— Не так быстро, — второй патрульный внезапно осмелел, резко выступил вперед и смерив нас уничижительным взглядом, вдруг произнес, — я изучал списки разыскиваемых беглых каторжников…
Внутри все оборвалось. И я уже знала — спасения не было.
— Удивительное совпадение. Один бежал несколько месяцев назад. По описанию у него выдраны ноздри. Какое же у него имя? Не припомню, — патрульный с гаденькой ухмылкой смотрел на Георгия, ожидая от него оправданий, но тот молчал.
— Позволь я взгляну еще раз на документы этого господина, — полицейский без стеснения выхватил у своего спутника паспортную книжку Жуковского и жадно принялся изучать, даже не столько ее содержимое, сколько внешний вид документа.
— Довольно любопытно, — зловеще произнес мужчина, — цвет несколько блеклый.
— Это ваши домыслы. Вы арестуете меня на основании того, что вам не нравится цвет книжки? — весьма правдоподобно возмутился Георгий.
Патрульный недовольно зыркнул на Жуковского, а затем резко переместился на меня.
— А у вас откуда метка на правом плече?
Не будет лукавством, если я скажу, что в тот миг мое сердце остановилось. Неужели? Неужели он знает что-то обо мне и Александре?
— Я не понимаю, о чем вы?
— Разве? Не могли бы вы показать, что изображено на вашем плече?
Внезапно в разговор вмешался Георгий, который все это время усиленно пытался понять, к чему вообще вся эта дискуссия.
— Это ужасное бесчинство! Право, господа! Дама не будет обнажать перед вами плечо!
— А ей и не придется, если сударыня ответит откуда метка? — он смотрел на меня с прежней наглой ухмылкой, и я уже понимала, что он не посмеет отступиться пока не выпотрошит всю мою подноготную.
— Я упражнялась в рисовании временными чернилами.
Патрульный вперил взгляд в мое плечо, стараясь разглядеть очертания розы Александра, но я предусмотрительно повернулась к нему боком.
— Ммммм, роза, — протянул он и кивнул своему напарнику.
Тот заметно оживился и тут же оказался подле нас. Теперь они вдвоем изучали проклятое художество на моем плече. Да что не так с этой розой? Никто не может знать о нашей связи с Александром.
— А розы нынче запрещены? — попытался вступиться за меня Георгий, но полицейский грубо оборвал его.
— Метка розы размером не более четырех дюймов. Лепестки смотрят вниз. Вы молодая, темноволосая девушка, невысокого роста, с грациозной походкой и осанкой танцовщицы.
— К чему вы это? — чувствуя, как кровь пульсирует в висках, с придыханием спросила я.
— А вы не такая и немая, как вас описывал Константин Николаевич.
И тогда я все поняла. Никто не мог видеть нас с Александром, но кто-то мог видеть меня в борделе Фани.
— Пройдемте с нами, барышни. Или лучше сказать: «Пошла отрабатывать свой долг перед Империей. Покажешь хоть че умеешь?»
Я попятилась назад, не зная, как реагировать на это вопиющее хамство. Меня вновь бросило в приступ неконтролируемой дрожи. Они считают меня блудницей, какой позор!
— Это какая-то ошибка! — возмутилась я. — Вы задерживаете фрейлину при дворе Императора, и вообще, как смеете вы говорить со мной в таком тоне?
— Ага, а я Император. Бери своего дружка-каторжника, и прыгай в повозку. Может тебе повезет и тогда наказание будешь отрабатывать не за решеткой, а на моих перинах.
Полицейский схватил меня за руку, и собирался потащить в сторону дороги, где очевидно меня ждал кованный дилижанс, в котором, я направилась бы прямиком в тюрьму.
— Вы не имеете права, — Георгий заслонил меня плечом и уставился на патрульного.
— По-хорошему не хотите, да? Я что вам сказал, паскуда?
Не успела я даже среагировать на эту грубость, как внезапно Жуковский замахнулся и со всей силы заехал мужчине в челюсть.
Раздался хруст, мужчина отшатнулся на несколько метров, а затем не удержав равновесие свалился в лужу на брусчатой дороге. В ту секунду я уже понимала, что наше будущее предрешено.
— Ах, ты тварь! — заорал его спутник, и бросился на Георгия.
Тот легко отстранился, позволяя мелкому полицаю проскочить мимо него едва задев плечом. Теперь двое стражей оказались не у дел. Они злобно смотрели на Жуковского, словно мелкие пьявки, что не могут удержаться за свою жертву.
— Мне это надоело, — проревел патрульный, что раскинувшись валялся посреди дороги. Его рука прошлась по кобуре, а затем… Он достал из-за пазухи мушкет и направил его на Георгия.
— Что ты теперь скажешь? — после этих слов он взвел курок, — досчитай до трех. Один, — я не успела даже вспомнить, какая цифра идет за единицей, как внезапно раздался оглушительный выстрел.
По земле, смешиваясь с дождевой водой и заливая тротуар разливалась большое кровавое пятно.
— Что вы?! — воскликнула я, падая на колени перед телом, — Георгий, — я принялась трясти его, словно это могло привести его в чувства.
— Значит никакой он не Павел, — довольно прохрипел патрульный, отряхивая порох с мушкета, — что и требовалось доказать.
Мне казалось, я вмиг разучилась чувствовать. Или мне просто было больно настолько, что я еще не могла осознать всю глубину своего отчаяния.
Я видела, что мужчина еще дышит.
— Скорее, что вы стоите, он же умрет! Вы хоть понимаете, что будет, если ваше начальство узнает, что вы убили дворянина? — говорила я сквозь слезы, продолжая судорожно трогать открытую рану Георгия.
— Сбежавшего каторжника, ты хотела сказать.
Руки были по локоть в крови, платье грязное и порванное у подола. Я видела, как в глазах Жуковского угасает жизнь.
— Я думаю, нам скажут огромное спасибо, — сказал полицейский, поднимаясь с тротуара.
Но я не слышала его омерзительный сарказм, как гной, выступающей из зараженной раны. Я нависла над телом Жуковского, пытаясь унять бурное кровотечение.
— Нееет, пожалуйста, нет… Ты не должен был. Как же я…
— Поднимай ее, — услышала я сквозь слезы, а потом две грубые мужские руки поставили меня на ноги и силой потащили в сторону улицы, бросив Георгия мучительно умирать.
Глава 31
Тюрьма выглядела именно так, как я себе и представляла. Холодные каменные стены, сырость, что не давала вдохнуть полной грудью и громадные крысы, которые скреблись в углах. Я с ужасом ждала ночи, осознавая, что мне придется отбиваться от этих монстров в кромешной темноте. Удивительно, что я еще могла представлять худшие сценарии развития событий. Ведь, что могло быть хуже того положения, в котором я оказалась?
Мимо прошел охранник. Словно дразнясь, он потряс ключами перед моим носом и направился к следующим камерам.
Я отползла от железных перекладин решетки и уселась на небольшой валик соломы, что лежал на холодном полу. На мне было лишь шифоновое платье, которое я надела утром. Черный платок, которым я покрывала голову затерялся где-то по дороге в тюрьму, а, возможно, я обронила его еще у собора. Кто бы мог подумать, что этот день закончится так. Еще утром я была в великолепных покоях Императорского дворца, а ночь проводила на полу тюремной камеры.
Было холодно. Очень. Я поежилась. Обняв себя двумя руками, чтобы немного согреться, я с горечью отметила, что именно такой финал, я никак не могла предвидеть.
Что будет происходить дальше для меня было загадкой. У меня забрали сумочку, в которой не было ничего кроме маленького зеркальца, пудреницы и гребня для волос. С таким набором меня мало, что отличало от проститутки.
Меня сдадут в бордель? Выкинут на ближайшей дороге перед этим вдоволь поглумившись? Я никогда больше не увижу отца, Фаню? Никогда больше не поговорю с Александром?
Меня пробирала мелкая дрожь. Время тянулось медленно. То и дело скрипели решетки соседних камер, и я каждый раз вздрагивала, когда кто-то проходил мимо. Но каждый раз ничего не происходило, а охранник лишь глумливо подглядывал на меня, надеясь, что я начну с ним заигрывать, как полагает даме той профессии, к которой они меня отнесли.