– У Ричарда был мрачный вид, – заметила мать. – Как он там?

– У него все хорошо.

С тех пор как родители развелись, они старались через меня узнавать новости друг о друге. Я не возражал. Их взаимный интерес был добрым знаком. Мать давала отцу советы по поводу его публичного имиджа, а он помогал ей пережить тоскливые недели после операции с трансплантантом.

– Ему лучше заняться делом, а не только красоваться на открытиях, иначе эта колючка Кан присвоит себе все заслуги с водой, – мама, как всегда, говорила прямо то, что думает, – Отец знает.

У нас не было выбора, пришлось поддержать проект Кана, касающийся свежей воды. Наши нью-йоркские избиратели, обитающие наверху, нуждались в чистой воде, и приближающиеся развлечения в Делавэре тут не помогут.

– Можно подумать, в наше время питьевой воды было гораздо больше – таяли ледяные вершины гор. Когда я была молодой… – она вздохнула. – Это было так давно, и ты слишком занят, чтобы выслушивать мои воспоминания.

– Свободен до приземления, – я взглянул на часы. – Еще целых девятнадцать минут.

– Мне было одиннадцать, когда твой дедушка повез меня смотреть, как строится морская стена.

Медленное, но неостановимое глобальное потепление вызывало повсеместное таяние снегов, но испарение тоже усиливалось. Подъем уровня моря на семь футов, то есть свыше двух метров, уничтожил Бангладеш, угрожал Голландии и другим странам, расположенным в низинах.

Поэтому сразу за Уолл-стрит началось поспешное возведение нью-йоркской морской стены. Угрозу для Нью-Йорка представляли сильные приливы, но еще большую – частые летние штормы.

– Когда твой отец выступит наконец с речью?

Мои глаза устремились на текст отцовской речи, воспроизведенный на голографовидео. Не в первый раз я поразился: неужели мама действительно умеет читать чужие мысли? А может, она просто слишком хорошо знает отца и понимает, что он не будет молчать.

– Эта линия, э-э-э… небезопасна, – проговорил я.

– Ерунда. Территориальные власти знают, что он готов сделать первый шаг.

– Мама, пожалуйста!

Прижав трубку к уху, я быстренько пробежал отцовскую речь глазами. Проект реконструкции городов был ключом к его политической карьере в будущем. Он был сенатором от Северо-Восточного квадранта я уж и не помню, с каких пор, но после падения администрации Сифорта наша Супранационалистическая партия была не у власти.

– Ладно, дорогой, отпускаю тебя и возвращаюсь к своим розам.

– Извини, мама. Заглянуть к тебе?

– Только если побудешь у меня чуть подольше. Терпеть не могу, когда ты заскакиваешь на минутку. Промчишься через гостиную, как летучая мышь, и исчезнешь.

– Может, на следующей неделе. Я тебя люблю.

– Береги себя, Робби.

Связь отключилась.

Надо бы и вправду навешать ее почаше. Несмотря на то что ей заменили сердце, вечно жить ей не суждено, а я очень ценил ее прямые советы.

Допив джин, я откинулся назад, размышляя о падении правительства Сифорта. Ирония заключалась в том, что в марте 2224 года устраивать голосование по вопросу доверия к правительству было необязательно. Капитан сам потребовал провести его, не прислушавшись к совету отца, после того как Территории месяцами высказывали озабоченность по поводу дела Уэйда. Капитан слыхом не слыхивал о продажности сенатора Уэйда, но само его незнание оппозиция представила как преступное пренебрежение.

Если бы Сифорт отступил в сторону, а не признавался где ни попадя в своей ошибке, мы могли по-прежнему оставаться у власти и напрямую разрешить проблемы подачи воды в башни.

Ну да ладно. Капитан покончил с политической жизнью, ушел в отставку в полном расцвете сил. Теперь отец собирался заявить о своем желании занять красное кожаное кресло генсека. Поднятый им вопрос о реконструкции выдвинул его в лидеры партии и вполне мог сделать хозяином Ротонды – резиденции Генерального секретаря ООН.

– Вам налить еще?

Я поднял голову, раздосадованный вторжением стюарда, но постарался ничем не показать этого.

– Спасибо, нет.

Жаль, что станция на Гудзоне не сможет разрешить проблему нехватки воды в городе. Невзирая на возможные беспорядки, нам придется прокладывать новые городские питающие сети. В конце концов, стоящие повсюду башни были оплотом цивилизации, и их жители постоянно голосовали за Супранационалистическую партию. Нужно обязательно поддерживать их жизнеобеспечение.

Если отцу действительно удастся занять Ротонду, я попытаюсь занять его место в Сенате. Скорее всего, это мне удастся – фамилия сыграет свою роль. Для меня это будет большим рывком вперед. Сенат Объединенных Наций обладает гораздо большей властью, чем битком набитая Генеральная Ассамблея, в которой насчитывается тысяча пятьдесят пять членов.

Если отцу удастся…

Пока мой вертолет опускался на хорошо освещенную площадку, я постарался справиться с беспокойством, зная, какой теплый прием меня ожидал. Но в присутствии Сифортов я всегда ощущал себя неловким юнцом, которого отец привез к воротам Академии.

Годы спустя, когда я уже был членом Ассамблеи, в период правления администрации капитана меня редко принимали в Ротонде. Со мной он держался холодно. Я был обижен, но старался скрывать обиду. Возможно, его разочаровал мой уход в отставку из рядов Военно-Космического Флота. По крайней мере я сумел дослужиться до звания лейтенанта и не верю, что получил его благодаря хлопотам отца. Я страшно гордился своим достижением.

Однажды в разгар обсуждения колониальных тарифов капитан резко замолчал и развернул кресло к стене. Когда он заговорил снова, то в голосе его звучали боль и неуверенность:

– Роберт, прости меня за грубость.

– Я не заметил ниче…

– Конечно, заметил. – Он подошел к высокому окну с бархатными шторами, сцепил руки за спиной и долго смотрел на грязную реку.

– Я не…

– Понимаешь, ты пробуждал во мне воспоминания. – Он повернулся ко мне. – Некоторые воспоминания слишком… тяжелы.

Я встал:

– Сэр, мне действительно очень жаль. Нам не обязательно лично встречаться. Я не хотел стать причиной…

– Перестань. Прошу тебя, – Нечто в его голосе лишило меня дара речи. – Я должен тебе кое-что сказать.

– Да, сэр?

Его глаза встретились с моими.

– Я гордился тобой раньше и по-прежнему горжусь сейчас.

Я судорожно сглотнул.

Проклятье! На мне давно уже не кадетская форма. Я взрослый человек. Откуда же взялся этот ком в горле?

Он обошел массивный стол и легко коснулся моего плеча:

– Я буду переносить свои страдания, не заставляя страдать тебя. – Капитан смотрел на меня с твердой решимостью. – Для меня ты всегда будешь желанным гостем и в рабочем кабинете, и дома.

Несмотря на мое сопротивление, он стеснительно обнял меня, и на мгновение я опустил голову ему на плечо.

Было такое ощущение, словно у меня два отца.

Я старался делать все, чтобы они оба были мной довольны.

Арлина клубочком свернулась на диване, положив голову мужу на плечо. Я сидел напротив; Адам расположился на стуле.

– Я не буду стоять у него на пути, – проговорил капитан Сифорт.

– Я надеялся на большее, сэр, – признался я.

– Знаю, – прикусив губу, он еще раз пробежал глазами распечатку.

Я внимательно всматривался в своего ментора. Худощавый, выступающие скулы, запавшие глаза, в которых порой мелькала внутренняя боль. Капитан находился в хорошей физической форме. Он был среднего роста, но при взгляде на него возникало впечатление крупной фигуры. Исходившая от него холодная сила имела причиной не только хорошую мускулатуру.

Я подсказал:

– Может, речь перед ветеранами флота…

– Никаких речей. С этим я, слава богу, покончил.

Как всегда, его прямота приводила в замешательство. Как такого человека могли избрать Генеральным секретарем? Он там был олененком, попавшим в стаю волков. В конце концов эти хищники его и сожрали.

Я знал, что он категорически откажется выступать с речью, и перешел к истинной цели моего приезда: