Еще сохранившее тепло осеннее солнце проникает сквозь поры, растворяясь где-то внутри, заряжая каждую клеточку своей энергией. Счастье, которое я испытываю, становится в разы сильнее.

Не отпускай, не уходи,

Ты лучше сердце из груди

Моей себе возьми.

Не уходи…

Вопреки грустному мотиву песни, на душе как никогда радостно, и дурацкая улыбка не сходит с лица. Раскачивая пакетом с купленным платьем, я едва сдерживаюсь, чтобы не начать скакать от счастья, чувствуя при этом такой прилив сил, что даже мысль «сесть на автобус» не посещает мою голову. Помню, давным-давно, я так же нервничала, не зная, что надеть...

– Что случилось? – взволнованное лицо Лео отразилось в рефракцио-сфере [refractio (лат.) – преломление].

– Мне нужно тебя увидеть... П-поговорить.

Мой голос слегка дрогнул. Как ни крути, врать я не умею. Хвала Первой Королеве, он этого не заметил. Картинка потухла. Закрыв глаза, представила, как мой возлюбленный поспешно седлает своего коня, жаждая примчаться ко мне поскорее. Он сейчас в городке Гелиотроп [ἥλιος (др.-греч.) –«солнце» + τροπή (др.-греч.) –«поворот»], и с его быстрым скакуном всего через пару часов будет здесь.

Нужно было торопиться. Положив сферу обратно, слева от окна, подошла поближе к зеркалу. Выпуклая поверхность делала мою бледно-персиковую кожу непривычно золотистой. Я к этому уже привыкла, да и волновало меня совсем не это, а длинные и непослушные темно-рыжие волосы. Открыв боковую дверцу под столешницей, достала щетку для волос.

– И как Лео их так легко расчесывает? – нетерпеливо дернула запутавшиеся зубья вниз, когда они наткнулись на преграду в виде клока волос.

Когда закончила еще раз придирчиво рассмотрела отражение в зеркале. Прямой нос с маленькими ноздрями и большими глазами делал меня похожей на детеныша вивус-корнуа [vivus cornua (лат.) – живые рога], у которого рожки еще не отросли, а в сочетании с густой копной волос – на ребенка-переростка. Конечно, многие девушки хотят казаться моложе, чем они есть, но сегодня нужен обратный эффект. Подойдя к сундуку у ниши в стене, где за гобеленом висели лучшие платья, я достала из потайного дна серебряный гребень, завитки которого сверху образовывали полумесяц в золотой огранке с драгоценными «слезами Самайры» – камнями, меняющими свой голубой цвет на прозрачный. Он принадлежал моей бабушке (я тайком стащила его из маминого стола). Вернувшись к зеркалу, собрав волосы и заколов их гребнем, снова взглянула на копию в коричневой оправе. Теперь я была довольна – собранные волосы придали лицу взрослости. Внутреннюю дрожь все эти приготовления не уняли, но, как минимум, придали немного уверенности.

Сев на кровать, аккуратно расправила складки дымчатого платья из цэлестийской органзы. Поправила воротник-стойку, пальцем коснулась конца щелевого выреза, раздумывая, не слишком ли он глубокий. Золотая вышивка с летающими среди звездного неба птицами переливалась в лунном свете. Изображение солнца довершало золотую цепочку, обхватившую талию – на такой подвеске настояла я, хоть нам и не разрешалась носить символы другого рода до винкулума. Птицы и звезды символизировали союз Ветра и Луны, но Солнце…. Надеюсь, скоро я смогу носить этот знак по праву.

Порыв ветра обдал открытые плечи, и я поежилась. И в этот самый момент услышала шорох: пара глухих проклятий – и сердце, тихо покоившееся в клетке из ребер, рухнуло куда-то в пятки. Через пару минут светло-русая макушка показалась в окне.

– Я чуть два раза не сорвался, пока сюда лез, – сняв перчатки, Лео взъерошил потемневшие от дождя волосы.

Перчатки Феликса [felix (лат.) – удачливый], заговоренные на цепкость, похоже теряют силу. Ясно дело, столько времени прошло с того спора с Глиндом...

Я смотрела, как он болтал о пустяках, так и не отойдя от окна и избегая моего взгляда. Лео, как и последние две недели, держал дистанцию. Тот поцелуй от его морталис-тени только раздразнил нервы, ведь когда мы виделись вживую, он не позволял себе большего. А мне так хотелось ласки...

Почему мы не можем жить как обычные люди – любить, создавать семью, рожать детей, когда пожелаем? Я видела несколько людских связывающих обрядов. Одним виннам [Vinna производное от vinculum (лат.) – связь, узы, цепи] было по 15 сол: они смущенно смеялись, толкая друг друга плечами, пока процессия шла. А другой винкулум проходил между пожилыми людьми: они решились на вторую попытку и так уверенно, с теплотой смотрели друг на друга. У обычных людей все так просто... Однако, и среди них рождаются похожие на нас. Но люди с кровью венефикусов выглядят несчастными, пока ждут Знаменную Ночь – ту самую, когда тебе снится Связанный. Словно изгои... Одни принимают их за забавных зверей, другие же просто шарахаются.

Как же хочется просто...

– ...помнишь, когда Глиндр свалился? Вот хохота было. Столько пафоса, а на деле и полметра Эна Донти [Эна Донти – «Зубастая гора» (ενα δοντι «клык» (греч.))] не одолел. Я этими перчатками уже лет 5 не пользовался. Но, думаю, так поздно меня через парадный не впустили бы... Середина ночи все-таки...

Он не согласится... Скажет «нет»... Ведь отец Теона, советник Ифор, и мой вечно нудят о том, что мы своим поведением можем опозорить наших избранников. Вот бы знать, что считать недозволенным… Есть много такого, что Связанный может счесть оскорбляющим чувства... Папа же не знает, что я все-таки залезла на самую верхнюю полку в библиотеке и прочитала ТУ книгу. Давно я так не краснела...

А может, Лео уже нашел ее, свою единственную?

Что же случилось две недели назад и сделало его таким отстраненным...?

Леофвайн обеспокоенно поднял на меня глаза, что так напоминали своим цветом весеннее небо – светло-голубое, с небольшими серыми разводами – и шагнул ближе. Я не думая, вцепилась в него изо всех сил.

Никому тебя не отдам...

От любимого пахло мокрым конским волосом и хвоей – видимо ехал через сосновый бор, чтобы сократить путь.

Наступив на горло своей нерешительности, потянула своего ночного гостя за воротник плаща. На лицо упала пара капель дождя, я вздрогнула, но быстро притянув его к себе, поцеловала. Получила в ответ легкое движение губ, но руки парня остались на моих плечах, будто слегка отстраняя. Нет! Прижавшись к нему и вздрогнув от такой близости, которую, казалось, вечность не испытывала, попыталась углубить поцелуй, проведя языком по внутренней стороне его губы. Он вздрогнул и чуть отстранился.

– Что такое?

– Не хочу сегодня быть одна, – тихо выдохнула.

Лео нахмурился.

– Дея...

Он понял, к чему я веду. Мне почему-то стало стыдно: то ли от его взгляда, то ли от внутренней неуверенности...

Я отвернулась.

– А что? Завтра мне исполнится 16, а тебе уже 20 сол... Ты ведь знаешь, Знаменная Ночь бывает только один или два раза в год! Говорят, если род девушки старше, то в ночь на ее Донум [donum (лат.) – дар], а если семья парня стоит выше – наоборот. Мой Клан самый первый! У нас только один шанс, и я хочу сделать все, чтобы именно ты мне приснился...

– Дея, это лишь догадка. Мы не знаем наверняка...

– Верно, – мой голос потускнел. Усилием воли я сдерживала слезы. – Не знаю, что на меня нашло. Ты можешь идти...

Верно. Я, наверное, сошла с ума. Предложить ему такое... Мой отец же его потом четвертует, если он не станет моим Связанным. А вдруг мне приснится другой? Это будет жестоко по отношению к ним обоим...

Слезы обиды отступили. Стало грустно. Грустно, что я не могу решать сама, и надо надеяться на какую-то глупую магию...

Сильные руки заключили меня в кольцо – тело прошиб ток близости. Я вздрогнула. Сердце бешено застучало в ответ на шепот: