<ЧерныйШершень>: …

<ЧерныйШершень>: Ладно, Микки. Тебе решать.

<ЧерныйШершень>: Но ты ведь знаешь, что я попыталась бы тебя вытащить?

<Микки-7>: Да, Нэша. Знаю.

Она умолкает, а я наблюдаю, как поднимается и опадает шкала приема. Нэша кружит над местом падения, проводит триангуляцию. Пытается засечь точные координаты моего сигнала.

Надо это прекратить.

<Микки-7>: Лети домой, Нэша. Я отключаюсь.

<ЧерныйШершень>: Ох…

<ЧерныйШершень>: Ладно…

<ЧерныйШершень>: Как ты собираешься это сделать?

<Микки-7>: Что?

<ЧерныйШершень>: Уйти, Микки. Я не хочу, чтобы ты мучился, как Пятый. Оружие у тебя есть?

<Микки-7>: He-а. Выронил огнемет при падении. Но если честно, я все равно не стал бы приканчивать себя с его помощью. Наверное, это быстро, но…

<Черный Шершень>: Да, наверное, не стоит. А как насчет ножа? Или ледоруба?

<Микки-7>: Нет и еще раз нет. Да и как ты себе представляешь самоубийство ледорубом?

<ЧерныйШершень>: Не знаю. Он же острый, да? Им можно тюкнуть себя по лбу, ну или как-то так.

<Микки-7>: Слушай, Нэша, я понимаю, ты пытаешься помочь, но…

<ЧерныйШершень>: Можно разгерметизировать ребризер. Не знаю, что убьет тебя первым: низкое содержание кислорода или высокое — углекислого газа, но в любом случае через несколько минут все будет кончено.

<Микки-7>: Да, такого я еще не пробовал, но мне кажется, что медленное удушение — не моя фишка.

<ЧерныйШершень>: Тогда что ты собираешься сделать?

<Микки-7>: Планирую замерзнуть насмерть.

<ЧерныйШершень>: Да, должно сработать. Мирная кончина, правда?

<Микки-7>: Надеюсь.

Индикатор сигнала резко падает и дрожит возле нулевой отметки. Наверное, Нэша зависла на самом краю зоны приема.

<ЧерныйШершень>: Слушай, а ты загружен?

<Микки-7>: Несколько недель не обновлялся.

<ЧерныйШершень>: Почему не загружал данные?

Меньше всего мне сейчас хочется отвечать на этот вопрос.

<Микки-7>: Наверное, просто лень было.

<ЧерныйШершень>: …

<ЧерныйШершень>: Милый, мне ужасно жаль. Честно.

<ЧерныйШершень>: Хочешь, я останусь на связи?

<Микки-7>: Нет. Процесс может затянуться, а правила тебе известны: если убьешься на задании, обратно не приходи. Тебе нужно вернуться под купол.

<ЧерныйШершень>: Ты уверен?

<Микки-7>: Да, уверен.

<ЧерныйШершень>: Люблю тебя, Мик! Когда завтра увидимся, непременно расскажу, что сегодня ты погиб как профи.

<Микки-7>: Спасибо, Нэша! Я тоже тебя люблю.

<ЧерныйШершень>: Пока, Микки!

Я моргаю и закрываю окно коммуникатора, потом слежу, как уровень сигнала Нэши сползает до нуля. Берто уже давно вне зоны приема. Я смотрю наверх. Отверстие провала зияет надо мной, как дырка в жопе дьявола, и неважно, загружен я или нет, но внезапно мысль о смерти вызывает у меня протест. Я трясу головой и поднимаюсь на ноги.

Вот вам мысленный эксперимент: представьте, что, ложась спать, вы не просто засыпаете. А умираете. Вы умираете, а утром на вашем месте просыпается кто-то другой. Он обладает всеми вашими воспоминаниями. Всеми надеждами, мечтами, страхами и желаниями. Он думает, что он — это вы, и так же считают все его друзья и родные. Однако он — не вы, а вы — не тот парень, что отправился спать вчера вечером. Вы существуете с того момента, как проснулись сегодня утром, и ваше существование прекратится, когда вечером вы снова закроете глаза. Спросите себя: что изменится от этого в вашей жизни? Сможете ли вы вообще почувствовать разницу?

А теперь вместо «уснул» подставьте «разбился, испарился, сгорел», и вы получите полное представление о моей жизни. Проблемы с ядерным реактором? Я тут как тут. Нужно протестировать новую неопробованную вакцину? Дайте две. Сварганили в самогонном аппарате абсент и боитесь отравиться? Я хлопну стакан за ваше здоровье, ублюдки. А если сдохну, вы всегда сможете сделать нового меня.

Светлая сторона бесконечного цикла умираний заключается в пусть дерьмовом, но бессмертии. Я не просто помню, что делал Микки-1. Я помню, как был им. Помню всё, кроме, может, последних минут его жизни. Он — я — умер из-за пробоины в корпусе корабля во время перелета. Микки-2 проснулся спустя несколько часов в полной уверенности, что ему тридцать один год и родился он не здесь, а на Мидгарде. И как знать — может, он был прав. Может, его глазами на мир смотрел тот самый первоначальный Микки Барнс. Как тут проверишь? И возможно, если сейчас я лягу на каменное дно расщелины, закрою глаза и разгерметизирую скафандр, то завтра утром проснусь уже Микки-8.

Но почему-то я в этом сомневаюсь.

Допустим, Нэша и Берто даже не заметят разницы, но на глубоко бессознательном уровне сам я буду точно знать, что умирал. И умер.

Здесь, внизу, я не могу засечь ни одного фотона в видимом спектре, но окуляры улавливают достаточно коротких инфракрасных волн — хватает, чтобы осмотреться. Оказывается, из центральной пещеры расходится с полдюжины туннелей. И все они ведут наклонно вниз.

Так быть не должно.

Это противоречит всем данным.

Туннели напоминают старые русла, по которым текли потоки раскаленной лавы, но, согласно наблюдениям с орбиты, в радиусе тысячи километров от этого места никакой вулканической активности нет и быть не может. Ее отсутствие было одним из доводов в числе прочих в пользу выбора места для первой базы — даже несмотря на сильную удаленность от экватора, где дерьмовый климат этой дурацкой планеты все-таки чуть получше, чем здесь. Я медленно обхожу пещеру. Все туннели выглядят одинаково: круглого сечения, около трех метров в диаметре. Из глубины исходит слабое свечение, и рациональная часть рассудка подсказывает, что тут явно имеет место перепад температур: в туннелях теплее, — в то время как первобытная часть мозга вопит, что они ведут прямиком в ад. Между входами в любые два соседних туннеля я насчитываю ровно по шесть шагов.

И это тоже неправильно.

Но тратить время на беспокойство бессмысленно. Я выбираю туннель и шагаю внутрь.

Однако после получаса пути меня начинают одолевать сомнения: возможно, все-таки стоило предупредить Нэшу, что я вовсе не собираюсь сидеть и ждать смерти. Тогда она смогла бы уговорить Берто придержать рапорт о моей пропаже без вести до того момента, когда я действительно погибну — если вообще погибну. Морально-этические нормы Альянса весьма растяжимы, но на заре биопечати новых тел и загрузки личностей произошло несколько неприятных инцидентов, поэтому сейчас в большинстве колоний лучше оказаться серийным убийцей или похитителем детей, чем стать мультиклоном.

Я открываю окно коммуникатора, но, конечно, сигнал здесь вообще не проходит. Между мной и поверхностью лежит толща скальной породы. Наверное, это и к лучшему. Я уверен, Нэша не стала спасать меня лишь потому, что я наплел ей о множественных переломах при падении. Если бы она знала, что я могу передвигаться самостоятельно и повреждения ограничиваются шишкой на голове да растянутым запястьем, она бы немедленно развернулась и предприняла попытку вытащить меня, хочу я того или нет.

Я не могу этого допустить. Нэша — лучшее, что случилось в моей жизни за последние девять лет, и если она погибнет из-за меня, я не смогу ужиться сам с собой: совесть замучит.

Не смогу — а придется. Ведь я в самом прямом смысле слова не способен умереть. Во всяком случае, так, чтобы оставаться мертвым.

Так или иначе, теперь Нэша вряд ли сможет меня найти, даже если захочет. Здесь, внизу, что-то вроде муравьиной фермы с ответвляющимися туннелями через каждые десять метров. Я старался выбирать те, которые вроде бы ведут наверх, а не вниз, но, похоже, не слишком преуспел и теперь понятия не имею, в каком направлении вообще двигаюсь.