Вечеринка подходила к завершению. Гости становились пьяны, голоса брали всё больше фальшивых нот, иссякали праздные разговоры, а игры начинали надоедать.

Я опрокинула в себя ещё бокальчик с лимонной газировкой и приготовилась уходить. Сио Лантий, который бдительно следил за мной краем глаза, чем бы ни был занят, мигом подорвался, почуяв моё настроение.

– Сегодня я твой телохранитель, только поэтому и пришёл. Ненавижу вечеринки, – заявил он в ответ на мой недоуменный взгляд. – Так что не проси меня задержаться ещё чуть-чуть и не надо вот этой самоотверженности в духе «ты не обязан».

– Хорошо-хорошо, – смиренно согласилась я, отметив про себя, что напарник, похоже, по оплошности всё-таки пропустил стаканчик-другой горячительного.

На пороге меня поймал Ли Фаний Орл. Он вдруг стремительно сорвал с себя пиджак и накинул его мне на плечи. Плотная белоснежная ткань хранила его тепло.

– Бери и не смей возвращать в ближайшие сутки. На улице холодно, – в высшей степени отстранённо произнёс он, после чего столь же стремительно удалился. Странный какой. Неужели стало неловко?

Мы с напарником вышли из кабинки биотуалета, второй по счёту, функции которой сводились к тому, чтобы доставлять агентов из их секретной берлоги на поверхность – в дремучие заросли заброшенной парковой зоны.

На горизонте, за частоколом древесных стволов, алела рассветная полоса. Ни одной тыквы поблизости не шастало, но в сумраке рощи меня всё равно преследовало чувство, будто за мной скользят по пятам потусторонние злыдни.

До центра города мы добрались без приключений.

Воздух был свеж и чист. Фонтаны стояли выключенными. Над полотном проезжей части на дикой скорости проносились немногочисленные фет-фаты, прохожих было раз, два и обчёлся. Электронные машины-уборщики с тихим жужжанием поглощали пыль и мелкий мусор, на гусеничном ходу катясь вдоль ухоженных газонов. А в искристой росе, среди травы, дремали осенние первопроходцы – редкие опавшие листья.

Я подумала о Птице-Весень и о том, что она слишком жестоко наказала себя, когда в отправной точке осени ушла в добровольное заточение из страха навредить окружающим.

Повсюду ощущалась какая-то хрупкость, и нежность, и пронзительная красота, от которой хотелось немедленно отрастить крылья и закричать – громко, во всё горло, чтобы отозвалось эхо с высоких небес. А потом пустить себе по венам воздух раннего осеннего утра, залечь на пляже, в дюнах под хвоистой химерой, и смотреть, пока глаза не заслезятся, в подёрнутую дымкой даль.

Птица-Весень многое теряла. Я же не желала упустить ничего.

И Сио Лантий, судя по выражению его лица, придерживался схожей жизненной философии.

– Давай прокатимся на лесном трамвае, – забыв обо всех мерах безопасности, предложил он. – Или сначала поедим?

Мой желудок после вечеринки был непристойно полон, напарник тоже наелся под завязку, так что это мероприятие мы решили пропустить и двинулись прямиком на трамвайную остановку.

Заголовки жидкокристаллических рекламных щитов, которые попадались нам по пути, через один единогласно утверждали, что с Чернокрылых снимаются подозрения, и правильнее бы опасаться тыквоголовых. Для произведения нужного эффекта тут же демонстрировалась уродливая тыквенная башка с раззявленным ртом.

– Оперативно они сработали, – похвалил Сио Лантий. – За воздействие на широкие массы взялись. Очень разумно.

Разумно, думала я, ага, как же. Сейчас среди тыквоголовых должен был определённо настать переполох. Как минимум, они насторожатся. Как максимум, слетят с катушек. И тогда быть беде.

Кто бы мог сомневаться: сбылось худшее из моих предчувствий. Но в то утро никто из нас не размышлял о последствиях всерьёз. Нами руководили эмоции. Нас, как марионеток в театре, дёргала за ниточки Госпожа Ранняя Осень, в которую сложно не влюбиться, одно присутствие которой истончает даже самую грубую оболочку настолько, что её можно разглядеть на просвет.

Мы едва успели купить на кассе билеты, когда по серебристым рельсам к нашей остановке бесшумно подъехал трамвайчик – аккуратный, совсем как игрушечный, он отливал перламутровой зеленью и был приятен на ощупь как снаружи, так и внутри. Мы зашли. Почти все сидения были свободны, и только на последнем ряду какой-то веснушчатый юноша, вероятно, студент или школьник, дремал с выключенным планшетом в руках.

Мы сидели, синхронно уставившись в окно, хотя не исключаю, что Сио Лантию вздумалось полюбоваться моим профилем. Весь город к тому моменту уже был вызолочен солнцем и сверкал витринами, полированными поверхностями машин, струями оживших фонтанов. Солнце отражалось и било в глаза, отчего приходилось щуриться. И невольно улыбаться.

А потом нас накрыла тень, решето в световых прорехах – трамвай въехал в святилище леса: под разлапистые ветви деревьев-великанов, в шорохи кустарников, поскрипывание стволов, в элегичный птичий хор и порхание лимонных бабочек.

Ни птицы, ни бабочки знать не знали, что спустя всего полтора-два месяца по Сеа ударят холода и что за лаской солнца кроются коварство и обман. Зима не за горами, улетайте, глупые, прячьтесь!

Стоило бы крикнуть им, чтобы они не расслаблялись. Но мы говорили и думали на разных языках. А некоторые вообще не думали.

Я окрестила эту поездку «прощение с летом» и приготовилась хорошенько погоревать. Но Сио Лантий придумал для нас другое развлечение.

Трамвайчик обогнул мшистый холм, поросший молодыми стволами химер, и нашим глазам предстала величественная картина: облака взбитой радужной пыли, грохот, шум, блеск воды и – на контрасте – таинственный, немой мрак гротов. Итак, прибыли: Искристые Водопады, Мерцающие Пещеры, Три Ручья Изобилия.

Сио Лантий потянул меня к выходу, хотя лично я планировала проехать весь лес насквозь, чтобы сойти на конечной рядом с пляжным кафетерием.

– Давай до моря вплавь.

Моё недоумение было безграничным.

– Шутишь?! Так жизнь не мила, что топиться решил?

– Никто топиться не собирается. Ты попробуй сначала, прежде чем словами швыряться, – усмехнулся напарник. – Твоё хобби на вышке зависать, а моё – плавать в ручьях. Даже раздеваться не потребуется. Просто прыгай, и всё. Усилий не понадобится, вода будет тебя держать. Что, не веришь?

Трамвай с тихим щелчком закрыл двери и покатил прочь. Кроме нас на поляне возле водопадов не было ни души, если не брать в расчёт несколько ранних пташек – любителей одиночества на природе, которые выбирались к Ручьям, чтобы порыбачить.

Сио Лантий глянул на меня с вызовом и подошёл к краю обрыва, где бушующий поток водопада претерпевал метаморфозу, переплавляясь в безмятежную прозрачность ручья. А затем прыгнул, не удосужившись избавиться хотя бы от сандалий.

Раздался всплеск. Я бросилась туда, где этот псих стоял секунду назад. Нагнулась, с трудом удерживая баланс. И, к облегчению своему, обнаружила, что сетевая статья про утопленника на сегодня отменяется: напарник преспокойно держался на плаву, помахивая мне рукой в призывном жесте. Мол, давай сюда, трусиха.

Я вдела руки в рукава белого пиджака Ли Фания Орла, чтобы, чего доброго, пиджак не потерять. И прыгнула. Новые впечатления, минимальные риски для здоровья, так почему бы нет?

Экстрим с утра пораньше оказался захватывающим. Разгон и освежающий ветер в лицо, пригоршня водопадных брызг – эдакий ободряющий ритуал, напутствие, пожелание доброго пути – и под воздействием силы притяжения ты летишь вниз, чтобы ухнуть в омут чистейшего ручья.

Крик, погружение, обжигающий холод, замирание сердца, пара глотков пресной воды для профилактики... Здесь они предвестники покоя, бояться не надо, да и было бы чего бояться. Проходит полминуты – и твой организм примиряется с температурой воды. А вода, между прочим, не норовит утащить тебя на дно, как произошло бы в любом заурядном ручье. Наоборот, выталкивает, причём довольно настойчиво: даром мне не сдался твой хладный труп, Нойта Сарс, живи.

Я отплёвываюсь, слышу собственный смех – так, вероятно, смеются во сне очень счастливые люди – и прихожу в совершенную гармонию с собой.