— Ваша Светлость, я видела вчера Константина и Александра Николаевича.

Мария посмотрела на меня недоверчиво, но ничего не сказала. Это значило лишь одно — она хочет, чтобы я продолжила.

— Вчера вечером они встречали молодую светловолосую девушку, которая прибыла к заднему подъезду. Я раньше никогда не видела ее на приемах, но, Ваша Светлость, мне показалось, она очень похожа на Великую княжну Анастасию Александровну.

— Этого не может быть. Анастасия Александровна сейчас наслаждается прогулками по Лондону и не менее увлекательными приемами в Кенсингтонском дворце. Она не должна вернуться раньше сентября.

Я понимающе кивнула:

— Понимаю ваша Светлость, вероятно, я ошиблась.

Осознавая, что моя идея провалилась, я принялась отчитывать себя за излишнюю храбрость, которая в итоге оказалась неуместной. Но даже несмотря на ошибку, Мария не выглядела недовольной, скорее, она просто пропустила все мимо ушей.

Дальше последовала ставшая мне привычной за этот день рутина. И когда на столе оставалась всего пара писем, а время неумолимо приближалось к обеду, я наткнулась на то, чего уже никак не ждала увидеть.

— Ваша Светлость, вам письмо от княжны Анастасии Александровны! — я не могла поверить своим глазам, когда крутила в руках плотный конверт.

Письмо было подписано по-английски, но буквы на нем были изумительно ровные и четкие.

Я собиралась отдать конверт герцогине, но она, словно перехватив мои мысли, жестом остановила меня. А затем, внимательно оглядев мою персону, на этот раз гораздо почтительнее, чем обычно, со свойственными ей нотками высокомерия попросила:

— Сможешь перевести?

Я и забыла, что герцогиня плохо владела английским. Она изумительно знала немецкий, французский, русский, польский, но английский был ее ахиллесовой пятой, от которой она упорно хотела избавиться, но пока это ей не очень удавалось.

Я без лишних слов подчинилась приказу и, вскрыв конверт, принялась читать. Письмо было совсем коротенькое, и я без труда переводила знакомые слова:

— Дорогая Мария, я не видела тебя уже много лет, и воспоминания о немногочисленных, но веселых днях моего детства до сих пор греют душу дождливыми английскими вечерами. Я пишу тебе, чтобы сообщить, что я прибыла в П. раньше срока. Но, вероятно, пробуду здесь лишь до конца лета. — Я читала бегло, изо всех сил стараясь ничего не упустить, чтобы текст не изменил свой смысл. — Я даю прием в Малом дворце по случаю Именин двадцать первого июня и буду безмерно рада увидеть тебя там.

Когда я отложила письмо и взглянула на герцогиню, к ней вновь вернулись спокойствие и уверенность.

— Прелестно, — Мария задумчиво разглядывала тонкую веточку ольхи, заглядывающую под крышу беседки, — сможешь написать ответ? — поинтересовалась женщина, не отрывая взгляда от хрупких деревьев.

Я сперва не придала значения этому вопросу, и ответ вырвался у меня спонтанно:

— Да, Ваша Светлость.

— Это хорошо, — заключила она, а секунду спустя неожиданно добавила: — Думаю, я нашла тебе применение.

Я не поверила своим ушам, а по взгляду Лизы поняла, что она изумлена не меньше моего. Какое же удивительно приятное и сладкое чувство триумфа завладело мной в те секунды.

Неужели я впервые за полгода удостоилась такой своеобразной похвалы? Я была невероятно горда собой, и, хотя понимала, что успех мой весьма сомнителен и будет длиться до первого поражения, хотелось вскочить с места, и, радостно хлопая в ладоши, на весь парк кричать, что у меня что-то получилось.

— Я хочу, чтобы ты сопроводила меня на прием в Малом дворце. И, вероятно, теперь вы вместе с Еленой будете помогать мне с ответами на почту, — каждое слово герцогини я словно записывала воображаемым пером в своей памяти, чтобы потом, когда я вновь разочаруюсь в себе, я могла снова и снова прокручивать в воспоминаниях момент маленькой, но значимой для меня победы. И пусть даже работа с письмами считалась у фрейлин самой простой, герцогиня ставила таких помощниц всегда на ступень выше в списке своих любимиц.

Тут же уловив ликование в моем настроении, Мария поспешила предупредить:

— Надеюсь, ты понимаешь, насколько это большая ответственность? Тебе не стоит расслабляться и забывать о своих основных обязанностях.

Я еще раз кивнула в знак полного согласия со словами Марии Павловны, чем полностью удовлетворила ее интерес ко мне, и мы вернулись к оставшейся паре писем.

* * *

Прошло еще несколько недель. Лето стремительно вытеснило весну, и уже в начале июня духота стояла такая, что Мария даже отказывалась от ежедневной конной прогулки.

Теперь, когда я вынуждена была не только нести дежурства у герцогини, но и по любому требованию разбирать с ней почту, моя связь с ней стала еще более ощутимой. Именно по этой причине я мало обращала внимание на зеленые пейзажи за окном. И только в редкие выходные позволяла себе прогуливаться по тенистым аллеям имперского парка, целиком погружаясь в свои мысли.

Как и прежде, я старалась не выделяться среди других фрейлин, поскольку мне вполне хватало того внимания, которое я уже имела.

И все же даже несмотря на то, что помощь в написании и переводе писем не сделала меня фавориткой герцогини, я сумела заработать определенную неприкосновенность. Теперь, если она знала, что накануне утром ей предстоит писать важное письмо, Мария предусмотрительно отпускала меня и Елену в свои покои пораньше, чтобы мы могли как следует отдохнуть.

Конечно, она не забывала и о том, чтобы погонять нас с Варварой по всему саду в поисках утерянной шляпки или заставить нас перерыть гору литературы, чтобы она могла вспомнить какую-то строчку из романтичной французской новеллы, названия которых женщина почему-то никогда не запоминала. Но делала она это не потому, что ей так срочно нужны были книги или шляпки, которых у нее было не меньше сотни. Я подозревала, что таким образом герцогиня не давала забыть, кому и насколько преданно мы должны служить.

Приемы летом были нечасто. В основном вся богатая и именитая знать покидала П. и отправлялась на юг или в долгие путешествия по Европе, которые длились до самой осени. Мероприятия, на которые приглашали герцогиню, она почти всегда ездила одна, либо в компании Елены.

В какой-то момент я уже было словила себя на мысли, что начинаю забывать не только лица и имена напыщенных баронов и долговязых графов, но и банальные правила бального этикета. Но, как раз кстати, в один из таких жарких июньских дней герцогиня отправлялась на важный прием, на который брала с собой сразу трех фрейлин. И это был мой первый визит в качестве гостя за пределами императорского двора.

О месте, куда мы ехали, я не знала практически ничего. Перед отъездом Варвара успела шепнуть мне, что господа, коих мы собирались навестить — люди весьма специфичных нравов, и понятие о банкетах у них свое. Это мало чем мне помогло, ведь то же самое я могла сказать почти про любого высокопоставленного человека.

Мы выезжали в обед, поскольку поместье графского рода Литвиновых находилось далеко от города. Наталья Литвинова давно приглашала Марию навестить их скучный и унылый двор, по крайней мере, именно в таких выражениях она его описывала. Наверное, поэтому наша герцогиня всегда находила веский повод, чтобы увильнуть от вечеров в их компании.

Однако в этот раз намечалось нечто действительно грандиозное. На эти мысли меня натолкнула излишняя суматоха, царившая последнюю неделю во дворце, и мероприятие у Литвиновых было чуть ли не единственной темой разговоров. При этом приглашены на него были далеко не все. Вероятно, такая избирательность гостей и стала поводом для дискуссий.

Когда мы, наконец, подъехали, я ожидала увидеть громадное поместье в классическом стиле, каких полно было в каждой губернии. Однако строение, около которого мы очутились, можно было описать каким угодно словом, но только не «классическое».