— А это очень хороший вопрос. Ведь я совершенно не знаю, чего хочу, — произнес он с усмешкой, но я всем сердцем ощутила его боль.

Какая ирония, у него были все возможности, но не было цели, чтобы этими возможностями пользоваться.

— Вам ещё не поздно разобраться в своих желаниях, в конце концов, вы не так ограничены, как многие, — попыталась утешить его я.

— Нет, мне уже поздно. Я родился таким, и у меня только один путь. Я могу выбирать, с кем танцевать на балу, но даже невесту выберут за меня. Богатые, титулованные родители, но сам я не добился ничего, — тихо произнес Александр.

Я не знала, чем ему помочь. Ведь он был прав, у меня был хоть малюсенький шанс попрощаться с дворцом и добиться чего угодно. А его жизнь определена с рождения.

В воздухе повисло долгое молчание. Первым его прервал Александр:

— А чего бы хотели Вы? Только не говорите, что Вы абсолютно счастливы.

— Ох, Ваше Высочество, вы, наверное, единственный за всю мою жизнь, кто спрашивает об этом. Я могла бы сказать вам, что самое большое счастье — это служить вам и ее Светлости Марии Павловне, но вы наверняка не поверите мне. Поэтому я скажу вам прямо. Я бы хотела вернуться домой, в тот дом, который я помню с детства. Заниматься там садами, путешествовать, привезти с юга много экзотических растений. Например… — я замялась, — например, ананас.

— Ананас? — усмехнулся мой собеседник. Он выглядел таким простым, что мне казалось, будто все границы этикета, статуса и положения в те мгновения стёрлись между нами.

— Да, ананас. Чтобы он рос у меня в оранжерее, — вдохновлено завершила я.

— Мне нравится.

— И еще одно, — вдруг сорвалось у меня с губ, — я бы хотела, чтобы те, кто сейчас живет в страхе, перестал бояться. Хочу, чтобы мир был милосерден и справедлив ко всем вне зависимости от их положения.

Стук сердца оборвался, вместе с необдуманной фразой. Я ждала ответа Александра, учитывая, что он не мог не проследить параллели между этой фразой и историей Жуковских, но он промолчал. А когда заговорил вновь, речь шла уже о другом:

— Знаете, я бы хотел быть сам себе хозяином, — начал он. — Вставать после полудня, выбирать людей, с которыми общаться. Может, открыл бы бордель, — улыбался он, пока взгляд замирал на языках пламени.

Он выглядел очень необычно в алом свете огня и его отблесках, играющих у него на лице, в своей помятой после бури рубашке, с лохматыми волосами и задумчивым взглядом. И то, что он говорил мне сейчас… Я знала, что Александр может быть другим, но не настолько же.

— Ну, открыть бордель вы в принципе и сейчас можете, это не так сложно. Главное, чтобы его Величество не сразу узнал об этом, — сделав важное уточнение, с усмешкой сказала я и, наконец, позволила себе совсем расслабиться, развалившись в кресле так, как мне удобно.

— Это верно, — ответил он, глядя на то, как я нарушаю правила этикета.

Александр молчал, а затем отвёл взгляд и бегло осмотрел камин.

— Взгляните, какая интересная чернильница, — обратился ко мне Александр.

Я подняла голову и обнаружила, что на самом краешке камина стояла необычная вещица. Эта чернильница была явно не только предметом необходимости в этом доме, а прежде всего элементом роскоши. Я плохо видела её в полутьме гостиной, но то, как сияли камни на ее крышечке, не заметить было невозможно.

Александр резко встал из своего кресла, снял чернильницу с камина, аккуратно покрутил в руках, внимательно рассматривая каждую деталь.

— Латынь, — осведомил меня собеседник, — Aeterna historia (вечная история), — равнодушно произнес он, протягивая мне эту занятную вещицу.

Я уже не первый раз натыкалась в этом доме на подобные латинские гравировки на вещах. Очевидно, в прошлом кто-то из хозяев этого поместья очень любил философские напутствия. Я внимательно осмотрела почерневшую от времени надпись на чернильнице и поставила ее рядом на небольшой столик, располагающийся между креслами.

Александр же вовсе не спешил возвращаться на свое место в кресле. Он ещё раз пробежался глазами по мраморному навесу над камином, деревянным полкам комодов и побрякушкам на столе, а потом вдруг его взгляд резко остановился на мне.

Больше я не видела в нем той горечи, что была несколько минут назад. Князь вновь превратился в обольстительного дьявола, чье прекрасное лицо игриво ласкали тусклые тени камина.

Я ждала от него чего угодно: любого приказа или просьбы, и клянусь, в те мгновения я была бы готова сделать для него все, что бы он ни приказал. Однако вместо этого он взял с полки у камина небольшой кусочек промокательной бумаги и потрёпанное перо, укладывая их на стол рядом с чернильницей. Я внимательно наблюдала за каждым его движением, стараясь понять, что он будет делать: писать письмо, баловаться с чернилами, обольет меня ими с ног до головы?

Внезапно он нагнулся ко мне так близко, что оказался буквально в нескольких сантиметрах от моего лица. Я невольно вздрогнула, но продолжила молчаливо следить за ним. Парализованная не то робостью, не то гордостью, не то нереальностью ситуации. Я в панике осознавала, что не могу даже заставить себя вдохнуть. А он даже не думал останавливаться и уже через секунду неожиданно развернулся, ехидно пробежался взглядом по моему плечу и, застыв на пару секунд, резко встал передо мной на колено!

Я продолжила в изумлении сидеть перед ним, совершенно не понимая, что происходит. Возможно, все это было просто последствиями обморожения. То ли от изумления, то ли он нежелания менять хоть что-то в этом сладостном моменте я превратилась в молчаливую, обездвиженную статую, у которой внутри бушевал пожар.

— Что вы делаете? — еле прошептала я.

— Отвернись, — приказал князь.

Слушать его не хотелось. Особенно учитывая, что я была абсолютно потеряна в своих догадках и изумлена. С другой стороны, это был прямой приказ. В смятении я продолжила вопросительно смотреть на него.

— Закрой глаза и отвернись, — снова повторил Александр. В сочетании с его прожигающем взглядом и улыбкой мне на секунду даже показалось, что ему можно доверять.

Вздохнув, мне пришлось подчиниться. Прошло несколько мучительно длинных секунд. Я слышала только тихие передвижения предметов на столике. Как вдруг моей обнаженной кожи плеча коснулась теплая мужская рука. Два ловких пальца легонько и уверено отодвинули вниз краешек и без того донельзя спущенного платья, ещё больше оголяя плечо. У меня попросту не хватало смелости, чтобы спросить у него, что он хочет со мной сделать.

До того момента я никогда не испытывала такой робости и наивного страха ни перед одним мужчиной. Ни на одном балу ни одно прикосновение не отзывалось в моем теле таким нежным, волнующим чувством. Но тогда я словно утратила способность двигаться, одновременно и наслаждаясь, и трепеща от предвкушения неизвестности. Я чувствовала, что он до сих пор сидит передо мной на коленях, одной рукой придерживая меня за плечо, другой перебирая что-то на столе. Затем я ощутила, как он придвинулся ко мне ещё ближе, и немного развернув мое плечо в свою сторону, нежно откинул назад прядь кучерявых волос.

Я почти чувствовала его дыхание, а может это были мои фантомные, смазанные с реальностью ощущения. Продолжая водить по моей коже своими пальцами, будто играючи с ней, он мог лицезреть, как она покрывалась мелкими мурашками. К счастью, видеть, как я заливалась пунцовым румянцем, он не мог. Сердце бешено стучало, но успокоиться и восстановить сбившееся дыхание у меня никак не выходило, поскольку все мысли были только о том, что он делал со мной. Я концентрировалась на каждой детали в его плавных движений, чтобы запомнить каждое мгновение этого удивительного момента. Неожиданно пальцы остановились и замерли, и кожи коснулся неизвестный остроконечный предмет.

В тот момент я не на шутку испугалась, инстинктивно поворачиваясь к Александру.

— Что это? — воскликнула я, высматривая непонятный объект в его руках. К моему большому облегчению, это оказалось всего лишь перо, которое Александр взял со стола.