— Ваше Высочество, простите меня ради бога, не могу я больше управлять лошадьми! — стараясь перекричать ветер, умолял кучер.

— От чего же?

— Я пальцев не чувствую. Будто их нет, — я вздрогнула от услышанного. Без кучера мы доберёмся разве что до ближайшего кювета.

Тем временем совсем стемнело. Я не видела даже голов лошадей в нашей упряжке, не говоря уже о дороге.

Внезапно Александр встал со своего места, резко отворил дверь кареты и вышел на улицу.

— Что вы делаете? — вскрикнула я от неожиданности.

— Ждите здесь, — бросил он и скрылся во мраке примерно там, где сейчас находился кучер.

Прошло ещё несколько секунд в тишине, которую нарушал привычный свист ветра, и вдруг дверь снова отворилась, однако в карету вернулся не Александр, а наш извозчик. Выглядел он ужасно, лицо было онемевшим, бледным. Ресницы и брови заиндевели, а руки были синющие, как грозовая туча в августовский день. Я схватила его за руки, которые он держал впереди себя, словно был не в силах опустить их.

— Боже, ваши руки, — я скинула свою муфту, и принялась растирать кисти мужчины.

— Не, не, не нужно, Ваше Благородие — еле шевеля губами произнес мужчина.

Его руки были совершенно каменные, будто я тёрла не кожу живого человека, а глыбу льда.

Карета вновь тронулась, и мы, хоть и не так быстро, но все же поехали дальше.

Я же поспешила вернуться к пострадавшему. И только когда, наконец, почувствовала, что кожа его стала не ледяной, а умеренно холодной, быстренько надела на его запястья свою муфту и оставила кучера в покое.

— Так должно быть лучше, — улыбнулась я.

— Спасибо вам большое, Ваше Благородие, я перед вами в долгу, — смущённо произнес мужчина. Я даже представить себе не могла, как ему было неловко сидеть со мной в карте, да ещё и согреваться норковой муфтой.

Мне тоже было слегка не по себе, но я старалась вести себя как можно более уверенно:

— Пустяки, лучше скажите, далеко ли ещё ехать?

— Если я ничего не спутал, мы почти добрались. А его Высочество сейчас замечательно справляется с каретой, надеюсь, лошади его не подведут.

Мне не хотелось этого делать, но мое чутье подсказывало мне, что мы вот-вот проскочим спасительную деревеньку, поэтому я распахнула окно и внимательно уставилась в темноту, в надежде увидеть признаки жизни.

— Как он? — крикнул Александр, увидев мою высунутую голову.

— Все в порядке. Он греется.

— А вы как? — вдруг спросил он.

Не ожидала подобного вопроса, учитывая, что я меньше всего пострадала в этой ситуации.

— Со мной тоже все хорошо. Я надеюсь увидеть знаки того, что мы на верном пути.

— Надеюсь, вы правы, Ваше Благородие, иначе согревать вам придется уже двоих мужчин, — его комментарий был чистым наглежем, но все же если у Александра есть силы шутить, значит не все так плохо.

Ветер оставил от моей модной прически одни руины, а ресницы затвердели, превратившись в сосульки, но я всё равно продолжала осматривать мелькающие впереди холмы и низины. Ну хоть один домик! Если мы не найдем пристанище, то в лучшем случае нас ждёт ангина, а в худшем — смерть от обморожения.

И вдруг на дальнем холме я увидела теплое свечение.

— Ваше Высочество, смотрите! Свет! — я не могла поверить своему счастью.

— Где же? — тут же отреагировал он.

— Вон там, на холме. Ну же! Смотрите! Там и не одно окно. Похоже, это целая усадьба.

Ещё раз хлестанув лошадей, и потянув их за поводья, князь без особого труда развернул упряжку, задавая курс на холм. Похоже, радостная весть придала ему сил. Он держал строго прямо, несмотря на продолжающееся безумство ветра и лошадей, которые уже с трудом слушались, спотыкались, брыкались и проваливались в снег.

— Надеюсь у них привлекательная обслуга, — ах да, чувство юмора и самолюбие тоже было при нем.

Уютное потрескивание полешек и умиротворяющее тепло от пламени в камине заставляло мои глаза невольно смыкаться. А приятная жара от огня пробиралась в самые дальние уголки тела, которые ещё помнили ночной мороз.

Хозяйка этого дома — очень пожилая дворянка радушно впустила нас в дом, и вряд ли даже поняла, что перед ней сам Великий князь.

О том, что она была небогата, говорило количество обслуги в доме. Одна кухарка да дворовой, который очевидно был и дворецким, и садовником, и лакеем, и кучером. Госпожа увела Александра в его покои, и с тех пор он не спускался.

Я вновь задумчиво посмотрела на огонь: Удивительно. Я пережила этот день. Но даже несмотря на это, внутри все равно была боль. Эх, если бы я могла позволить себе сбежать из дворца! Хотя куда было идти? Домой? В пустую деревню, в которой отцу приходится сводить концы с концами? Мое жалование — единственный источник дохода в нашей семье. Я не могу просто сбежать. К тому же сегодняшний день только еще раз доказал, что вокруг куда больше проблем, чем я могла себе даже вообразить.

Внезапно я услышала за спиной приближающиеся шаги. Я было решила, что это дворецкий возвращается в свои покои, но спустя мгновение человек нагло свалился на кресло рядом.

— Александр Николаевич, я думала, Вы уже спите, — произнесла я вместо приветствия.

— Это взаимно. Не спится? — поинтересовался он.

— Я пока не пыталась, хотя огонь к тому располагает, — на секунду я задумалась, стоит ли продолжать, но пламя будто загипнотизировало меня, и с языка сорвалось: — Я думаю.

— И о чем же? — тут же подхватил Александр.

— Наверное, мне не следует обсуждать это с человеком вашего положения, особенно если мысли не самые счастливые.

— Да нет, отчего же? Мне интересно послушать.

Я вздохнула. Наверное, я не до конца осознавала, что говорила с самим Великим князем, а не с Фаней на кроватях Института.

— Знаете, я очень благодарна за возможность служить вам, ее Светлости герцогине. Знаю, я должна быть счастлива, ибо у меня есть все это, но сегодня мне впервые показалось… — я запнулась, — что, возможно, это не то, чего я всегда хотела, — говорила я старательно выбирая слова, — и не то чтобы я сейчас хотела все бросить, но что-то внутри меня подсказывает, что я уже иду не по той дороге, — произнесла я с облегчением, что наконец-то смогла выговориться, даже если этим случайным слушателем оказался Александр.

Помолчав несколько секунд, обдумывая достойный ответ, чтобы не сболтнуть мне лишнего, он произнес:

— Да, я тоже об этом думал всю дорогу сюда. Все хотят видеть во мне Императора, способного вести за собой людей и управлять страной, но вместо этого я продолжаю слепо следовать советам отца, хотя я сам не могу представить себя на его месте, — с грустью ответил он.

— Постойте, Александр Николаевич, о чем вы? — запнулась я. — Простите мне мой нескромный вопрос, но разве наследник трона не ваш старший брат Константин?

Он улыбнулся, но эта улыбка была пропитана такой неподдельной тоской и болью, что я ощутила ее практически физически, и мне самой стало невыносимо печально.

— Пообещайте, что это останется между нами, — попросил Александр серьезно, — я пока не знаю точно, но у меня есть основания предполагать, что рано или поздно брат заявит, что собирается отречься от престола.

— Это из-за его любви к страстям и веселой жизни?

— В том числе. Но я думаю, что он просто умнее меня и понимает, что его ждёт, если ему придется взять на себя эту ответственность.

Казалось, будто он говорил все это не мне, а самому себе, отчаянно пытаясь понять, в чем его предназначение. Он выглядел таким потерянным, таким непривычным для меня. Где же тот уверенный Александр, у которого нет забот, а вся жизнь — нескончаемый праздник?

Что же это? Минутная слабость? Или он всегда был таким, просто я этого не замечала?

— Чего бы вы хотели в жизни, если бы могли сами выбирать свой путь? — спросила я неожиданно.

Он вновь заулыбался. А потом вдруг резко опустил глаза, будто ему было стыдно говорить мне правду.