вы как будто не уверены.

— Номер не выжжен у меня на загривке, сэр, и обычно я не помню, как умираю. Мне известно, что я Восьмой, потому что вы же мне об этом и сообщили.

— Но вы ведь помните, как вылезли из бака?

Я кошусь на Берто. Он смотрит прямо перед собой.

— Вообще-то нет, сэр. Я полностью прихожу в сознание лишь через несколько часов. Обычно первое воспоминание такое: я просыпаюсь в своей постели с жутким похмельем.

Лицо Маршалла темнеет, хотя выражение не меняется.

— Учитывая, что на Нифльхейме у вас нет доступа к алкоголю, мистер Барнс, мы можем смело предположить, что подобный неприятный опыт связан с перезагрузкой данных, а не трехдневным запоем. А вы как считаете?

Я мог бы сострить в ответ, но чувствую, что сейчас не время умничать.

— Да, сэр, — оттарабаниваю я. — Думаю, это верное предположение.

— И сколько раз такое с вами происходило, мистер Барнс?

— Семь раз, сэр!

— То есть вы восьмая копия Микки Барнса, верно?

— Да, сэр. Я Микки-восемь.

Маршалл долго сверлит меня пристальным взглядом, потом поворачивается к Берто:

— Гомес. Почему перед нами восьмая копия мистера Барнса?

— Гм… сэр, — мнется Берто. — По протоколу мы должны в любой момент иметь полнофункционального расходника.

— И что дальше?

— А дальше… вчера седьмая копия перестала функционировать. Поэтому, согласно протоколу, я подал заявление на создание Микки-восемь.

— Спасибо, Гомес, — говорит Маршалл, — за столь официальный доклад. Мне даже на минуту почудилось, что вы действительно озабочены соблюдением протокола.

— Сэр! — вскидывается Берто, но командор только качает головой:

— Оставьте это, сынок. Объясните мне, пожалуйста, своими словами, а не цитатами, взятыми из боевого устава, как именно вы умудрились вчера вечером спустить в унитаз семьдесят пять килограммов белка и кальция.

На самом деле во мне примерно семьдесят один килограмм, и большая часть этого веса — вода, запасов которой у нас более чем достаточно в наметенных снаружи сугробах. Однако момент, чтобы озвучить свои выкладки, не самый удачный.