Лейтенант Албин, пошатываясь и прихрамывая, пересек кабинет и рухнул в кресло. Изрыгая проклятья при каждом вздохе, он некоторое время пытался найти удобную позу, при которой повязка на бедре не натягивалась бы, добавляя к постоянной ноющей боли яркие обжигающие вспышки. Он проклинал узников, которые его ранили, Семнера, который втянул его в это дело, и городские власти, которые платили ему жалкие гроши, вынуждая брать взятки, чтобы обеспечить себе достойное существование.

Он проклинал свой стол, заваленный формами и предписаниями. Черт бы их побрал, пускай валяются!

А еще он проклинал сквозняк, доносившийся от закрытой двери кабинета. Сквозняк, который он ощущал даже сквозь мундир.

Откуда, во имя всех богов и демонов, так дует? Кабинет лейтенанта находился в самом центре сторожевой башни, вдали от входов и выходов. Даже если бы все двери в здании вдруг распахнулись, ни один сквозняк не смог бы добраться досюда по извилистым коридорам. И, если какому-нибудь безумному божку не взбрело в голову поменять местами времена года, то любое дуновение с улицы должно было быть теплым и приятным. Сейчас же Албин чувствовал ледяное дыхание зимы.

Скрипнув креслом, он поднялся на трясущиеся ноги, и в тот же миг между ним и дверью разлилась тьма. Застилая все вокруг, с каменных плит пола взметнулся вихрь чернильно-черного дыма. Воздух в кабинете продолжал становиться все холоднее и холоднее, пока с каждым испуганным вздохом изо рта Албина не начал выходить пар, а зубы его не застучали со звуком стеклянных шариков, падающих на каменный пол.

Среди клубящейся тьмы вспыхнули два крохотных огонька, а следом за ними – еще два. Мерцая слабым желтоватым светом, точно гнилушки, они превратились в две пары глаз, неотрывно следивших за Албином из противоположных концов кабинета. Тьма вокруг глаз перестала клубиться и как будто обвисла. Из нее проступили смутные очертания рук с длинными когтями, огромных крыльев, сложенных за спиной, и ног, которые постепенно таяли, растворяясь в эфемерной колыбели ночи.

Они поплыли вперед, оставаясь при этом совершенно неподвижными. Албин не мог избавиться от жуткого ощущения, словно это он сам вместе со всем миром постепенно приближается к ним. Пальцы, состоявшие из клочьев кромешной темноты, потянулись к нему, и продажный стражник понял, что вот-вот завизжит от ужаса.

– Не вздумай кричать…, – под одной из пар глаз распахнулась светящаяся неровная пасть, но слова Албин услышал не ушами. Он почувствовал их нутром, будто вспомнив о давно забытых кошмарах. Этот тихий шепот едва не оглушил его, поскольку в нем звучали вопли тысяч неупокоенных мертвецов. – Не вздумай кричать, иначе мы вырвем твою душу из оков плоти и оставим пять твоих бестелесных чувств навеки прозябать в этой убогой комнате, беспомощно, безвестно, незримо…

Пытаясь сдержать рвущийся наружу крик, Албин прикусил язык и едва не захлебнулся собственной кровью.

Пальцы бездны с двух сторон сомкнулись на его предплечьях. Его тело обожгло холодом, в глазах помутилось, а в груди и висках застучало так, словно ему не хватало воздуха.

А затем его куда-то потащили! Продолжая чувствовать на себе железную хватку, неумолимую, как сама смерть, он начал проваливаться прямо сквозь стену позади. На миг Албина накрыла отвратительная тошнота, когда мир словно вывернулся наизнанку, а грубая структура камня проникла в его плоть, и он очутился снаружи. Земля ушла у него из-под ног. Он парил в воздухе, крепко схваченный теневыми тварями, от прикосновения которых стыла душа и трещали кости.

Его руки уже онемели, и обжигающий холод пополз вниз, к кончикам пальцев, и вверх, к плечам и груди, пока Албину не стало трудно дышать. Духи поднимали его все выше и выше, и вот уже бескрайние просторы Равники внизу стали казаться всего лишь картой пересекающихся мостов и дорог, а белые хлопья облаков перемешались с клочьями темноты, уносившими его ввысь

Тварь слева от него наклонилась ближе, и Албин готов был поклясться, что услышал ее мерзкое хихиканье.

– А вот теперь кричи сколько влезет.

Но он не мог даже набрать воздуха в грудь.

Преодолев добрых пол-округа, они упали вниз столь же стремительно, как до этого взмыли в холодное ночное небо. Полет завершился резкой остановкой прямо над старым складом неподалеку от доков, где дома были заметно ниже, а крыши – более плоскими. Они замерли, зависнув в нескольких футах над зданием.

И Албин, который был уверен, что теперь-то его уже ничто не сможет удивить, вытаращил глаза при виде пары, дожидавшейся его на крыше. У самого края расположился Каллист, свесив вниз двуручный меч стражника. Чуть поодаль, скрестив руки и положив ногу на ногу, сидела Лилиана. Ее губы беспрестанно шевелились, произнося звучное заклинание, а из-под опущенных век пробивалось такое же слабое желтое свечение, как и то, что очерчивало силуэты призрачных теней.

– Как вам полет, лейтенант? – грубовато осведомился Каллист.

– Я… Я…, – он не мог вымолвить ни слова.

– Я так и думал. Давай сразу перейдем к делу, Албин. У нас есть к тебе вопросы. Ты должен ответить на них быстро и честно, иначе тебе сильно не поздоровится.

Стражник почувствовал внезапный прилив согревающей надежды, достаточной для того, чтобы растопить ледяной ком у него в горле.

– Если я сделаю это, вы меня отпустите? Вы оставите меня в живых?

Каллист печально улыбнулся.

– Кажется, ты, Албин, так ничего и не понял. Фантомы уже убили тебя.

Каллист медленно поднял меч и безжалостно рассек им руки, ноги, грудь Албина.

Клинок не встретил ни малейшего сопротивления.

Наконец-то Албин нашел в себе силы закричать. Каллист терпеливо дожидался, пока он закончит, плашмя похлопывая себя клинком по ноге.

– Твое тело, – заговорил он вновь мягким, полным сочувствия голосом, – лежит на полу в твоем кабинете. Я думаю, его обнаружат только утром. Пойми, Албин, твой выбор сейчас состоит уже не в том, чтобы помочь нам и выжить, или отказаться и умереть. У тебя другие варианты – ты либо расскажешь нам все и упокоишься с миром, либо будешь упрямиться, и тогда мы позволим фантомам вдоволь позабавиться с твоей душой.

В голове мертвого Албина раздалось сдвоенное шипение, наполненное жаждой удовольствия, но даже оно не смогло заглушить пение некромантки.

И Албин, роняя призрачные слезы, начал рассказывать.

***

– Ты уверена, что готова пойти на такое? – спросил Каллист обеспокоенным шепотом уже в третий раз с того момента, как они свернули в переулок, и по меньшей мере в восьмой раз за все утро.

– Каллист?

– Да?

– Будет очень обидно, если мне придется прикончить тебя самой, не оставив людям Семнера шанса сделать это.

Ну все, понял Каллист. Она не остановится ни перед чем.

Призвать двух фантомов из преисподней не составило для Лилианы особого труда. Но вот на то, чтобы послать их на поиски Албина и продержать его душу в материальном мире до тех пор, пока он не даст все необходимые ответы, ей потребовалось бы гораздо больше усилий. Тут-то и пригодилась кровь лейтенанта, которую чародейка использовала в качестве якоря и маяка.

И все же Лилиане пришлось провести немало последующих часов за отдыхом и медитацией. Воды озера и окрестные берега переполняла мана, но она была богата жизненной силой и плохо подходила для некромантии. Чародейка выжала все, что смогла, из небольших заболоченных участков, разбросанных вдоль берега, и даже из колоний плесени, забившей канализационные трубы под Фавариалом, а затем устремила свой внутренний взор еще дальше, подпитываясь от Аварика и гораздо более удаленных мест. Она поклялась, что этого будет достаточно, но Каллист до сих пор считал, что Лилиана выглядит чересчур изможденной, хотя прошло уже несколько дней.

Каллист делал вид, что использует эту вынужденную задержку с пользой. Он раздобыл им новую одежду, чтобы не выделяться среди жителей среднего достатка. Покончив с этим, он не находил себе места до тех пор, пока Лилиана не восстановила силы. Однако, каким бы мучительным не было ожидание, оно, несомненно, того стоило.