«Пожалуйста, только не сейчас», — думала я, а перед глазами сгущалась тьма. Я не могла так просто отдать отца и наше родовое гнездо.

Постепенно мне удалось восстановить дыхание и унять всхлипы. Теперь я сидела на полу, прислушиваясь с проклятым голосам за дверью и просто молилась. Не помню, сколько это длилось. Я потеряла счет времени в тот момент, когда поняла, что теряю то единственное, что имело для меня смысл. Однако, когда комната совсем погрузилось в темноту, и я не видела ничего кроме тусклого света луны за занавесками, внезапный щелчок дверного замка, вернул меня в чувства.

Я мгновенно вскочила с пола и уставилась в пустоту, ожидая развязки. Морально я была готова к тому, что увижу там горничную, которая, отводя взгляд признается, что я больше никогда не встречусь с батюшкой, но дверь открылась и я увидела отца.

На этот раз я утратила способность дышать от счастья. Бросившись к отцу, уже секунду спустя я висела у него на шее. Теперь меня пробрало на смех. Истеричный, прерывистый. Он смешался с нервной икотой и всхлипами.

— Что это было? — прошептала я, не выпуская отца из объятий.

— Кредиторы из губернии, — ответил он, необычайно тихо.

Держу пари, он натерпелся не меньше меня.

— Они ушли?

— Ушли, — мужчина закрыл дверь и пройдя вглубь гостиной без сил осел на диван.

Он был хмурый и не спешил радоваться вместе со мной.

— Они вернутся, да?

Отец кивнул.

— Я отдал им твои деньги, — сказал он, словно оправдывался, — взамен они дали мне неделю.

— Неделю? Но…где взять столько за семь дней?!

Он лишь развел руками.

— Думаешь, их это волнует? Они заберут все не кривя душой, потому что делали это сотню раз. Ты видела, как выглядит сейчас некогда богатейшее имение у дороги. Заброшенный двор, на который крестьянские дети бегают мочиться. Скоро здесь ничего не будет.

— Отец, — проскулила я жалобно, — может, еще есть шанс?

— Поезжай во дворец, я со всем разберусь.

Он взял со стола книгу, и открыв, как мне показалось первую попавшуюся страницу, принялся читать.

Разумеется, он врал. У него не могло быть плана, иначе бы он не допустил, чтобы в день приезда дочери к нему в дом вломились кредиторы. Он бы не стал брать у меня деньги, не стал бы запирать меня в комнате, не стал бы ждать возвращениях этих людей. Отец просто смирился с безвыходным положением. Все чего он хотел в момент, когда отдавал деньги — это избавить меня от возможности лицезреть опись нашего имущества, прежде чем его отвезут на продажу.

— Давай выпьем чаю, — мужчина внезапно оторвался от книги, которую все равно не читал, и, из последних сил выдавливая улыбку, посмотрел на меня.

А что мне было делать? Я уже знала, что мы проиграли.

— Я позову кухарку, — я еле сдерживала поток вновь нахлынувших слез. «Хоть бы отец этого не увидел», — подумала я, и, прикрывая лицо рукой, быстрым шагом направилась на кухню.

Луна пряталась за тучи, ночи становились длиннее и холоднее, и вот я услышала отчетливый стук дождевых капель по крыше террасы. И тогда я, наконец, почувствовала, что лето давно миновало, и впереди нас ждали холода.

Бричка ждала меня на дороге ровно в том месте, где только вчера я радушно прощалась с кучером, и едва ли могла предположить, что меня ждет ближайшие сутки. Отец помог донести чемодан, и теперь тот одиноко стоял в багажном отсеке кареты, лишенный компании горшка с георгином.

— Пишите мне, умоляю, — попросила я напоследок, — что бы не случилось, обещайте, что скажите мне правду.

Отец облокотился на край брички и та, не выдержав напора, слегка покатилась вперед.

— Я не буду ничего обещать, — ответил он, не глядя на меня.

Тогда и я потупила взор.

— Тебе пора, — он словно выгонял меня. Словно не хотел, чтобы я провела рядом с ним еще хотя бы минуту.

— Мы еще свидимся, я точно знаю. Я приеду к вам следующим летом, и мы будем пить чай с ватрушками на балконе. Потом пойдем гулять по саду. И сходим на озеро. Вот увидите. Так и будет, — на миг я даже поверила в свои слова.

— Ваше Благородие, вы скоро? Надо успеть вернуться до темноты, — окрикнул нас ямщик.

— Она уже идет.

Отец подал мне руку, помогая взобраться в бричку.

Мне не хотелось уезжать, но я знала, что в П. у меня гораздо больше возможностей помочь отцу, нежели в богом забытом селеньи.

— Я сделаю все возможное, чтобы нам помочь, — заявила я серьезно, но тут же наткнулась на еще более суровый взгляд батюшки.

— Это не то, о чем тебе стоит беспокоиться.

— А чем мне еще беспокоиться?

— Сделай все, что в твоих силах, чтобы покинуть дворец, как можно скорее, — я даже не успела понять смысл сказанного, как дверь кареты захлопнулась.

— Гони, — услышала я четкий приказ отца, и лошади мгновенно сорвались с места, унося меня обратно в ад.

***

Мы приехали поздно, но во дворце сегодня было на удивление тихо. Вероятно, все разбрелись по своим комнатам или разъехались по загородным поместьям.

Мне претила одна лишь мысль, о том, что придется возвращаться в комнату, где никто меня не ждет. Но со мной подобное происходило постоянно. Я каждый раз надеялась, что во всем дворце найдется человек, способный стать мне другом, но каждый раз, возвращаясь в монарший дом, видела все те лица, что смотрели на меня с презрением и брезгливым снисхождением, и понимала, что чудес ждать нельзя. Нужно просто смириться со своим одиночеством.

Протащив чемодан вверх по лестнице, я остановилась на террасе передохнуть, и внезапно осознала, что не хочу никуда уходить. Здесь всегда было немноголюдно, и даже во время императорских приемов этот балкон почему-то не пользовался у гостей популярностью, хотя был бы весьма подходящим местом для соблазнения юных дев. Прислуга появлялась здесь только после десяти, когда возвращалась в свои комнаты на ночлег. Я часто приходила сюда, когда приевшиеся стены комнаты начинали давить на меня, и, казалось, что я вот-вот стану их вечной заложницей.

Не такой я представляла себе поездку к отцу! И уж точно не ждала, что она закончиться подобным образом. Я почувствовала, как мне становится дурно. Что же делать? Неужели нет способа помочь ему? Или мы перешли красную черту, после которой уже ничего нельзя исправить? Быть может стоит все же занять денег у Фани? По крайней мере девушка вряд ли будет требовать немедленного возврата денег, и я успею неплохо заработать. Звучало как план. Убогий и жалкий. Но все же план.

Как я могла вообще допустить подобное? Как я могла оттянуть поездку домой настолько?! Надо было лучше стараться! Лучше танцевать! Надо было одолжить у Фани, Варвары, надо было бежать к Императору и умолять его о милости.

Каждую минуту, когда я вспоминала дом, сердце сжималось от боли. Потрепанная деревушка, перекошенная церковь и пустой дом отца. Но даже этот клочок земли у нас вот-вот собирались забрать. Это был тупик.

Что-то внутри меня перевернулось, а затем огромная волна из беспомощности и несправедливости накрыли меня с головой. К глазам вновь подступили слезы. Может надо было ехать вслед за кредиторами в губернию и добиваться там аудиенции с губернатором? Быть может, он оказался бы порядочнее дворцовых подхалимов и с ним можно было бы договориться?

Я не хотела плакать. Это казалось мне уделом ленивых и слабых. Но тогда я просто не знала, как выбраться из этого. Я обыскала все, тыкалась везде, пыталась придумать хоть один вариант, чтобы спасти наше имение. Но все это было бесполезно.

А потом я представила, как какой-нибудь пузатый барон, коему перейдет наше имение, прикажет срубить яблони за нашим домом, а его долговязая жена будет попивать чай на крыльце, где когда-то мать пела мне колыбельные. Я не выдержала. Слезы брызнули из глаз.

«Успокойся, ты придумаешь, что-нибудь!» — приказала я самой себе. Но мысли, еще более страшные, лезли в голову. Перед глазами стояла картина вчерашней мрачной комнаты и суровых голосов кредиторов. Какой бы наивной я не была, прекрасно понимала, что мы уже все потеряли.