Господин-с-горы скорчился, обхватывая голову руками. Всплеска духовной силы не произошло, вероятно, потому, что лисья сила была запечатана человеческим обличьем, но аура ужаса и беспредельного отчаяния обволокла его, приобретая едва ли не физические очертания темноватого, колышущегося бесчисленными щупальцами кокона.

– Твоих лап дело? – резко спросил Лис-с-горы, крепко ухватывая Господина-с-горы за плечо. – Воздух такой густой, хоть ножом режь. Что на этот раз?

– Это Скверна… – выдавил Господин-с-горы, пытаясь стряхнуть его руку со своего плеча. – Ты осквернил меня…

– Что? – насмешливо протянул Лис-с-горы. – Скверна? Опять человечье словечко.

– Это Скверна, – одними губами повторил Господин-с-горы, глаза его начали выцветать. – Ты меня осквернил.

Вероятно, духовный всплеск всё-таки произошёл бы, но Лис-с-горы вкатил Ху Фэйциню такую оплеуху, что тот кубарем покатился по полу. От неё у Господина-с-горы вылезли уши и один за другим выстрелили все семь его хвостов, а голова затрещала. Он схватился за горящую огнём щёку, глаза от боли защипало. Лис-с-горы ухватил его пальцами за лицо.

– Ты, тупой лис, – прорычал он. – Сколько раз тебе повторять, что лисьим демонам Скверна неведома? То, что глупые людишки считают Скверной, лисам помогает совершить прорыв в культивации. То, что глупые людишки считают Скверной, сама лисья жизнь. То, что глупые людишки считают Скверной…

Последние слова он прорычал так, что их нельзя уже было разобрать. Вероятно, Господин-с-горы не смог их расслышать, потому что у него гудела голова от оплеухи.

– Скверна… – повторил он, – то, что ты сделал со мной.

– А что я такого с тобой сделал? – насмешливо спросил Лис-с-горы, отпихнув его в сторону.

Господин-с-горы смутился.

– Ты даже не знаешь, что это называется совместной культивацией, – презрительно сказал Лис-с-горы. – Ты называешь Скверной всё, чего не знаешь или не понимаешь. Но ты понятия не имеешь, что такое Скверна на самом деле. Скверна, скверна, скверна… Мне это слово набило оскомину. Но если это единственное, что ты знаешь, то я выучу тебя другим вещам!

И это было больше, чем пустая угроза.

После возвращения на гору жизнь Господина-с-горы стала невыносима. Лис-с-горы ни на минуту не оставлял его в покое. До занятий совместной лисьей культивацией ещё не дошло. Лис-с-горы вбивал в него – иногда в буквальном смысле, переходя на лапоприкладство, – всё то, что лисы должны знать интуитивно, с самого первого дня своей жизни. Многое из этого для человека было неприемлемым, но для лис – в порядке вещей.

У лис было принято кусаться: лисьекусь за провинность, лисьекусь в награду. Господин-с-горы не понимал, чем они отличаются: всё одинаково больно, – но остальные лисы могли безошибочно определить природу покуса. Недопёсок, например, очень гордился шрамом от укуса, которым его наградил Лис-с-горы, когда чернобурка однажды попалась ему под горячую лапу. Лис-с-горы вообще часто кусался, руки и бока у Господина-с-горы всегда были покрыты свежими ранками.

А вылизывание шерсти, зачастую в неподобающих местах? Натуральная Скверна! Лисы ничего такого в этом не видели и вылизывались регулярно, да ещё и друг друга вылизывали. Это называлось «лиситься». Господин-с-горы использовал для естественных нужд пучок травы, а когда Лис-с-горы пытался его лизнуть или, скажем, зубами выбрать несуществующих блох из его хвоста, то его передёргивало, и он огрызался, за что нередко получал очередной лисьекусь.

Если говорить о впечатлениях, то физически Господин-с-горы не чувствовал отвращения или отторжения. Физически – да, он привык, что его жизнь наполнена Скверной – он всё ещё считал это Скверной. Однако если говорить о восприятии души… Был бы он человеком, у него давно бы наступило искажение Ци. Но он всё ещё не понимал, что возмущение Ци происходит лишь потому, что он себя накручивает.

«Скверна в твоей голове», – сказал ему Лис-с-горы.

Лисы на Хулишань, разумеется, знали, что Лис-с-горы учит Куцехвоста лисьей культивации. Не всем нравилось такое особенное внимание, но Господину-с-горы досталось лишь от девчонки-лисы: она расцарапала ему лицо. Лис-с-горы страшно разозлился и устроил ей такую выволочку, что шерсть клочками полетела во все стороны! Царапины на лице не худшее, что с ним происходило, Господин-с-горы воспринял это равнодушно, хотя в прежней жизни очень бережно и трепетно относился к собственному лицу. Вот если бы пострадал его хвост…

«Я всё больше превращаюсь в лиса», – апатично подумал он.

То, что Лис-с-горы принимает в нём столько участия, Господин-с-горы воспринимал однозначно: это лишь потому, что у него лицо У Мина, человека, который был дорог Лису-с-горы, а было бы у него другое лицо, Лис-с-горы бы на него и не взглянул. Но он не совсем понимал, отчего эта мысль ему неприятна. Будто и мысль о том, что он некогда был У Мином, ему неприятна… или о том, что это У Мин нравился Лису-с-горы?

«А вот интересно, – невольно подумал Господин-с-горы, – когда Ху Вэй осквернил меня в первый раз, что произошло бы, если бы у меня не случился духовный всплеск?»

И ещё подумал: «Что же должно случиться, чтобы духовный всплеск произошёл в лисьем обличье? Со мной ужас что творится, а Лисье пламя не выплёскивается. Бывают ли вообще духовные всплески у лисьих демонов?»

Он набрался смелости и спросил об этом у Лиса-с-горы.

– Духовный всплеск? – переспросил Лис-с-горы, задумался ненадолго, потом засмеялся, ничего не объясняя, и спустя продолжительное время сказал: – А ты и не заметил, когда он у тебя случился.

– У меня? – поразился Господин-с-горы.

– Видишь ли, если лисьего демона разозлить настолько, что Лисье пламя станет белым, как фарфор, у него отрастает лишний хвост. Если, разумеется, у него не максимальное количество хвостов, – тут же оговорился Лис-с-горы. – У тебя разом два отросло. Как же ты, должно быть, разозлился! Эй, Фэйцинь, что с твоей челюстью? – удивлённо добавил он.

Господин-с-горы вспомнил, что хвосты у него отросли, когда он рассердился на девчонку-лису, испортившую осенние листки с его стихами. Значит, тогда у него случился духовный всплеск. Но с раскрытым ртом он застыл вовсе не поэтому. Что же это получается? С ним такое по милости Лиса-с-горы происходит, а, выходит, он и не сердится?! Или что, для него теперь, как для лисьего демона, это в порядке вещей?!

Господин-с-горы после этого открытия впал в депрессию и забился в угол на несколько дней.

– Что, опять? – поразился Лис-с-горы, когда Недопёсок ему донёс.

Недопёсок в этот раз предположений не строил, помня о том, как Лис-с-горы прогнал его в шею, когда он заикнулся насчёт человечьей линьки. По крайней мере, вслух.

«Может, он лисят принести готовится, – подумал Недопёсок, вспомнив, что его мать-лиса всегда забивалась в самый дальний угол норы, когда приходило время появиться его братьям и сёстрам. – Потому и шерсть сначала с пуза выдирал. Чтобы выстлать нору пухом».

Страшно даже подумать, что бы Лис-с-горы с ним сделал, если бы Недопёсок высказал эту мысль вслух!

Лис-с-горы покусал коготь на большом пальце, размышляя, потом глаза его вспыхнули, он щёлкнул Недопёска по носу – тот схватился лапами за морду: лисьи носы были очень чувствительны, – но благоговения не растерял, потому что и этот щелчок был знаком расположения.

Лис-с-горы потянулся, похрустел суставами:

– Что лучше всего помогает при лисьей хандре, Недопёсок?

– Куриные косточки! – подумав, выпалил Недопёсок. – Когда они хрустят на зубах, сердце так и радуется!

Лис-с-горы фыркнул:

– Кто о чём, а Недопёсок о еде… Самое время спуститься с горы, вот я о чём. От лисьей хандры нужна хорошая встряска. А у него сплошные глупости в голове. «Скве-е-ерна», – передразнил он ехидно.