– И все-таки ты не сказал, как тебе удалось обойти систему безопасности и попасть в лабораторию.

Я боялся этого вопроса, потому что более-менее убедительный ответ на него придумать так и не успел. А когда тебе нечем крыть, приходится говорить правду.

– Я обратился за помощью к капитану Гоббсу, – сказал я. – Мне пришлось. Он включил меня в базу данных пропусков. Да и камеры со всеми датчиками он вырубил лишь до трех часов ночи.

Генерал снова нахмурился, но уже не от недоверия, а от возмущения. Произнес:

– Ты сказал ему, для чего собираешься проникнуть в лабораторию?

– Я сказал, что мне нужно кое-что выяснить. И не солгал, – улыбнулся я, снова разведя руками.

– И он так просто выдал тебе пропуск? А также отключил камеры и сенсоры? – еще больше возмутился Эдмонд.

Я же понял, что снова ступил на тонкий лед. Сдавать Уиллиса с потрохами не хотелось, поэтому нужно было срочно придумать ему оправдание. Но выделенных на это секунд мне не хватало. И опять же, когда врать не поучается, приходится говорить правду.

– Чтобы понять, почему он это сделал, мне необходимо кое-что уточнить, – произнес я, глядя в глаза генералу. – Вышло так, что мы с капитаном – давние знакомые. Служили с ним вместе в одной части. Потом началась война, и судьба нас раскидала по разным краям галактики. Можете проверить, в наших досье это должно быть.

– Это не оправдывает его поступок, – холодно проговорил генерал. – Он нарушил устав. Причем дважды.

– Согласен. Но тем самым он помог мне, а значит, и вам и госпоже Стрейч тоже. Мы все в одной лодке, генерал. А капитан ничего не знает, я вас уверяю. Он нем, как мертвец. И у меня к вам большая просьба: не отстраняйте его от должности. Он держится за это место, как за утопающий за спасательный круг.

Эдмонд Торн снова задумался. Сложив руки домиком у подбородка и оперев локти о столешницу, он уставился поверх меня переполненным мыслями взглядом. Прошло несколько секунд, и он вновь опустил на меня тяжелый взгляд:

– Неплохо было бы проверить тебя у псионика.

– Воля ваша, – произнес я, хотя мысленно содрогнулся от этой возможности. Тем не менее, держаться я старался спокойно. – Полковник предлагал вам сделать это еще вчера. В штате комплекса есть психологи-псионики. Амалия Кински, кстати, одна из лучших.

– Все-таки… лишних людей, тем более псиоников, привлекать не нужно. Пока, – покачал головой Эдмонд.

Я мысленно выдохнул, а сам развел руками, как бы говоря, что готов к любой проверке.

– Ладно, – произнес генерал, подводя итог. – Возвращайся к себе. И больше не шастай по ночам.

Я кивнул и встал. Как бы невзначай спросил:

– А что вы собираетесь делать с ампулой?

– Это мое дело. Все. Свободен.

Я вышел из кабинета генерала и отправился в жилой отсек, сопровождаемый удивленным взглядом охранника, что караулил у двери.

Вторая ампула, которую я спрятал в повязке на плече, так и осталась при мне.

Глава 25

Всю первую половину дня я ожидал, что меня вызовет к себе генерал Торн для дачи каких-нибудь показаний. Но ничего подобного не случилось. Выходит, что кроме меня, его и пары спецназовцев, о ночном происшествии никто так и не узнал. Что он собирался делать с отобранной у меня ампулой, я не имел понятия, хотя догадывался, что скорее всего отправит ее на какую-нибудь экспертизу. Меня это особо не волновало, потому что к тому времени, как он получит результаты анализов, я уже успею разбудить Шоя Рогинева, и уж пускай потом профессор сам объясняет начальству, что за препарат он изобрел и что собирался с ним сделать.

После обеда я получил в инфолинк текстовое сообщение от Гоббса, которое состояли всего из трех слов:

«Как успехи, рядовой?»

Что он подразумевал под «успехами» я отлично понимал, поэтому ответил ему схожим образом:

«Все отлично, капитан. Спасибо за заботу».

Через несколько минут от Уиллиса пришло второе сообщение, в котором он косвенно напомнил о моем обещании:

«Надеюсь на поддержку».

Отвечать я ему уже не стал, потому что в случае изучения кем-либо нашей переписки, она могла показаться странной. Да к тому же мне необходимо было сосредоточиться на продумывании следующих пунктов моего плана.

Мой следующий шаг состоял в том, чтобы передать Лейле ампулу с препаратом для выведения из комы Шоя, а для этого мне следовало подождать, когда она снова заступит на свою смену. На два дня ее сменила другой медик – Сара, у которой я осторожно узнал некоторые подробности жизни Лейлы, и мне они не совсем понравились. Сослуживица считала ее легкомысленной и доступной, и сказала, что та специально перевелась на эту работу, чтобы постоянно получать внимание от мужчин, и что не последнюю роль в получении должности сыграл ее дядя. Молча выслушав эти вполне обычные женские сплетни, основанные на зависти и соперничестве, я как бы между делом спросил, что она знает о работе медицинских андроидов и возможности их перепрограммирования. Сара сказала, что никогда не связывалась с технической частью своей сферы, после чего я уже больше ее ни о чем не спрашивал.

Благодаря частым перевязкам и приему препаратов, мои раны стремительно заживали. Сами по себе ожоги уже не болели, и я даже почти перестал хромать. Тем не менее, для полноценных физических нагрузок мое тело было еще не готово. Джонатан Бейзер понимал это, поэтому наши тренировки состояли сплошь из отработки стрельбы из разных видов оружия и в различных условиях. Упор делался на внимательность и реакцию. Мои показатели стали расти, а к концу дня, когда я после долгой и утомительной тренировки отдыхал в своей ИЖС и копался в параметрах нейроинтерфейса, заметил, что некоторые из моих ФИП-коэффициентов подросли на крохотные 0,01 пункта. Это касалось только рефлекторной моторики и перцепции окружения, однако сам факт роста меня порадовал. Все же возможность отслеживать пускай и незначительное, но все же повышение параметров организма в конкретных цифрах – вещь чрезвычайно удобная. Так ты понимаешь, что тренировки проходят не зря и что имеется потенциал к росту.

Почти перед самым отбоем меня навестил Фарт. Зайдя в мою жилую секцию, чернокожий участник проекта широко улыбнулся и спросил:

– Ну как впечатления? Все понравилось?

О чем он спрашивал, нужды уточнять не было, поэтому я ответил:

– Да. Я словно побывал в виртуальной реальности своих воспоминаний. Вспомнилось все – от ощущений до запахов.

– А я тебе что говорил?! И это – только малая доля возможностей моего… снадобья.

– Малая?.. А что оно еще может? Отправлять в будущее? – усмехнулся я.

– Ну… – он замялся, и словно оправдываясь, продолжил: – На подобное не способны даже высокотехнологичные искины. Максимальная вероятность исполнения их прогнозов – шестьдесят семь процентов.

– Где-то я слышал, что какой-то искин предсказал итог войны.

– Было такое, но его прогноз состоял в том, что локсы потерпят полный крах, а Федерация после капитуляции Империи заграбастает себе все ее планеты. Но мы знаем, что ничего подобного не случилось.

– Никто не способен предсказать будущее, – сказал я. – Ни искины, ни псионики, ни кустарные химические препараты.

– Верно, – кивнул Минуэр, – но прошлое-то по-прежнему в нашей власти.

– Опять хочешь толкнуть мне свою дрянь? – вздохнул я.

– Я лишь хочу напомнить, что если увеличить дозу, то можно задержаться в прошлом на более длительный срок, чем пара часов.

– И насколько же?

– Дни, недели, а возможно, и месяцы…

– Это идиотизм, Фарт, сам же понимаешь. Если я уйду в прошлое на месяц, то что станет со мной в настоящем? Ты предлагаешь не путешествие в прошлое, а кому.