Владас Даутартас
ПИР У ЗОЛОТОГО ЛИНЯ
ПОВЕСТИ
ПИР У ЗОЛОТОГО ЛИНЯ
* * *
I. ЗАВОДЬ ЛИНЕЙ
В старом русле реки Мелсвойи, в мирной заводи, проживало летом семейство линей — тишайший и мудрейший Трумпис и его славная подруга Ауксе. Жили дружно, не ссорились, потому что Трумпис был нрава кроткого да и Ауксе любила своего спутника и всегда старалась держаться подле него. За пять лет совместной жизни немало довелось испытать этой паре — были радости, были тревоги, а случались и тяжкие дни. Этого не скроешь. Однако Трумпис был не из тех, кто, убоявшись трудностей, ищет лазейки в жизни. И даже не в этом дело. Трумпис любил свой дом и не променял бы его на самые замечательные излучины Мелсвойи. Здесь он родился, вырос, каждый уголок ему был ведом и близок. По правде говоря, жилище линей понравилось бы кому угодно. Небольшой клочок воды со всех сторон обступили густые заросли ивняка. Там, в кустарнике, селились соловьи, а осенью на гибкие ветки опускались стаи странников-скворцов. За ивняком тянулись сочные луга, поросшие петушником. В густой траве сновали коростели. В теплые летние вечера, выкрикивая что-то свое, они добирались до самой заводи. А прямо у воды, в чащобе аира и осоки, жило семейство уток. Спокойное и дружное. В полдень над жилищем линей медленно кружила чайка, а по утрам, прошумев крыльями, на мель опускался длинноногий журавль. Илистое дно реки было покрыто густыми водорослями. В иле и водорослях копошились рачки, улитки, червячки и всякие другие вкусные жители, которых поедали лини. Особенно нравилось Трумпису, что место спокойное. Правда, когда по реке проплывал пароход или баржа, в заводь докатывались мелкие волны. Однако постепенно они унимались, засыпали, усталые… Снова становилось тихо и мирно. Только однажды летом… Или, может, не вспоминать про это? Да, это были и впрямь страшные дни!
Прямо напротив заводи остановилась замлечерпалка. Что-то в ней громыхало и гудело так, что жутко становилось. От землечерпалки к самому жилищу линей проложили какие-то странные трубы. Ночью на машине зажглись яркие огни, загремели, зазвякали цепи. С пронзительным скрежетом устремились в речную глубину острозубые ковши, впились в речное дно и стали его грызть. Речной песок вместе с мутной водой потек по трубам в заводь. Он постепенно завалил все лучшие полянки, где любили кормиться лини. Дно стало мелеть. В беде Трумпис никогда не терял голову. Но в тот раз даже он встревожился. Он позвал Ауксе, и они вместе решили выплыть в русло. Однако было уже поздно. Машина накидала столько земли, что наглухо отделила дом линей от реки. И лишь в одном месте, где торчали трубы, можно было проскочить. Но там вода так и кипела, перемешивалась с песком, пенилась и клокотала… Непривычно, неслыханно. Трумпис несколько раз подводил туда свою подругу, но все напрасно. Ауксе вся так и дрожала от страха. И все-таки Трумпис решился. Но как только пара линей приблизилась к страшным трубам, какая-то невидимая сила подхватила их и вместе с речным песком отшвырнула назад. Трумпис еле растормошил онемевшую от ужаса Ауксе.
И тогда Трумпис решил не покидать свой дом. К тому же, другого выхода просто не было. Шли дни, полные страха и тревог. Чем дальше, тем тоскливее… Водоросли, насколько хватало линьего глаза, были завалены землей, дно мелело с каждым днем. Но вот однажды грозный гул прекратился. Землечерпалка подняла якорь и ушла вниз по течению. Лини обследовали свои владения. От них ничего не осталось. Все разрушено, завалено непахучей землей. Никакого корма, никаких сочных подводных растений. Кругом один белый тяжелый песок без запаха и жизни. И, как знать, что сталось бы с семейством линей, если бы не щедрая весна. По весне река Мелсвойи выступила из берегов и широко разлилась. В ледоход стремительное течение расширило заводь, нанесло туда вкусно пахнущего ила. Устлало им все дно. То там, то здесь оставляло течение затонувшие почернелые кусты. Льдины проскребли глубокое русло и снова соединили жилье наших рыб с большой рекой. Дни стали теплее. Трумпис подметил, как из черного ила начали проглядывать зеленые ростки. Сперва робко, а затем, глядь, и зазеленело все дно. Нежная перистолистная трава поднялась, словно рута. А в одном месте расправила над водой свои листья белая лилия. Трумпис и Ауксе рылись в иле, как в щедрых закромах. Маленькие, тупые их рыльца с наслаждением извлекали из ила моллюсков, мелких рачков, личинок, всяких жуков, а когда этот корм им надоедал, они решались побаловать себя молодыми побегами водорослей — нежными, от которых сладко пощипывает внутри. Из большой реки прибыла плотва, красноперка, стайка колюшек. Рыбам понравилась заводь, и они поселились там. Рано по утрам заглядывала сюда по своим разбойным делам щука Жрунья. Ауксе радовалась, что в заводи стало больше жителей, а Трумпис только топорщил усы и молчал. Не нравилась линю толчея, не любил он проводить время в пустой болтовне. Но если Ауксе это по душе — пусть. Хорошему соседу всякий рад. Особенно, когда живешь в тихой заводи и в широкий мир не выглядываешь.
II. ОТЧЕГО СНОВА ВСТРЕВОЖИЛСЯ ТРУМПИС?
В то раннее майское утро солнце все никак не могло прорвать плотную завесу облаков. Была обложена вся восточная сторона неба. День занимался хмурый, теплый и душный. Прибрежный ивняк едва удерживал на своих ветках тяжелую ношу росы. Ветви гнулись прямо до самой воды. Капли росы тихо скатывались в воду, где весело сновали водяные жуки.
Трумпис проснулся рано. Он чувствовал голод. Поплавал вокруг своего жилища — ветвистого затонувшего куста, пощипал молодые водоросли… Остановился и взглянул на свою подругу. Ауксе еще дремала. Она лежала, зарывшись в ил, и, верно, видела во сне что-то очень хорошее — шевелила короткими усиками. Трумпису не хотелось ее будить. Его взгляд словно говорил: «Пусть поспит, понежится». Трумпис любил свою подругу. И она была достойна этого. У нее было круглое плотное тело. Спина — темно-зеленая, бока золоченые, а брюшко беленькое, чуть серебристое. Небольшие красноватые глазки всегда ласково глядели на Трумписа. Тот по своей внешности мало чем отличался от Ауксе — разве что был крупнее да его округлые плавники были длиннее.
Трумпис все еще любовался спящей подругой… Внезапно резкими рывками, будто сильно куда-то спеша, промчалась мимо колюшка, выставив свои три колючки.
«Должно быть, почуяла что-то», — прошептал Трумпис и легонько ткнул круглым носом в бок спящую Ауксе.
Линиха шевельнула хвостом, дрогнули ее плавники.
— Что случилось? — спросила она сонно и зевнула.
— Все рыбы уже уходят. Пора и нам. Надобно проборонить наши холмики. Как знать, что там завелось?
Трумпис каждому закоулку своего жилища дал название. Тут были у линей холмы и овраги, ровные поля и лес перистолистных трав, сад белой лилии и палисадник с зеленой рутой. Трумпис подолгу копошился в своих любимых уголках. Тупой нос его без устали взрыхлял мягкое дно…
— Придумал бы что-нибудь поинтереснее… Надоело, — недовольно выпятила губу Ауксе.
Трумпис так и разинул рот. Что это произошло с его тихой Ауксе? Может, сон дурной привиделся? А может, порчу кто-нибудь навел? Ведь раньше она так никогда не разговаривала. Тем не менее Трумпис мирно ответил:
— Ты голодна, вот и ворчишь. Поплыли.
Однако Ауксе не шевелилась. Трумпис помедлил, шевельнул плавниками. Он знал, что Ауксе носит в себе икринки и что в июне, когда зацветет рожь, она отложит их на нежные листья подводных трав.
— Тебе что, нездоровится? — озабоченно спросил линь. — Болит что-нибудь?
— Я превосходно себя чувствую, — резко ответила Ауксе и внезапно стремительно рванулась вперед, в сторону холмов.
