После часа, проведенного за вырезанием снежинок, начинаю подумывать о том, что неплохо бы именно сейчас использовать свой козырь, в котором я не нуждался, пока не взял в руки ножницы.

Забавно, но, похоже, только меня раздражает эта нудная работа. Маша вырезает, время от времени что-то говоря сидящей рядом Этиэль. Со мной она вообще редко говорит. Она догадалась – хоть я этого и не признал – о моем отношении к Дее и о желании пригвоздить ее друга к стулу, каждый раз, как я вижу его обжимашки с моей подставной сестрой.

Никогда не любил участвовать в подготовке к праздникам, с детства не понимал эту суету вокруг одного и того же дня или события. Но, даже здесь, Судьба нашла над чем поиздеваться. Один из таких дней стал одним из тех обрывков воспоминаний, которые приносят пропитанную сахаром боль.

Я медлил: не хотелось входить в замок, где могу встретить ее. Натолкнуться на взгляд печальных глаз. Отец сказал, что будет лучше, если я перестану видеться с ней до тех пор, пока не образуется Связь. Я пытался доказать ему обратное, но все было бесполезно. Он догадывался о моих чувствах, и думал, что это взаимно. Его слова звучали убедительно, когда он напомнил мне о том, что я уже в том возрасте, когда может возникнуть Septimus Sensu. И если я свяжусь, к примеру, с Фидан, которой уже исполнилось 16 сол, то для меня не будет существенной разницы: есть Дея или нет, – и это разобьет ей сердце. Все в королевстве пекутся о чувствах принцессы, не оставаться же мне в стороне.

На втором этаже, в северном крыле, находилась комната для приготовлений к Смене Сезонов. Этот праздник по своей сути был ритуальным обрядом, совершаемым четыре раза в год, в это время деревья украшали символами уходящего сезона. Сейчас конец Сумур [Sumur (прагерм.) – лето], а значит, все вокруг плетут венки для праздника. Королевская семья украшает дуб, растущий на заднем дворе. Собрания «Совета Семи» тоже проходят во время Смены Сезонов, а значит не только главы Семей собираются вместе, но и их дети. А мы обязательно что-нибудь портили, и поэтому у короля Велиуса появилась традиция – еще со времени нашего первого набега на людские лавочки Лунной Столицы – тот из нас, кто хоть как-то провинится перед праздником, готовит украшения для королевского дуба. Честно говоря, я так и не понял, в чем провинился я, когда королева Авила отправила меня в комнату для приготовлений.

Войдя внутрь, застыл на месте: Дея сидела за большим столом, усыпанным цветами. Когда она подняла голову и увидела меня, ее губы дрогнули, но она лишь молча уставилась на столешницу, будто бы ее заинтересовали светлые прожилки в темном дереве. А меня пронзило жгучее желание отбросить все условности и забыть о том, что сказал отец. Сел напротив, придвинув к себе охапку цветов. Жаль, что король не разрешает пользоваться магией при подготовке к Смене Сезонов – плести венки вручную так раздражает.

– Тебя опять наказали, – задумчиво произнесла Дея, не поднимая глаз.

– Да, – коротко бросил я.

– 3а что?

Дрогнул: на секунду показалось, что она спрашивает о резкой перемене в моем поведении.

– Неважно. Да и тебя не должно это волновать. Это не твое дело, – отрезал я, ловко переплетая один цветок с другим, все-таки в детстве меня слишком часто наказывали. Если бы я не был принцем Второй Семьи Секундус Солярис, то мог бы с легкостью зарабатывать деньги, продавая украшения для праздника, и тогда бы не пришлось подчиняться воле советника короля.

– Не правда, – Дея, резко схватила меня за руку, – ты очень важен для меня, ты мой друг. Нет. Я...

Заглянув ей в глаза, я все понял, отец был прав: эта девочка, которой всего 14 сол, полюбила меня, своего друга детства. Смотрел в ее налитое румянцем лицо и не знал, что ответить. От моего ответа сейчас зависело то, что с нами будет дальше...

– Дима, я возьму ножницы. Мои плохо режут, – видя, что я о чем-то задумался, а ножницы у меня в руках бездействуют, Дея хватает меня за запястье, чтобы завладеть ими. Видимо, так она хочет рассеять мою задумчивость. Резко отдергиваю руку.

– Пойди и найди себе другую пару, – сжимаю ножницы до онемения в пальцах.

Сидящие за столом поворачиваются в нашу сторону с одинаковым выражением: «Это же всего лишь ножницы». Да, это всего лишь ножницы, да и они тут не при чем.

Когда-то давно Дея так же прикоснулась ко мне, но не для того, чтобы что-то отнять. Наоборот, она хотела дать мне понять, что я значу для нее...

Каким фарсом все обернулось сейчас.

Шла куда-то по дороге, уходившей вдаль. Все вокруг покрывал ослепительно-белый настил, и, хотя на улице явно была зима, я не чувствовала холода, идя босиком по промерзлой земле. Пальцы утопали в снегу, словно это и не снег вовсе, а сахарная пудра. Следы золотым ободком стоп оставались позади. Мимо мелькали люди, идущие то медленно, то быстро, то смеясь, то плача, лица одних словно светились внутренним светом, других же будто бы застил непроглядный черный туман.

– Это Дорога Жизни, – произнес ставший знакомым низкий голос.

– Вы? – откликнулась я, человек в плаще лишь кивнул. Снег налипал на плащ мужчины, делая его серым, но быстро таял, не сдавая позиции только на потрепанных полах.

– Идущие по этой дороге люди могут держаться за руки. Или же, идя рядом, могут не замечать один другого. Одни неспешно идут к своей цели, а есть вечное пытающиеся догнать что-то: они движутся быстрее, чем остальные. Но все они, – мужская рука указала на проплывающие мимо нас тени, – какими бы ни были, всего лишь попутчики, странники, следующие каждый своим путем, но идущие по одной дороге.

– Что Вы хотите этим сказать? Каждый раз, как Вы появляетесь, у меня возникает такое ощущение, что Вы пытаетесь о чем-то намекнуть. Словно я чего-то не понимаю, того, что находится прямо перед моим носом. Зачем Вы приходите? Кто или что Вы? – я была уже не в силах сдерживать копившееся любопытство.

– Я же говорил, что это неважно. Если тебе хочется дать мне имя, зови меня Вагус[1], ведь я тоже странник, идущий по этой дороге, – и впервые за все время, что я видела его во снах, мужчина улыбнулся. Его глаза и нос все еще были скрыты в густой тени, но улыбку я увидела очень четко: она осветила эту мрачную, странную и пугающую дорогу. Ощутила грусть, что пряталась в уголках губ, будто бы он скорбел о том, что потерял, нечто важное и необходимое. То, без чего все, что он видит и делает, теряет смысл. Мне отчаянно захотелось помочь ему. Пусть это только сон, но вдруг я смогу сделать хоть что-то для своего попутчика, предложить руку, проходя через пропасть.

– Я могу чем-то помочь тебе? – спросила я.

Его рука, покрытая шрамами и странными знаками, коснулась моей щеки.

– Это всего лишь сон, – тихо ответил он, поцеловав меня в лоб.

Проснувшись, никак не могу избавиться от ощущения прикосновения горячих губ на своей коже. Не хочется вставать. Вот бы опять вернуться в этот странный сон, спросить у Вагуса почему я не могу разглядеть его лица, почему его руки так изранены и что значат те татуировки? Странное чувство сжимает грудь, будто бы тоска о чем-то утраченном... Почему-то, кажется, что я больше не увижу этого человека в потрепанном плаще. На глаза сами собой наворачиваются слезы: жаль, что я так и не смогла ему помочь...

– Дея! Просыпайся! – Этиэль, забежав в комнату, взгромождается на кровать. – Сегодня Новый Год! У нас не так весело на Смене Сезонов! Мой папа вообще не очень любит этот праздник, а мама говорит это потому, что он вечно попадал в переделки!

– Да? – отзываюсь, все еще пытаясь выкинуть из головы свой сон.

– Ага! Вот! – Этли протягивает мне горсть конфет, обвязанных ниткой. – Теон разрешил мне снять парочку! Только не говори ему, сколько я сняла с елки, ладно?