Ну уж нет! Александр был точно не тем человеком, перед которым стоило обнажать душу. И хотя скрывать мне было абсолютно нечего, но и играть с ним в гляделки я не собиралась. Невзирая ни на его божественное обаяние, которым он умело пользовался, ни даже на то, что две секунды он держался в рамках приличия.

Однако Александр продолжал вести себя совсем не так, как я того ожидала. Никаких намеков и шуток, которые он позволял себе в гостиной, только необходимая вежливость и предельная учтивость.

— Что ж. Я, пожалуй, пойду. Благодарю за беседу, — произнес Александр, неожиданно отводя взгляд.

— Хорошего вечера, Ваше Императорское Высочество, — поклонилась я и улыбнулась.

Тогда он вновь позволил себе скупую улыбку. Затем быстро развернулся и поспешил удалиться.

Постояв несколько минут на опустевшем балконе, я вдыхала вечерний аромат прохлады, роз и влажной от росы травы. С одной стороны летняя свежесть бодрила и придавала мне сил, с другой, забыть о том, что где-то в кабинете Константина лежит документ, по которому у отца могут в любой момент отнять землю и дом, я не могла. И эта мысль практически не покидала меня с момента, как я нашла этот список.

Идти куда-то на прогулку больше не хотелось, и я медленно вернулась во дворец, поглощённая размышлениями о скором будущем.

Несмотря на то, что время, казалось, тянулось бесконечно, с начала лета мало, что изменилось. Все такой же безлюдный и бездушный дворец, в котором компанию мне, предстоящие пару месяцев должны были составлять только Мария Павловна и Елена.

Впрочем, жизнь в пустом дворце была куда приятнее, чем длительные и весьма утомительные поездки к незнакомым и часто не самым располагающим к себе людям. Кроме того, за тот небольшой промежуток времени, что я успела узнать герцогиню, я поняла, что это вовсе не такая бесчувственная и бессердечная женщина, как могло показаться вначале.

Мария Павловна была всего лишь фигурой на шахматной доске, такой же незначительной, как и мы все. Да, возможно она была ладьей, а не пешкой, но играл за нее все равно кто-то другой. Поэтому герцогине также приходилось подстраиваться под правила дворца: манипулировать врагами и подчинять себе слабых, чтобы ощутить хотя бы временную иллюзию превосходства. И единственным ее слабым местом был, пожалуй, Александр. Забавно, когда весь дворец обсуждал его новые яркие романы, устраивая по этому поводу бурные дискуссии в гостиной и на коридорах дворца, Мария Павловна словно была в новостном забвении и узнавала обо всем, лишь, когда отношения заканчивались.

Я же всегда старалась держаться подальше от всех мужчин, в которых герцогиня могла видеть потенциального жениха. И связано это было не только с тем, что мне дорога жизнь, но и с тем, что большинство из ее фаворитов были мне неприятны в такой же степени как граф Равнин. Именно по причине того, что мы с Марией играли на разных полях и с разными противниками, мы научились мирно сосуществовать. И отныне, даже находясь рядом с ней в одном помещении, я чувствовала себя в относительной безопасности.

Единственной и самой волнующей проблемой по-прежнему оставались деньги. Шло время, и я понимала, что затягивать с этим нельзя. Каждый день мог стать роковым для нашего поместья. Как-то я осмелилась намекнуть герцогине на увеличение жалования. Но в ответ на мою просьбу, она, в свойственно ей манере, сделала паузу в разговоре, свидетельствующую о том, что лучше не заводить об этом и речи, а затем продолжила диктовать очередное предложение.

Остальные варианты по спасению имущества своим разнообразием тоже не отличались. Нужно было либо обращаться за помощью к Варваре, либо к Афанасии. И если Фаня совершенно точно и бескорыстно оказала бы мне помощь, то вот Варвара легко могла разболтать о неприятностях отца первому встречному. Да и долг возвращать пришлось бы всю жизнь, вне зависимости от того, к кому бы я обратилась.

Был, правда, ещё один способ. Я не исключала возможности того, что придется настаивать на личной встрече с Императором и на коленях умолять его дать отсрочку всем выплатам. Но потом я с досадой вспоминала, кто придумывал и утверждал все подобные указы, и как зимой, по распоряжению его Величества, по всем губерниям были разосланы бумаги об открытии несостоятельности каждого банкрота. Это означало лишь одно: имя моего отца уже троекратно опубликовано во всех газетах, все рынки и ярмарки увешаны объявлениями о таких, некогда знатных и состоятельных дворянах, и одному богу известно, когда к нему придут люди в меховых тулупах, выглядевшее как мешки с картошкой, и отнимут у него все. И, несмотря на то, что отец в своих письмах продолжал отрицать то, о чем болело мое сердце, бумага о «неосторожных» банкротах была красноречивее всех отговорок.

С каждым днем становилось все страшнее, решений не было, как и шанса на внезапное чудо, потому я все яснее понимала, что худшее неизбежно.

Был очередной дежурный день, когда по обыкновению я разбирала с герцогиней почту. Писем было не очень много, и она не только позволяла мне читать их, но и записывать ответы.

За небольшой промежуток времени, в который мне достались новые обязанности, я значительно повысила свою значимость в глазах Марии Павловны. Теперь мне разрешалось даже высказывать свое мнение по поводу составления и написания некоторых ответов. Герцогиня окончательно убедилась в моих языковых знаниях и использовала их для всего, что приходило ей в голову: переводов Шекспира, в переписке с великой княжной и даже для разбора мельчайших сносок в газетах, которые она читала исключительно, потому что так было модно.

— Напиши, что я не смогу приехать, но буду рада увидеть их в следующем месяце на новой постановке в Большом театре, — Мария Павловна не сильно тратила силы на формулировки, предоставляя мне возможность блеснуть знаниями в этикете.

Я быстро переделывала в голове некоторые грубоватые, на мой взгляд, фразы, приводя их в вежливую форму, и после, предоставляла герцогине готовый вариант.

— И надо обязательно поблагодарить их. На прошлой неделе барон Дольст предупредили нас о заговорщиках, готовивших покушение на Императора. Надо обязательно пригласить его на ужин в честь возвращения его Императорского Величества в город.

Я кивнула и, обмакнув невесомое перо в чернильницу, принялась аккуратно выводить ровные буквы. Едва я настроилась на нужную мысль, продумала тон письма и начала стремительно записывать выверенный текст, как в комнату пожаловал неожиданный гость.

Неожиданным он оказался и для Марии, судя по тому, как удивлённо она посмотрела на Александра, заявившегося к ней спозаранку.

— Доброе утро, Мария Павловна, — князь еле заметно поклонился, особенно не утруждая себя глубокими реверансами. Затем последовала очередь Марии, которая была куда более старательна в своем поклоне, вполне возможно, что при необходимости она даже стала бы целовать ему ноги. После окончания их приветствий пришел и мой черед выражать «бесконечную радость» от появления Александра.

— Доброе утро, Ваше Высочество, — произнесла я задумчиво, все ещё держа в голове заготовленный текст письма.

— Доброе утро, — произнес он между делом, изучая обстановку в комнате, словно был здесь впервые. А затем он небрежно развалился на противоположном диване.

— Анна, оставишь нас? — прервала меня Мария, едва я вернулась к письму. Я не мешкая собралась выйти из комнаты и обдумать, чем заняться в появившемся перерыве, но меня остановил голос Александра:

— Нет, пусть побудет здесь, я ненадолго.

Герцогиня удивлённо повела бровью, но спорить не стала.

— Так зачем Вы пожаловали, Александр Николаевич? — спросила женщина, мгновенно позабыв обо мне.

— Дело в том, — начал мужчина издалека, я не видела его лица, потому что была сосредоточена на тексте, но уверенность в том, что Александр сейчас улыбается, была железной. Впрочем, он всегда улыбался, когда что-то просил, — я писал письмо сэру Эдгару Гранту, Вы должны помнить его, он приезжал примерно год назад и встречался с Императором в Летнем дворце. Так вот, по требованию отца, я должен договориться с ним о новой встрече.