Признаться, иногда я хотела, чтобы он вел себя со мной также, как и с остальными девушками. Также обольстительно смеялся, непристойно шутил или сразу распускал руки. Но он вел себя совсем иначе! И я одновременно хотела, чтобы он уважал меня, а с другой стороны… Может уже легче было стать для него как все? Обычной и доступной. И тогда, возможно, мы даже могли провести вместе ночь. Пусть всего одну. Но зато она наверняка была бы волшебной.

Нет. Решила я. Не будет этого. Пусть лучше он никогда не притронется ко мне, не взглянет на меня, как на женщину, достойную обольщения. Но забрать и растоптать мое сердце, я ему не позволю.

— Доброй ночи, Александр Николаевич.

Устав от его игр, я развернулась к двери и резко направилась к выходу. Напрасно я надеялась на его решительность, он никогда не переступит невидимую черту дозволенного. Он никогда не позволит себе проиграть!

Я сделала широкий шаг в сторону двери, желая поскорее закончить эту унизительную пытку, но вдруг почувствовала, как его пальцы скользят по моей руке, ловко сжимая запястье. Я не успела даже остановиться, чтобы осознать происходящее, потому что в следующий миг, он решительно развернул меня к себе и, рывком притянув к себе, поцеловал.

Сколько раз? Просто сколько десятков, сотен, тысяч раз я представляла себя это мгновение?! Это невероятное, сладкое, волнительное мгновение. Эту секунду, когда все становиться очевидно. Когда все, что я чувствую, становится жаром на наших губах. Когда ощущение от его прикосновений больше не плод необузданных страстей, когда все это правда. Когда его дыхание сбивается, а пальцы зарываются в волосы, превращая прическу бог весть во что. Когда от мыслей не остается и следа, и когда каждый миг, словно оттиском вечных чернил, запечатлеется в моей памяти.

Мне кажется, у смысла жизни всегда должна быть доля чего-то несбыточного. Чего-то, за чем можно гнаться всю жизнь, но никогда не достичь. Жизнь должна стать охотой на это абстрактное счастье, на этот смысл, на эту недосягаемую иллюзию. И моим смыслом стал Александр.

Я знала, что все это закончится. Что он вновь уйдет. Что мой момент счастье, ускользнет словно весенний ручей, пересыхающий летом. Что я никогда не смогу насладиться им полностью, потому что он всегда будет утекать сквозь пальцы. Но пока мне удалось словить это мгновение, я буду держать его столько, сколько смогу.

* * *

Когда я выходила из его кабинета далеко за полночь, я чувствовала себя изнеможденной весьма сомнительной радостью. С одной стороны, мы провели вместе замечательный вечер, с другой, я еще больше перестала понимать его. Вопросов становилось куда больше, чем ответов. Кто я для него? Зачем ему я? Может ли он полюбить такую, как я? А может все, что произошло сегодня, его очередная игра?

Я шла по темным коридорам в полном одиночестве, то и дело натыкаясь на бархатистые кресла или внезапно вырастающие из-под земли деревянные стеллажи. Вопросы. Вопросы. Вопросы не покидали меня. А потом, вдруг, стало так легко. Я не сомневалась — придет день, и я прокляну нашу встречу, и мне будет так больно, что смерть станет для меня выходом. Но пока, мне было невероятно хорошо, и я собиралась упиваться каждой секундой этой сумасшедшей эйфории.

Разлепив наутро глаза, я отнюдь не ощутила уверенности в том, что произошедшее вчера в комнате Александра не просто очередной дурацкий сон, а вполне себе реальное событие недалекого прошлого. Горячее дыхание, жар на губах… Ах, я не могла вспоминать это без волнительной дрожи. Он был моим антидотом от всех недугов, и он же был моей смертельной лихорадкой. Я чувствовала необъяснимую легкость в теле и, казалось, что весь мир теперь принадлежит мне.

И что теперь? — подумала я, глядя на часы, размеренно тикающее на прикроватной тумбе, — будет ли у меня когда-нибудь шанс вновь повторить тот сладкий миг? Или, быть может, это все было ошибкой?

Радость мгновенно сменилась на волнение. Он не сказал мне ни слова, сделав вид, что ничего не было. Впрочем, а на что я рассчитывала?

Я свесила ноги с кровати и, зарывшись руками в густую копну волос, начала обдумывать план дальнейших действий. Мне нужно было поговорить с ним. Я должна была, наконец, выяснить, что происходит в его голове. Но как? Я же не могла просто заявиться к великому князю с претензией. Тем более была еще Мария Павловна, в конкурентки которой, я явно не годилась. Он никогда не променял бы ее на какую-то фрейлину низшего ранга.

Спустившись с кровати, я начала одеваться. Сегодня мне положено было явиться к герцогине лишь к вечеру, потому решила отправиться в сад, ведь вероятность встретить Его Высочество там была куда больше, чем где-либо еще.

Надев самое теплое платье из имеющихся и, накинув наверх шерстяной полушубок, я поспешила покинуть свои покои. В коридоре было необычайно шумно для раннего утра воскресенья, когда все предпочитали до обеда отсыпаться после мероприятий. Неожиданно из широкой двери в другом конце коридора выбежала Елена. Я полагала, что, завидев меня, она тут же попросит о какой-нибудь «маленькой» услуге, однако она лишь издали зыркнула на меня и бегом направилась к лестнице, ведущей в императорский коридор.

Может у Марии Павловны что-нибудь случилось? — подумала я, а потом, внезапно, словила себя на отвратительной мысли, что была бы рада, оказаться правой в этом вопросе.

Я прошла чуть дальше, и в коридоре вновь стало тихо. Только я успокоилась, решив, что суматоха при дворе была временной, как тут же, в нескольких метрах от меня, отворилась дверь покоев одной из многочисленных статс-дам, и женщина пулей помчалась вслед за Еленой, не обронив и слова.

Мне все и меньше и меньше нравилась эта внезапная утренняя активность придворной знати, по опыту жизни во дворце это всегда было плохим знаком. До лестницы я дошла в относительном спокойствии. Однако стоило мне спуститься всего на один пролет, пространство тут же заполонил бессвязный гомон незнакомцев.

В коридоре первого этажа стояли двое молодых мужчин и Ольга. Девушка держала в руках крохотной белоснежный платочек, то и дело протирая им глаза. «Она что, плачет?» — подумала я, подплывая к ней.

— Доброе утро, Ольга Николаевна. Доброе утро, господа, — как ни в чем не бывало, я поклонилась девушке и джентльменам, сопровождающим ее.

— Да уж какое там доброе! — внезапно воскликнула девушка, — ужасное утро, просто хуже некуда.

Зная Ольгу, я была почти уверена, что она уже придумала драматичную историю, чтобы завлечь в свои сети несведущих о ее хитростях, кавалеров. Но те в свою очередь молчали, по всей видимости, разделяя мнение девушки.

— Что же случилось? — в недоумении поинтересовалась я, надеясь, что вот-вот получу ответ на волнующий вопрос.

— Ох, ты еще не знаешь? — Ольга демонстративно схватилась за сердце, — такая беда!

Я подождала пока девушка закончит свою изумительно отыгранную сцену страданий, а затем напомнила, что ей неплохо было бы все же ответить на вопрос.

— Не томите, мне просто необходимо узнать, что стряслось и, почему все такие тревожные сегодня?

Фрейлина закатила глаза, словно я несла полную чепуху, но тут уже не выдержал один из джентльменов.

— Императрица при смерти.

— Тсссс, — тут же зашипела на него девушка, — не говорите так. Она не при смерти, она просто больна. Вот поправится, и все будет хорошо.

— Как больна? — переспросила я, тупо вглядываясь в кукольное лицо Ольги, — чем?

Та в очередной раз промокнула глаза от слез и, с наигранной серьезностью, заявила:

— А я, что, по-твоему, провидица? Пришла весть, что больна она. Бедный Александр Николаевич, да Константин Николаевич, хоть бы успеть им проститься с матушкой.

— Что? — очевидно, я все еще была слишком сонная, чтобы быстро соображать, о чем говорит Варвара, — куда успеть? Разве Императрица сейчас не в Австрии?