— И тебе было всего двенадцать? Когда у тебя появились эти сны?

— Да, — ответила за меня Оливия, продолжая растирать мне спину. — Они прекратились на некоторое время. Потом возобновились как видения, когда ей было четырнадцать.

— Понятно, — только и сказала Бернадетт, продолжая грохотать на кухне. — Дитя, когда ты была в церкви, и слышала его смех, ты слышала его в реальной жизни или в своей голове?

Я сосредоточилась на инциденте в церкви.

— Сейчас я не уверена. Я думала, что это в реальности, но...

— Да, да, я понимаю. Иногда два мира сливаются.

Чайник засвистел, заставив меня резко выпрямиться. Я не единственная, кто вскочил. Оливия смотрела на меня, прижав руку к груди, и нервно хихикала.

Я наблюдала, как Бернадетт наливает горячую воду в чашку, добавляет какой-то домашний чай, а затем доливает доверху воду из-под крана.

Она поднесла чашку, заставив меня взять ее в руку.

— Тебе нужно это выпить, но я рекомендую не нюхать. Пожалуй, лучше и на вкус не пробовать. Поэтому я добавила прохладной воды, чтобы ты смогла быстро выпить. До дна. Каждую каплю.

— Что здесь? — спросила я, заглядывая в чашку. Там плавали маленькие кусочки листьев и какие-то коричневато-черные частички.

— Выглядит не очень хорошо, — проворчала Оливия, все еще стоя рядом со мной, и заглядывая через мое плечо в чашку.

— Просто выпей, — велела Бернадетт.

— Какая же вы властная, — попеняла ей Оливия.

— И тебе лучше помнить об этом, прежде чем совать свой нос в чужие дела, — посоветовала моей подруге Бернадетт.

— Все, что связано с Давиной — мое дело, — заявила Оливия с ухмылкой. — И думаю, вам придется еще многое объяснить, прежде чем я закончу.

— У нас нет времени на игру в двадцать вопросов, — проворчала Бернадетт, подставляя руку под чашку и поднося ее к моему рту.

Оставалось только выбрать: оттолкнуть чашку или покончить с этим. Я предпочла второе. Задержав дыхание, я выпила чай. Лишь когда я опустошила чашку, мои вкусовые рецепторы взбунтовались.

Я запрыгала с высунутым языком, стараясь не захлебнуться, и схватила салфетку, чтобы протереть язык.

— Это худший чай на свете. — Схватив чашку, я стала выплевывать крошечные кусочки и частички, что оставались у меня во рту. — Просто ужас. Я никогда не пробовала ничего настолько мерзкого.

— Если повезет, то связь разорвется, — сообщила Бернадетт, возвращаясь на кухню. — Вам двоим лучше поспешить. Я позвоню доктору Бреннану.

— Зачем звонить доктору Бреннану? — спросила Оливия, поглаживая меня по спине, пока я кашляла.

— У него есть противоядие. От этого яда, — пояснила Бернадетт, тыча в меня пальцем, прежде чем ополоснуть чашку. — Стоит поторопиться. У тебя есть около двадцати минут, прежде чем пожалеешь, что не умерла, и около тридцати, прежде чем яд убьет тебя.

— Ты шутишь? — спросила я между приступами кашля.

Бернадетт указала на «Леджер».

— Множество твоих предков умерло от того же яда, который ты только что выпила.

Мы с Оливией уставились друг на друга, широко раскрыв глаза.

Я снова посмотрела на Бернадетт.

— Доктор Бреннан вышел на пенсию! Пять лет назад!

— Ох, — проронила Бернадетт, выглядя несколько обеспокоенной. — Но он все еще жив, верно? — Она взяла свой телефон со стойки. — Неважно. Отправляйся в больницу. Я уверена, что у меня есть его домашний номер. Я его найду.

Я потрясенно смотрела на Бернадетт, ожидая слов, что она что пошутила.

Оливия схватила меня за руку и потащила к стене с панелью. Не успела я опомниться, как оказалась на улице, и меня запихнули на пассажирское сиденье кабриолета.

Боль пронзила мои кишки, заставив зашипеть. Острая, как желудочный спазм. Закружилась голова, зрение помутилось. Когда я снова смогла поднять голову, Оливия уже неслась по обочине частной дороги, петляя между выбоинами и большими камнями.

Снова боль, затем головокружение, только на этот раз оно сопровождалось тошнотой.

— Я умру, — объявила я Оливии. — Все эти годы я боялась, что меня убьет Фрэнсис. Никогда не думала, что меня прикончит собственная бабушка.

— Ты не умрешь. Я тебе не дам, — прорычала Оливия, сворачивая на главную дорогу. Задние шины скользнули на другую полосу, прежде чем Оливия нажала на газ, выправляя машину.

— Что, если Бернадетт не сможет найти доктора Бреннана? Он мог переехать во Флориду, Аризону или один из других штатов, куда мичиганцы переезжают после выхода на пенсию.

Оливия нажала кнопку на рулевом колесе, затем велела своему телефону позвонить Нейде.

— Оливия, я сейчас немного занята, — ответила Нейда.

— Моя мама с тобой? — прокричала Оливия, заглушая шум ветра. — Это срочно!

— Секунду, — отозвалась Нейда.

Мгновение спустя голос Эдит прозвучал через динамик машины.

— Оливия, дорогая, что случилось?

— Доктор Бреннан — ты его знаешь?

— Да, дорогая. Он много лет руководил медицинским центром.

— Прошу найди его, разыщи и доставь в больницу в ближайшие десять минут. Бернадетт отравила Давину. У доктора Бреннана есть противоядие.

— О боже, — ахнула Эдит. — Я найду его. Он будет там.

— Вот, — нажав на красную кнопку телефона на рулевом колесе, проговорила Оливия. — Ты знаешь мою маму. Если она не сможет доставить доктора Бреннана в больницу, то проследит, чтобы противоядие было там. Она не допустит, чтобы с тобой случилось что-то плохое. — Оливия затормозила, когда оказалась позади автомобиля, двигавшегося с нормальной скоростью. Свернув на центральную полосу, она вдавила педаль газа и обогнала машину. — Как ты себя чувствуешь?

Как только она спросила, я забилась в судорогах от самой ужасной боли, которую только испытывала в своей жизни. По сравнению с ней удар, полученный накануне, показался щекоткой. Я не могла ответить на ее вопрос, поскольку кричала от очередного сильного спазма.

К тому времени, когда кабриолет Оливии проскочил через въезд на парковку медицинского центра «Дейбрик-Фоллс», за нами с мигалками неслась полицейская машина. Впереди, возле главных дверей, стояли Ноа и Бритт, а в нескольких футах в стороне находилась их машина скорой помощи. Рядом с ними ждал доктор Бреннан с медсестрой, которая держала наготове инвалидное кресло.

— Оливия, я не смогу выбраться, — прошипела я, схватившись за живот. — Если я пошевелюсь, хоть немного, то точно обделаюсь.

Оливия затормозила, выкручивая руль, и направила заднюю часть машины к автомобилю скорой помощи, остановив ее в нескольких сантиметрах от него.

Я застонала. Каждый дюйм моего тела был готов разорваться. Пот капал со лба на глаза. Боли в кишечнике стали настолько сильными, что у меня пересохло в горле от крика. Я знала, что большая часть моих мучений — это газовые спазмы, но если попытаться выпустить газы, то из моего тела выйдет гораздо больше, чем воздух.

— Что тебе нужно? — спросила меня Оливия. — Что я могу сделать?

В зеркало заднего вида я увидела, как Стоун и Айзек выходят из своего полицейского внедорожника. Я не могла этого сделать. Мне придется уехать — сбежать из города. Оставить своих друзей. Нельзя позволить всем увидеть, как я обделалась.

— Достань лекарство и увези меня отсюда. Пожалуйста, Оливия. Я умоляю тебя. Не дай им видеть меня в таком состоянии.

Оливия выскочила из машины, не заглушая двигатель, и бросилась к доктору Бреннану.

— Противоядие у вас?

— Да! — подтвердил доктор Бреннан, держа в руках шприц, и направляясь к машине.

Оливия выхватила шприц и резиновый жгут из его рук и побежала обратно к водительской стороне кабриолета.

— В вену, да? — крикнула она, сдавая назад.

— Да, в вену, но... — воскликнул доктор Бреннан, подбегая к машине.

Слишком поздно. Оливия ударила по газам, врезавшись задним бампером своей машины в полицейский внедорожник. Она отбросила крузер назад достаточно, чтобы ее машина объехала всех. Мое тело ударилось о спинку сиденья, когда кабриолет полетел вперед.