Нэша смеется.

— Знаешь что, Микки? Ты слишком много думаешь. Раздевайся и иди сюда. Тебе нужно обеспечить временный отток крови от мозга.

Я таращусь на нее.

— Давай, Седьмой, — подхватывает мой клон. — Мы и так уже извращенцы, правда? Отомстит за нас Нэша или нет, мы оба рискуем вскоре нырнуть в люк для утилизации отходов. Давай хоть повеселимся напоследок.

Следующие два часа были самыми странными в моей жизни. Вряд ли мне захочется о них рассказывать.

Но для ясности: я ни о чем не жалею.

Мы еще не успеваем отойти от истомы после секса, уютно устроившись в постели — я почти свешиваюсь с одной стороны кровати, Восьмой — с другой, а Нэша зажата между нашими телами, — когда раздается стук в дверь. Нэша как раз описывает Восьмому, как славно мы проведем время, пока одного из нас не отправят в утиль, но прерывается на полуслове и с шипением втягивает сквозь зубы воздух.

Стук повторяется.

— Мне ответить? — шепчу я. — Я могу попытаться избавиться от них.

Восьмой тянется через Нэшу и шлепает меня ладонью по лбу.

— Заткнись, — шипит он. — Это, наверное, Берто. Если мы не отзовемся, он уйдет.

— Микки? Ты тут?

Черт. Это не Берто.

Поерзав в кровати, Нэша прижимается губами к моему уху:

— Ты же закрыл дверь на защелку, да?

Ручка поворачивается с тихим щелчком, и на пол ложится полоска света.

— Нет, — шепчу я. — Не закрыл.

— Микки?

Вот зараза. Что же делать-то?

Дверь распахивается.

— Привет, — говорит Восьмой. — Чен, верно? Рад тебя видеть.

Кошка смотрит на нас, беззвучно открывая и закрывая рот.

— Кошка, закрой дверь, — прошу я. — Давай все обсудим.

Она мотает головой.

— Кошка!

Я сажусь в кровати и протягиваю к ней руки. Она отступает на полшага назад.

— Что ты творишь, Микки?

— А на что похоже? — спрашивает Нэша. — Или присоединяйся к нам, Чен, или выметайся. Но в любом случае закрой дверь.

Кошка, крутанувшись на каблуках, разворачивается и выбегает, оставляя дверь открытой.

— Думаю, нам с Восьмым лучше не светиться, — замечает Нэша.

Я вылезаю из постели и захлопываю дверь. На этот раз я не забываю закрыть ее на замок.

— Плохо дело, — говорю я, опускаясь на стул.

— Она и так знала о нас, — отмахивается Восьмой. — Ты же сам ей рассказал, так что ничего не изменилось.

Его слова не лишены смысла. Тогда почему сердце пытается выпрыгнуть у меня из груди?

— Ничего страшного, — утешает Нэша. — Возвращайся в постель, Микки.

Я делаю глубокий вдох, задерживаю дыхание и медленно выдыхаю. Может, они правы?

Не правы. Я точно знаю, что нет.

Но теперь уже ничего не поделаешь. Я откидываю простыню и забираюсь обратно в кровать. Нэша поворачивается и встречает меня поцелуем.

— Расслабься, Микки. Давай поспим.

Я просыпаюсь в темноте от лязга взломанного замка. После этого пространство прорезают яркие лучи, а затем низкий мужской голос произносит: «Да вы издеваетесь!» Я щурюсь от света, падающего из коридора. Двое головорезов из службы безопасности втискиваются в мой отсек. Оба вооружены огнеметами.

— Ни хрена себе, — говорит тот, что поменьше. — Люди, вы вообще в своем уме?

Другой качает головой:

— Не имеет значения. А ну-ка, подъем, все трое. И оденьтесь, ради бога. Вам предстоит свидание с рециклером.

Я теряю присутствие духа.

И оттого, что я его теряю, мне еще поганее, чем от самой потери.

Нэша имеет полное право паниковать: ее ни разу не отправляли на казнь. Но мне нет оправдания. Мог бы уже и привыкнуть. Однажды меня казнили трижды за две недели.

Колониальный корабль не приземляется в буквальном смысле, когда достигает пункта назначения. Большая часть конструкции, переносящей людей от одной звезды к другой, годится исключительно для космоса. Корабль слишком громоздкий и хрупкий, чтобы выдержать вход в атмосферу или гравитационное поле. Колонисты спускаются с орбиты группами, каждая перевозит часть оборудования.

Первым на поверхность Нифльхейма, всего через несколько часов после выхода на орбиту, приземлился спускаемый аппарат, пилотируемый Нэшей и несущий на борту камеру биоизоляции, две команды — медиков и биологов — и меня.

К тому времени мы уже знали, что и с климатом, и с атмосферой нашего нового дома вышла промашка. Поняв, что мы не сможем находиться снаружи без ребризеров, Маршалл всерьез рассматривал план Б: развернуться и лететь к запасной планете. Но после долгих обсуждений, иногда переходящих в яростную перепалку, Дугану и нескольким другим спецам из биологического отдела удалось убедить командора, что, внедрив в экосистему искусственно созданные водоросли, мы сможем довести парциальное давление кислорода в атмосфере до жизнеобеспечивающего уровня в разумные сроки. «Разумные» в данном случае означало, что это не обязательно случится в пределах продолжительности жизни кого-либо из взрослых членов экспедиции, но, возможно, при жизни некоторых эмбрионов, которых мы везли в трюме.

Кажется, я уже упоминал ранее, что шансы подобных экспедиций при переориентации на вторичную цель стремятся к нулю, поэтому в конце концов Маршалл согласился на Нифльхейм.

Первоочередная задача для любой новой колонии — определить, есть ли в местной микробиоте организмы, которые могут представлять опасность для здоровья человека.

Для справки: в любой местной микробиоте всегда есть организмы, которые не только могут, но и наверняка будут представлять опасность для здоровья человека.

Естественно, это определяется путем воздействия на расходника экспедиции всего и вся, что можно выделить из местной почвы. Затем остается только ждать и смотреть, что произойдет с расходником.

Мы пробыли на поверхности меньше суток, когда Нэша поцеловала меня на прощание и потрепала по щеке, после чего лаборант медцентра Аркадий отвел меня в изолятор. Последнее, что он сделал, прежде чем оставить меня одного, — надел мне на голову сканирующий шлем для непрерывной загрузки. Когда я спросил, для чего, он ответил:

— Вероятнее всего, позже вас попросят описать свои ощущения.

— Да неужели? — возмутился я. — Если вы собираетесь заразить меня супергерпесом, прекрасно, это моя работа. Но почему я должен запоминать свои мучения?

Аркадий пожал плечами, вышел из комнаты и закрыл дверь.

Изолирующая камера представляла собой цилиндр: в ширину, если вытянуть руки в стороны, я мог почти коснуться стен, а в высоту — встать в полный рост, не ударившись головой. В центре стоял металлический стул, он же при необходимости превращался в унитаз, если отодвинуть крышку сиденья; в потолке находилось вентиляционное отверстие, а в стене напротив двери — выдвижной ящик, где мне оставили немного еды на тот случай, если умру я не сразу. Не успел я сесть, как зашипела вентиляция.

— Сделайте несколько глубоких вдохов, — велел Аркадий по внутренней связи. — Постарайтесь дышать ртом, если не возражаете.

Я не возражал, потому что воздух, выходящий из вентиляционного отверстия, пах собачьим дерьмом.

Да и на вкус напоминал его же.

Примерно через минуту вентиляционное отверстие закрылось с громким щелчком.

— Спасибо, — сказал Аркадий. — Устраивайтесь поудобнее. Это может занять некоторое время.

Я с трудом подавил в себе желание сказать, что мне жаль доставлять ему столько хлопот и что я постараюсь умереть как можно быстрее.

Через несколько минут в крохотном окошечке в двери показалось лицо Нэши.

— Привет, — сказала она. — Как там у тебя дела?

Я скривился:

— Лучше всех. — Потом указал на ящик у меня за спиной: — Мне тут оставили перекусить.

Она улыбнулась:

— Повезло тебе. У нас из еды только паста из рециклера и вода.