Вместе с ветром, кружась в безумном вальсе губительного мора, с земли поднимался маслянистый туман. Его толстые щупальца протянулись к лицу Джейса, выстилая внутреннюю поверхность легких мага пленкой летучей скверны. Словно мутная взвесь в воде, он то расходился, то сгущался вновь, но даже в моменты прояснений Джейс не мог видеть дальше, чем на тридцать футов, а при самом худшем раскладе сам Болас мог бы спокойно приземлиться рядом с ним на расстоянии вытянутой руки и остаться незамеченным.
Вдобавок ко всему заморосил легкий дождик – но не из капель воды, а из человеческих зубов.
– Лилиана! – Джейс практически ощущал, как его слова уносятся в никуда вместе с губительным ветром. – Лилиана! – он звал снова и снова, то и дело заходясь в надрывном кашле, звал, пока не охрип, но ответа так и не получил.
В отчаянии он применил свою силу. Это было не совсем заклинание, а скорее дикий и спонтанный выброс неоформленной маны. Перед Джейсом развернулась неосязаемая завеса, заслонив его от убийственной бури. Пускай и ненадолго, но она укрепила его тело. Озноб начал пропадать, и, несмотря на то, что бушующий ветер все еще грозился сбить его с ног, он обнаружил, что может спокойно дышать. Даже изнеможение перестало давить на его плечи с прежней силой, хотя и не исчезло окончательно.
Пригибаясь под порывами ужасного ветра и все еще заслоняя лицо рукой, Джейс пустился в путь – и, лишь сделав первый шаг, он понял, что земля, на которой он стоял, была вовсе не землей.
Перед ним раскинулась бескрайняя равнина из плоти, бледной, словно труп недельной давности, и столь же податливой. Она неприятно проминалась и растягивалась под подошвами его сапог. Почти никакая растительность не покрывала эту жуткую почву, по крайней мере, насколько позволяла видеть непрекращающаяся буря: лишь тут и там виднелись пятна слоистого лишайника, напоминающего заразное поражение гниющей кожи. Редкие холмы были огромными волдырями, вздувшимися на теле мира, а небольшие полости, образовавшиеся в тех местах, где что-то прорвало плоть, заполняла гнойная слизь, пронизанная пульсирующими венами.
Джейс почувствовал, как его желудок подкатил к горлу, а волосы на всем теле встали дыбом, как будто хотели вырваться и сбежать отсюда как можно дальше, бросив своего глупого хозяина. В этот миг и встреча с Николом Боласом, и преследование Теззерета, и все остальное вдруг перестало иметь значение. Если бы Лилиана была рядом, если бы Джейс не потерял ее в этой кошмарной буре, он бы сейчас же повернул назад и из последних сил бросился бы прочь из Гриксиза, чтобы никогда больше сюда не возвращаться.
Но Лилиана где-то заблудилась – а может быть, заблудился он сам; как бы то ни было, Джейс подождал, пока пройдет приступ тошноты, и продолжил путь. Его голова раскалывалась от окружающих звуков и от напряжения, с которым он высматривал следы Лилианы, одновременно пытаясь поддерживать свою непрочную магическую завесу, частично прикрывающую его от бури.
Десять ярдов, двадцать, пятьдесят, и он почувствовал, как спускается в чашеобразную впадину, язву в гниющей плоти. И тут, когда Джейс уже решил, что хуже быть не может, Гриксиз доказал ему, что он ошибается.
Зыбкая поверхность разошлась у него под ногами, и к нему жадно потянулись мертвые руки.
Поначалу их было всего три или четыре, но вскоре показались десятки других. Из могил, которые были вырыты прямо в мясе, а потом заросли сверху, из опухолевых абсцессов, внутри которых тела просто-напросто растворялись, поглощаемые почвой, под бушующий шторм проворно выбирались мертвецы. Большинство из них когда-то были людьми, но попадались и огры, а многие представляли собой изувеченные останки существ, которых Джейс никогда раньше не встречал. От некоторых остались лишь кости; другие могли похвастаться обрывками дряблой липкой кожи, свисающими с гниющих мышц и сухожилий. Все они тянулись к Джейсу, пытались схватить его, упорно ползли к вожделенному источнику жизни, который был столь необходим им, чтобы разжечь едва тлеющие угли их собственного внутреннего пламени.
Некоторые из них рассыпались тут же, не успев толком вылезти на поверхность – их крохи жизни забрал неукротимый и ненасытный ветер, который, как видно, не щадил и мертвецов. Но другие оказались куда крепче. Хотя ветер успел оторвать от них лоскуты кожи, мышцы и даже кости, они, тем не менее, продолжали приближаться к желанной добыче. Подгоняемые инстинктом, превосходящим обычный голод, они были готовы на все, чтобы вдоволь напиться его жизненной силы и еще хоть ненадолго продлить свое мучительное жалкое существование.
Джейс попятился прочь от надвигающегося ужаса, но отступать было некуда: мертвецы тянулись к нему из-под земли со всех сторон, словно гниющие костлявые заросли. Он поднимался по склону спиной вперед, двигаясь уже по направлению ветра, а не против него, и с каждым шагом все больше рискуя потерять равновесие. В отчаянии Джейс швырял в толпу ковыляющих покойников одно заклинание за другим, но все было напрасно. Движимые лишь голодом, они не имели сознания, которое мог бы подчинить себе маг разума. Чуя сладкий запах его жизни, они не сбавляли шага и не отвлекались даже на самые искусные иллюзии. При этом Джейс не мог призвать кого-либо, кто мог бы противостоять буре, не прервав при этом своей концентрации на мистической защите, оберегавшей от безжалостных порывов ветра его самого.
Вместо этого он решил воздействовать не на самих мертвецов, а на ту магию, что позволяла им двигаться. Предельно сосредоточившись, он начал расплетать нити маны, которые привязывали обрывки душ к этим ходячим остовам, позволяя сгибаться окоченевшим суставам и напрягаться безжизненным мускулам. Выбросив вперед руку, как будто швыряя невидимое копье, Джейс развеял ману внутри сразу двух ползущих зомби. Те обмякли и упали, теперь уже по-настоящему замертво.
Но они продолжали наступать, а он продолжал пятиться, и всякий раз, когда он отсекал последние остатки жизни у одного мертвеца, на его место тут же вставали трое других. Силы стремительно покидали Джейса, ведь он был вынужден сражаться не с обычным колдовством некроманта, а с естественным порядком вещей этого невозможного мира. Скоро он уже не сможет даже замедлить приближение орды нежити – но это было неважно, потому что смертоносная буря искромсает его волшебный щит и высосет из него всю жизнь прежде, чем первый покойник вцепится в его тело своей немертвой хваткой.
Джейс задался вопросом, может ли он рассчитывать на настоящую и окончательную смерть, или же ему суждено стать таким же, как они, погрузиться в сон под гниющей кожей мира, чтобы восстать от неутолимой жажды при первом же приближении живого существа?
Ползучие полчища подступили к нему так близко, что при каждом шаге он наступал уже не на мясистую почву, а на скрюченные цепкие пальцы. Он споткнулся, чуть не упал, и почувствовал, как первая из множества рук сомкнулась на его лодыжке.
Но едва пальцы сжались, продавив плоть мага почти до костей, как внезапно мертвецы застыли, образовав на земле неподвижный ковер из жестких окоченевших тел. Только их сгнившие глазные яблоки продолжали вращаться в орбитах, взирая на ярость карающей бури.
И, словно богиня, сошедшая с небес, среди ревущих ветров появилась Лилиана. Раскинув руки и запрокинув голову в неописуемом экстазе, она парила в окружении потрескивающей черной ауры, которая свободно исходила из ее бледной кожи. Письмена на ее спине горели темным огнем, как будто ее кожа разошлась, обнажив бездонную пустоту под ней. Не обращая внимания на бурю, она плавно опускалась, пока ее ноги не коснулись отвратительной земли; при этом порывы ветра нисколько не потревожили ее прическу и одежду.
– Э-э…, – начал Джейс.
– Это невероятно! – хотя Лилиана говорила почти шепотом, ее голос был прекрасно слышен даже сквозь завывания ветра. Она повернулась к магу, и Джейс непременно упал бы, если бы застывший мертвец до сих пор не держал его за ногу. Черный туман струился у нее из глаз, которые сами стали темнее безлунной ночи; изо рта во время разговора; и даже из-под ногтей на руках, вливаясь в чернильную ауру, которая удерживала ее в воздухе.
