— Вы так говорите, будто это вариант нормы, — возмутилась она.

— Нет конечно. Просто здесь не сильно опаснее, чем везде. Кстати, мы приехали, — кивнул я на вход, около которого остановилось такси. — Кабаре.

— Я слышала о таком… — протянула она задумчиво, глядя на вход.

— А сегодня ещё и увидите своими глазами, Мария. Вам понравится.

— Это как кабак?

— А вы бывали в кабаках? — удивился я.

— Конечно нет, — замахала она руками. — Как вы могли подумать такое?! — и тут же, ТУТ ЖЕ! добавила тихонько и быстренько. — Да.

Да так скромненько, что ни дать ни взять невинная дева в исповедальне.

— Чего? Вы же только что сказали, что не бывали там!

— А потом тут же призналась! — оправдываясь, воскликнула Мария. — Так что не считается!

— Да вы наглая врунишка, Мария дель Кармен! — возмутился я.

— Неправда! — запротестовала она. — Если сразу призналась, то не считается! Протестую!

— Протест не принят, — отчеканил я. — Суд присяжных объявляет вас виновной!

— Там всего один присяжный! Суд предвзятый!

— Поздно! Виновны! Выходим! — скомандовал я. — Буду вас конвоировать.

Со смехом, присущим, наверное, только тем, кто забыл вообще обо всех проблемах мира вокруг, мы вылезли на улицу под ручку, продолжая развлекать друг друга. Прошли мимо немного странно поглядывающих на нас охранников, вошли внутрь и попали в тёмный коридор, освещённый специально блекло, чтоб соответствовать атмосфере. Прошли дальше и попали в тёмный зал. Большинство столиков стояло в центре у сцены, но были ещё столики и у стен, где кресла полукругом располагались перед столом. Туда мы и пошли, чтоб не сидеть у всех на виду.

— Нас отсюда не прогонят? — тихо спросила Мария, оглядываясь.

— Если что, прогоним их в ответ, — так же тихо ответил я, чем вызвал её хихиканье.

Знала бы она, что в моей шутке абсолютно всё было правдой.

Мы хорошо провели вечер, если сказать по правде. Смотрели несмешные выступления, которые каким-то образом вызывали у публики смех, ужасный шансон и мини-сценки. И самое интересно, что в этом всём было что-то своё, уютное. Да, не смешно и не интересно, но мы с Марией сидели, обсуждали это, смеялись над собственными шутками, разговаривали.

Я оплатил наш столик, который отнесли к VIP-месту, после чего к нам подходили только для того, чтоб взять заказ. Мы не выпивали, если не брать в расчёт два бокала вина, но зато неплохо поели. Спасибо повару, который накладывал нормальные порции, от чего не было обидно за потраченные деньги. И вкупе под что-то там мельтешащее при хорошей еде под интересные разговоры мы отлично провели день.

После этого я предложил съездить и сыграть в бильярд, на что Мария сказала, что это слишком вульгарная игра.

— Не вульгарнее вашего боевого окраса на теле, мисс, — подмигнул я с усмешкой.

— Ну знаете ли, молодой человек, — возмутилась она. — Я не хотела этого делать, но мне придётся принять вызов в этой постыдной игре и выиграть вас.

— Раз уж зашла речь о постыдных играх, в какую игру предпочли бы сыграть вы, Мария?

— Крокет, — без раздумий ответила она.

У меня в голове тут же появилась картина: женщины в платьях девятнадцатого века с их классическими шляпками с цветами стоят на газоне и бьют по мечам своими длинными молоточками, а у границы поля стоят стулья, в которых, попивая чай, обсуждают последние сплетни женщины постарше или те, чья очередь ещё не подошла.

А потом я представил Марию среди них. Сам непроизвольно посмотрел на неё, представляя, как бы она там вписалась.

— Что-то случилось? У меня что-то на лице?

— Нет, просто представил, как бы вы гармонично смотрелись в чёрной юбке и белой блузке с шляпкой в стиле девятнадцатого века на крикетном поле.

— И как?

— И как что? — не совсем понял я.

— Мне шло платье? — улыбнулась Мария, пригладив волосы.

— Вынужден признать, что да, — вздохнул я.

— Почему тогда вы расстроились сему факту?

— Понял, что бильярд для вас слишком вульгарен. Придётся играть самому, — ответил я расстроенно и поплёлся по улице.

— Погодите, я готова сделать ради вас исключение! — бросилась она меня догонять.

Странно, но всё наше свидание прошло в некой шутливой форме. Мы будто разыгрывали маленькие сценки друг перед другом, подыгрывали и просто развлекали сами себя. Я вообще заметил, что у нас наблюдалась какая-то забавная эволюция в отношениях. Сначала мы едва друг друга знали, были осторожны и официальны. Потом разговоры, как у нормальных людей, словно типичная парочка. Затем мы отрываемся, танцуем, слушаем рок, как подростки, а сейчас мы сами по себе цирк шапито, словно пытаемся обыграть в сценке всю суть нашей жизни и отношений.

Надо сказать, что Мария оказалась хороша и в бильярде, хотя хвасталась, что хорошо играет в крокет.

— Как-то это подозрительно, Мария, — прищурился я. — Вы от меня не скрываете ничего?

— Но это же легко. Надо просто одним шаром загнать остальные в дырки.

— Легко, да не очень.

— Смиритесь, Томас. Вам меня не одолеть, но я могу в следующий раз поддаться, чтоб вы не проиграли с таким разгромным счётом.

— Эй, это даже не одолжение, — возмутился я.

— Вы же знаете мою слабость, — скромно затеребила она волосы.

— Ах да, вы не любите проигрывать… тщеславная Мария. Даже поддаться не можете.

— Вы даже не представляете, на какие внутренние жертвы я иду, чтоб вы не проиграли с разгромным счётом, — покачала она головой. — Хотите проиграть ещё раз?

— Вы имели ввиду, поиграть?

— Ну и это тоже, — улыбнулась она.

Вредная девчонка.

Хотя меня радует, что ей свойственна не только серьёзность и желание проповедовать. Как бы то ни было, вульгарная игра пришлась Марии по вкусу. Она с удовольствие разделала меня под орех, радуясь победам, как ребёнок.

В свою очередь, я, подобно мстительному засранцу, свозил её в тир, где с лёгкостью победил, оставив её довольствоваться вкусом ещё большего поражения, чем у меня в бильярде. Хотя, по правде говоря, я сам был немного в шоке от того, насколько метко клал из оружия пули. Слишком просто, слишком легко, будто делал это не раз. Я и раньше стрелял неплохо, но чтоб настолько…

Здесь всё как-то само собой получалось. На уровне инстинктов и рефлексов. Я подозреваю, что причиной тому тот прибор, который разворошил заложенные в меня программы и знания. После Ишкуины часть всё же успешно осела в голове, подарив мне некоторые возможности и способности, которые до этого для меня были закрыты.

Но как бы то ни было, я с улыбкой настоящего победителя смотрел на Марию, которая не могла попасть даже в мишень.

— Не женское это дело, Томас, — вздохнула она. — Оружие несёт боль и смерть.

— Из автомата вам это не мешало стрелять, — заметил я. — Хоть две пули из тридцати попали.

— Мне претит насилие, — вздёрнула она носик. — Так-то. Я специально промахиваюсь. Это можно считать победой.

— Нет, вы, естественно, первая, Мария, — она довольно улыбнулась. — Но только с конца, как это ни прискорбно.

— Грубиян, — показала она язык.

— Как вам не стыдно так себя вести, младшая сестра, — покачал я головой. — А как же вера, которая учит быть смеренной и кроткой.

— Я смиренно и кротка, — не моргнув глазом, ответила она спокойно. — Но ради света и добра готова воевать.

— Как-то война и добро плохо сочетаются, — заметил я.

— Воевать можно добротой, — подняла Мария палец вверх, будто говоря прописную истину. — Наше оружие — доброта, понимание, чуткость, свет…

— И костёр. Ну, как в средневековье.

— Нет! Нельзя такого говорить, Томас. Вот бог вас и накажет за подобное. Благо рядом с вами младшая святая сестра, которая может уберечь от пагубного воздействия тьмы.

А вот здесь я даже затруднялся сказать, шутит Мария или нет. Уж слишком воодушевлённо говорила она это и с придыханием, а обижать как-то не хотелось.