Положив бутерброд с майонезом на столешницу, Бернадетт подошла к шкафу и взяла стакан, затем достала из холодильника кувшин с соком.

— После того как вы уехали...

— После того, как ты меня отравила, хочешь сказать? — уточнила я, пригвоздив ее взглядом. Я еще не готова простить. Возможно, даже никогда не прощу ее за эту выходку.

Бернадетт пожала плечами, потягивая сок. Когда стакан опустел, она наполнила его снова и заговорила.

— Любопытство взяло верх. Я подумала, что если мне удастся узнать о девчонке, найти ее, то убийца возможно снова покинет город.

— Ты уверена, что это был он? — нахмурилась я.

— Это был он, дитя. Перестань задавать вопросы, на которые ты уже знаешь ответ. Ты почувствовала его. Я точно знаю. К тому времени, как ты появилась, я уже почти умерла. Но, к счастью, он не мог одновременно удерживать меня и нападать на тебя. — Она поставила сок обратно в холодильник. — И это интересно. Теперь мы знаем его слабое место.

— Я не понимаю.

Бернадетт вытерла рот и снова взяла бутерброд, но так и держала его, не откусывая.

— Он единственный человек, который когда-либо превосходил меня. Единственный, кто смог одолеть твою мать, насколько я знаю. Но как бы мы ни старались найти Райну, нам и в голову не пришло отправиться в видение вместе. А зря. Может быть, сделай мы это, твоя мать осталась бы жива.

Никогда раньше не видела Бернадетт печальной, но мне показалось, что именно печаль отразилась на ее лице, прежде чем она запихнула в рот свой сэндвич. Мне пришлось отвести взгляд, пока она сосредоточенно жевала.

Оливия хихикнула, вероятно, прочитав мой язык тела, и спросила Бернадетт:

— Значит, если вы вместе попадете в видение, то сможете найти Тауни?

К моему отвращению, Бернадетт снова положила свой сэндвич на столешницу.

— Если бы я подумала об этом раньше, то да, теоретически двойная команда против него — это правильный подход. Но, к сожалению, для девочки уже слишком поздно. У нас недостаточно времени, чтобы восстановить силы, и чтобы я успела обучить Давину до того, как он убьет девчонку.

— Я отказываюсь с этим мириться, — заявила ей, обходя стойку и проходя на кухню. Достала две маленькие тарелки, передала одну Оливии, затем взяла сэндвич Бернадетт и бросила его на другую. — Я отказываюсь просто так позволить Тауни умереть.

— Смерть в данный момент неизбежна, — проворчала Бернадетт, перекладывая свой бутерброд на другую сторону стойки, рядом с Оливией. — Он уже все подготовил. К тому времени, когда в эти выходные взойдет полная луна, девочка будет принесена в жертву.

— Принесена в жертву? — пискнула Оливия. — Как в средневековом храме? На алтаре?

— Принесена в жертву в смысле мертва, девочка. Смерть — значит смерть. Причины, по которым он ее убьет, не важны. Важно то, что у нас нет времени на ее спасение.

— Может быть, мы не сможем спасти ее сами, — рассуждала я, наполняя раковину горячей водой. — И может быть, ты права, что я не готова встретиться с ним лицом к лицу. Но если мы сможем раздобыть хотя бы несколько подсказок, хотя бы одну, то, возможно, полиция сможет ее спасти.

— Ты такая наивная, дитя. — Бернадетт покачала головой. — Полиция, горожане, они не верят тебе. И не станут помогать.

— Вы ошибаетесь, — запальчиво проговорила Оливия. — Они могут не поверить вам, но поверят Давине. — Оливия указала на меня, ухмыляясь. — Большинство людей, во всяком случае. Даже те, кто говорит гадости за ее спиной, все равно останавливаются, чтобы послушать, когда она бьет тревогу. Они могут не понимать, как Давина делает то, что делает, как знает то, чего не должна знать, но слушают. Они слишком боятся последствий, если не прислушаются к ней. Она оказывалась права слишком много раз.

Бернадетт снова покачала головой.

— Боюсь, неважно, кто из нас прав. Нужно время, чтобы восстановить силы. После того, что только что произошло, — Бернадетт кивнула в сторону стеклянной стены, выходящей на задний двор, — нам с Давиной нужно время, чтобы прийти в себя. Перезарядить наши батарейки.

— Я не устала, — пробурчала я, вытирая столешницу. — Я чувствую... — Я не могла подобрать слово, чтобы описать свои ощущения. Я посмотрела на свои руки. И с удивлением поняла, что могу чувствовать свою кожу. Ощущать ее. Она была заряжена, как будто по ее поверхности проходил электрический ток. Я присмотрелась и увидела, что волоски на моих руках встали дыбом. Взглянула на свои ноги, согнув колени, чтобы подпрыгнуть на месте. Я стала легче. Как будто сбросила двадцать килограммов. Я обернулась к Бернадетт. — Я чувствую себя хорошо. Правда, хорошо. Как будто готова пробежать марафон.

Бернадетт положила свой сэндвич на тарелку, изучая меня.

— Ты должна чувствовать слабость. Даже головокружение. А еще сильный голод.

— Я не устала, голова не кружится и не хочу есть. На самом деле, вот... — Я протянула к ней руку ладонью вверх, ожидая, что она сама примет решение.

После долгого раздумья Бернадетт положила свою руку в мою.

Каким-то образом, инстинктивно, я впустила ее в свою голову, показав, что чувствую. Я наблюдала, как выражение ее лица менялось от скептицизма к недоумению, а затем медленно переходило к удивлению.

— Очень необычно. Кажется, ты совсем не пострадала. Но как?

— Точно не знаю. Но это то же самое воздействие, которое я использовала, чтобы оттолкнуть его, когда он пытался задушить меня иллюзией. Я просто мысленно представляю себе суперсилу, как в кино, и вуаля.

— Представляешь как ту дверь? — уточнила Оливия. — Которой ты управляешь своими видениями?

— Именно, но здесь это больше похоже на белое облако. Что-то, что я могу вытолкнуть из своего тела в любом направлении.

— Удивительно, — заметила Бернадетт, взяв меня за руку, чтобы увидеть, как зашевелились волоски. — Но ведь экстрасенсорные способности не могут проявляться в физическом мире. Это весьма странно.

— А самое интересное, — улыбаясь, сообщила я Оливии и Бернадетт. — Он недостаточно силен, чтобы пробиться через эту штуку, чем бы она ни была. Эта штука — его криптонит.

Бернадетт отпустила мою руку.

— Можно мне посмотреть? — Оливия протянула руку, подпрыгивая на месте.

Я взяла ее за ладонь, пытаясь открыть свой разум, чтобы показать, но ментальные ворота не открывались.

— Нет, наверное, нет. Извини.

— Потому что она не экстрасенс, — проворчала Бернадетт, проходя через комнату. — Мне нужно провести небольшое исследование. Посмотрим, смогу ли я найти информацию об этом.

— Исследуй, сколько хочешь, но делай это побыстрее, — посоветовала я Бернадетт, выбрасывая брошенный ею бутерброд в мусорное ведро. — Я твердо решила найти Тауни. Мне нужна твоя помощь, но если понадобится, я пойду в следующее видение одна.

Бернадетт, сидевшая за своим столом в дальнем конце комнаты, махнула рукой через плечо, показывая, что услышала меня.

Когда я потянулась за ветчиной, собираясь ее убрать, Оливия схватила упаковку.

— Это очень вкусная ветчина.

Я покачала головой, убирая майонез в холодильник.

— Как думаете, почему Давина может так быстро перезаряжаться, а вы нет? — обратилась Оливия к Бернадетт через всю комнату.

— Возможно, потому, что она не отягощена наследием прошлых поколений экстрасенсов, — ответила Бернадетт. — В чатах в Интернете ходят теории, что экстрасенсорная энергия — это все на уровне сознания. Что мы проявляем чувство усталости, когда на самом деле энергия безгранична.

— Стоп, что? Вы запутали меня, — перебила я, посмотрев на них.

— Она имеет в виду, что ты не знаешь, что должна уставать, и поэтому не устаешь, — объяснила Оливия. — Я ходила на курсы мотивации, где рассказывалось об исследовании, согласно которому успешные люди часто не испытывают умственной и физической усталости в той же степени, что неуспешные. Они уверены в том, что могут работать невероятно долго и не чувствовать усталости. В то время как обычные люди видят, что их родители приходят домой в пять часов измученными и уставшими, и когда они вырастают, то подражают им в этом. Даже если они не устали, все равно думают, что совсем без сил.