Одного этого было бы достаточно, чтобы самый мягкосердечный человек забыл о всепрощении, а Каллист так и вовсе не отличался излишней добротой.

Но игра бы стоила свеч, если бы она сказала «да»…

Исчерпав в своем пьяном мозгу весь запас ругательств, Каллист уставился себе под ноги. Сейчас он даже не мог различить цвет сапог из кожи василиска, одной из немногих оставшихся у него роскошных вещей, столь жирно они были покрыты толстым слоем болотной тины, которая каждый раз после дождя обильно сочилась из-под брусчатки. Сапоги расплывались у него перед глазами. Каллист понял, что его сейчас стошнит, и рассердился, что дорогое ирримовое вино пропадет впустую. Однако мысль о том, что он может упасть на четвереньки прямо посреди дороги, заставила его взять себя в руки. Каллист все еще мог различить отголоски музыки и топот танцоров на празднике в честь Избавления, доносившиеся со стороны «Худого Конца». Он бы трижды возненавидел себя, если бы кто-нибудь из нынешних посетителей таверны решил пройтись по переулку и увидел, как его выворачивает наизнанку. Уверенной, но нетвердой походкой, которая помогла ему сойти за трезвого разве что в собственных глазах, Каллист двинулся дальше.

Округ Аварик был невелик, как и все окрестные поселения. Он находился на отшибе, и со всех сторон его окружали такие же захолустные районы, между которыми в некоторых местах прорывались на поверхность подземные болота – уродливые и смердящие язвы на стареющем лике Равники. Люди жили здесь только потому, что все прочие места, которые они могли себе позволить, были еще хуже, а нескольких грибных огородов хватало, чтобы прокормить целую ораву. И, хотя «Худой Конец» и дом, который Каллист делил с женщиной, повинной в его нынешнем нетрезвом состоянии, находились на противоположных концах Аварика, обычно между ними было всего двадцать минут ходьбы неспешным шагом.

Другое дело, что «обычно» ноги Каллиста не заплетались так сильно, как сейчас. К тому же он уже дважды умудрился свернуть не туда. Прошло больше получаса, но он все еще мог слышать далекие обрывки песен, а от уличного смрада уже начинало резать глаза…

К тому же ему срочно понадобилось уединиться, чтобы избавиться от излишков вина. Каллист взглянул себе под ноги, потом в ближайший проулок, – где было примерно по щиколотку болотной воды, щедро приправленной всевозможными отбросами, – пробормотал: «Да пошло бы оно все…», и свернул с улицы.

Его передернуло, когда сапог раздавил под водой что-то скользкое и упругое, но переполненный мочевой пузырь оказался сильнее беспокойства о сохранности обуви. Будь Каллист чуть трезвее, или, наоборот, чуть пьянее, он задумался бы о возможном столкновении с канализационными гоблинами, или даже с грибоподобными созданиями Гольгари, чудом пережившими соперничество и крах гильдий. Но сейчас ему было все равно.

Тяжело вздохнув, он справил нужду на грязную заднюю стену чьего-то дома и выбрался обратно на улицу, где едва не столкнулся с человеком, бредущим ему навстречу.

– О… Гариэл…, – поприветствовал его Каллист, изо всех сил пытаясь казаться трезвым.

– Каллист, ты, что ли? Чего это ты забыл в этой дыре, да еще и в такое время? Гоблы не боишься?

Каллист резко обернулся, в пьяном угаре почти надеясь увидеть за спиной банду отвратительных существ. Но там никого не оказалось, и он медленно опустился на грязную мостовую, пережидая очередной приступ тошноты.

Каллист взглянул на приятеля с раздражением, а тот не смог скрыть ухмылку. Внешне Гариэл был полной противоположностью Каллисту: темнокожий, мускулистый, высокий, с теплыми карими глазами, в то время как Каллист отличался бледностью, худобой, самым обычным ростом, а глаза у него были цвета морской волны. Вдобавок ко всему, Гариэл носил ухоженную бороду. Дело было не в моде Равники – в этом захолустье такого понятия вовсе не существовало. Гариэл просто-напросто всей душой ненавидел бриться. «Я позволю лезвию приблизиться к моему лицу лишь в одном случае, – сказал он как-то Каллисту, – если это будет столовый нож с нанизанной на него сосиской!» И если бы не одинаковый каштановый цвет волос, то двое молодых людей вполне могли бы сойти за представителей разных видов.

Должно быть, в выражении лица Каллиста промелькнуло нечто такое, что Гариэл заметил даже в неверном свете луны и тусклом сиянии камня-пламени, зажатого в его левом кулаке. Махнув рукой, Гариэл присел на грязную мостовую рядом с другом.

– Да, пил ты явно не на радостях, – протянул он, прислоняясь к стене.

Каллист покосился на него, судорожно стараясь придать своему лицу застывшее, безразличное выражение. В его взгляде читался вызов.

Повисла тишина, которую нарушал только писк башенного нетопыря, порхающего над болотистыми лужами между проезжей дорогой и дешевыми домами, стоявшими стена к стене.

– Выходит, она сказала «нет»? – наконец спросил Гариэл.

Плечи Каллиста поникли.

– Она сказала, что подумает.

Гариэл заставил себя усмехнуться, хотя от переживания за друга в висках у него тяжело застучала кровь.

– Ну и ладно. По крайней мере, это не отказ.

– Да брось ты, Гариэл, – Каллист с силой пнул комок грязи. – Когда это Лилиана давала себе труд о чем-то задуматься? Все, что она делает, она делает сразу, – он вздохнул и снова попытался сглотнуть отвратительный комок, подступивший к горлу, но тот, похоже, твердо решил остаться. – Мы с тобой оба знаем, что «я подумаю» на самом деле значит «я не хочу обижать тебя прямым отказом».

Гариэл хотел приободрить друга, но его язык как будто прилип к небу.

– Ну… Это… Сколько вы были вместе? Несколько месяцев?

– Да. С тех пор, как…

Он не договорил. Сколько Гариэл знал Каллиста, тот никогда не договаривал эту фразу до конца.

– Вот видишь! Несколько месяцев. Пусть пройдет еще немного времени. Если бы Лилиане хотелось все закончить, она бы не стала жалеть твои чувства. Сказала бы «все кончено», и точка. Может, в ближайшие пару-тройку лет…

Каллист невольно рассмеялся, хотя в этом смехе чувствовался яд цикуты.

– Именно. Ведь Лилиана так любит менять свои решения после того, как говорит, что не собирается менять своих решений.

На самом деле, за все время знакомства с Каллистом Лилиана поступила так лишь однажды.

Да и Гариэл слишком хорошо знал их обоих, чтобы в это вмешиваться. Но слова сорвались с его губ прежде, чем он успел задуматься о последствиях и заткнуться.

– Думаю, тебе стоит плюнуть на нее. В смысле, я не это имел в виду, – поспешно добавил он. – Извини. Что-то со мной неладное сегодня.

– Не с тобой одним, – Каллист поднялся и обратил свой мутный взор на юго-запад. – Пойду-ка я домой…

– Погоди, – Гариэл встал и положил руку на плечо друга. – А где вообще сейчас Лилиана?

– Сам-то как думаешь – где она может быть в ночь праздника Избавления?

– Что? – не на шутку рассвирепел Гариэл. Его вопль мог бы перебудить половину улицы, если бы в праздничную ночь хоть кто-нибудь спал. – То есть ты хочешь сказать, что после этого вашего разговора…

Каллист развел руками и даже сумел усмехнуться.

– Она заявила, что не позволит испортить себе вечеринку. Более того, она приглашала меня остаться потанцевать, но – эй, Гариэл, ты куда?

– Туда! К ней! Потолкую с твоей подругой, чтобы знала, что я думаю о ее поведении! – выкрикнул Гариэл на бегу, даже не оборачиваясь.

– Не надо!

Но Гариэл уже пропал за углом. Будь Каллист не столь измотан, подавлен и пьян, он мог бы догнать Гариэла, или хотя бы попытаться это сделать. Но он лишь повесил голову и поплелся к дому, надеясь, что не забудет перед сном напиться еще сильнее.

А еще он понадеялся, что таверна «Худой Конец» уцелеет после сегодняшней ночи.

***

Хотя гильдии ушли в прошлое, большая часть жителей Равники продолжала отмечать Праздник Договора, словно напоминание о годах процветания и законности могло спасти их от окончательного погружения в омут нынешней мятежной эпохи. Большая часть – но далеко не все. Некоторые районы города сильнее других страдали под гнетом гильдий, и немало было тех, кто обрадовался их падению.