–«был третьим лишним…»– хмуро договаривает он за меня. Ну почему именно эта фраза!

– Нет, я хочу, чтобы… – начинаю теряться, в страхе, что он меня неправильно поймет. Опять.

– Чтобы что? – устало спрашивает, потерев переносицу.

– Я не хочу, чтобы тебе было больно, – скороговоркой выпаливаю, зажмурившись – то ли от стыда, то ли от страха.

Да уж, в уме этот разговор не был таким глупым.

– Ну, тогда переспи, – в голосе слышится яд.

Моментально распахиваю глаза, проверить, не ослышалась ли я.

– С ним, – добавляет, и едкая ухмылка придает лицу хищное выражение.

– Что? – не понимаю, как разговор зашел в это русло.

– Покувыркаешься с ним – поймешь, тот ли он вшивый конюх или нет, – его глаза темнеют, он шагает на меня, загоняя в угол. – И поедем дальше, искать других клонов.

Во мне вскипает праведный гнев. Да как он смеет! Я ведь хотела помочь!

– Сам ты вшивый конюх! – пихаю его кулаком грудь. – Он был сыном высокородного венефикуса!

– Да ладно, – ухмыляется, уже без злобы. – Чего ты хочешь от меня, Дея?

Он отступает, ровно тогда, когда между мной и стеной за спиной остается всего лишь шаг.

– Ты ведь не можешь уйти? – робко спрашиваю я, стараясь задавить приступ жалости в голосе. – Тебе ведь будет больно...

Он улыбается – ни злости, ни яда – и исчезает. Я ухожу в зал и опускаюсь на диван. Интересно, что он этим хотел доказать?

Через полчаса парень появляется в квартире и подходит ко мне с победной улыбкой.

– Видишь, не умер. Поздрав из Србије [Привет из Сербии (серб.)], – от него шлейфом исходит мешанина сладких цветочных ароматов.

И с этими словами достает, вдетую во внутренний карман пальто, изумительную светло-сиреневую розу с серебристым отливом.

Я вдыхаю кружащий голову аромат с нотками цитруса, и улыбаюсь, чувствуя, как груз падает с плеч. Я, наверное, его не так поняла...

– Скажи мне, ты – мазохист? – спрашивает Кая, закидывая ногу на ногу.

– О да, – с сарказмом добавляю я, бережно помешивая настой из коры Мафусаила [Мафусаил – сосна остистая межгорная, это дерево одно из древнейших ныне живущих неколониальных организмов на Земле, известных науке], что почти две недели назад прихватил из леса Инио в Калифорнии. От него разит водкой.

Папоротник я убедил, что уже конец июня, еще вчера, и сейчас он скромно подставляет свои молочно-зеленые цветочки далекому солнцу.

– Ты, что, Генри Проттер? – усмехается девушка. – К чему все это зельеварение?

– Напомни забрать у тебя планшет, – вместо ответа говорю я.

– А чем мне еще заниматься, пока ты и твоя сердобольная в школе, – фыркает в ответ.

– Не твое дело, и я все равно пойду, – пропуская мимо ушей ее замечание, отвечаю на вопрос.

– Теон, – встает с кухонного диванчика и подходит к окну, – я не умею читать мысли. Моя сила... как Whatsapp, могу читать только то, что ты посылаешь мне. Но я могу ощущать эмоции. И я знаю этот терпкий горьковато-сладкий вкус. Отчаяние, усталость, гнев, ревность под глазурью снедающей сердце любви...

– Как поэтично, – кидаю ей, пробуя обжигающий горло настой. Готов.

Теперь список... Надеюсь, поможет... Первая, то есть последняя, дата четко отпечаталась в мозгу: 8 мая 1945, наш последний раз...

– Зачем идти, если ты думаешь, что она устроит тебе двойное свидание...

– Сам виноват, – бросаю я, тыкая ручкой по листу: разрыв между первым пунктом(декабрь, 1723, Германия)и тринадцатым нужно было заполнить. – Наплел ей, что сорвался, потому что ты меня бросила. Все, не мешай.

– Чего? Не впутывай меня в свою драму, – возмущается девушка. – А это что? Список покупок?

Кая, уличив момент, выдергивает из-под моей руки листок.

– Отдай, – с нажимом говорю я. Вот же, прыткая каракатица.

– Даты… – протягивает она, щурясь. – Что это? Скажи, может, я смогу помочь...

Под конец фразы голос становится вкрадчивым и сладким. Я понимаю, что устал. Устал все скрывать. Захотелось поделиться...

– Хи-хи-хи, – прикрыв ладонью рот, окта старается сдержать смех. Что ее рассмешило: вся моя жизнь или только наличие 13-ти пунктов в моем списке – остается лишь гадать.

– Рад, что тебе весело, – хмуро бросаю я, чувствуя как тело сковывает неловкость, та самая, которая возникает после того как открыл секрет, а его подняли на смех.

– А я думала, что ты – угрюмый девственник! – Кая начинает хохотать в открытую. – Тринадцать раз... Первый в 1723, последний в 1945. Это почти раз 20 лет получается?

– Шерлок, – стиснув зубы, проглатываю крутящиеся на языке отборные маты.

Взглянув на меня, снова падает животом на диван, хохоча в подушку и колотя ладонями по обивке. Яростно дернувшись, забираю у нее листок. Нужно закончить, и чем быстрее, тем лучше. Через полчаса на бумаге появляются нужные даты – где просто год и сезон, где конкретная дата. Какие-то воспоминания смазаны, словно рисунок, на который пролили стакан воды. Другие – яркие и четкие, обдают жаром, который, тлея, ползет вниз, завязывая внутренности узлом.

– Я серьезно, – успокоившись, поднимает на меня свой розово-лиловый взгляд. – Мой яд может помочь.

Ставлю точку, кладу листок в глубокую кастрюлю и поджигаю.

– Яд? – как можно безразличнее переспрашиваю, но внутри что-то дергается в предвкушении.

– Мой яд может влиять на воспоминания, а не только на чувства, – девушка откидывается на спинку дивана, задумчиво разглядывая софиты на потолке. – Можешь просто выпить его. Только тебе надо четко представить то, что нужно стереть. Ну, или просто добавь в свое варево – заменит твои недостающие ингредиенты.

Закусываю губу, чтобы не дать ей положительного ответа. Добавляю в настой пепел и бледно-зеленые цветы. И с каждым кругом ложки в своей настойке понимаю, что выхода нет.

– К тому же, что ты теряешь? – добавляет она еще один аргумент. – Если ты все забудешь, может, будет легче... Начнешь новую жизнь.

– Нет, – отрезаю я, – без нее я стану худшей версией себя. Лучше уж терпеть боль, но быть рядом.

– Ну, тогда зачем все это? – указывает рукой со стаканом в сторону обшарпанной кастрюли. От движения ее руки по стенкам стакана лениво стекает густая черная жидкость. И когда успела…?

– Я все-таки еще не полный мазохист, – ухмыляюсь, но без злобы. Мне немного льстит ее участие.

– О’к-е-е-й… – протягивает Кая, следя за тем, как я аккуратно переливаю варево в заготовленный пузырек на 10 мл. Вполне хватит.

Вздохнув, беру из ее руки стакан. Для надежности. Надеюсь, она не соврала, и ЭТО не превратит мои мозги в кисель.

Кая победно улыбнувшись, направляется в зал. У нее есть еще час. Видимо, решила потратить его на бессмысленный просмотр телевизора.

Встреча в 14:00. Собравшись, сую пузырек в карман – не решаясь выпить его сразу. До парка по ощущениям дохожу за считанные секунды.

Сжав роковую склянку, сажусь на лавочку под большим раскидистым тополем.

Минуты тянутся медленно, словно даже они поддаются осенней хандре. Я то и дело поглядываю на часы – Дея как будто нарочно медлит. И что она на этот раз задумала? Сказала прийти в парк, а в голове в это время прокручивала песню из мультика про Вини Пуха. Двойное свидание – это всего лишь предположение, но все же...

Опять непроизвольно сжимаю в глубине кармана пузырек. Прошло чуть больше двух недель, а я все еще сомневаюсь. Да, стараюсь проявлять дружелюбие, ногами пиная свой вспыльчивый характер и медово-горькие воспоминания в самый дальний из душевных подвалов. Но, кажется, что чем ближе я становлюсь к ней, тем больше отдаляюсь. Почему так? Ну, во-первых: как только Дея почувствовала, что я не нуждаюсь в постоянном присмотре и не выкину коленца в ее отсутствие, она, успокоившись, бросила почти все свое свободное время на налаживание личной жизни. Но этап «другой уровень» она все-таки отложила... Это не может не радовать. Но думаю, это всего лишь солидарность моему липовому разрыву с Каей. Но насколько ее хватит... Ведь она почти все свободное время проводит с ним. И здесь у меня появилась неожиданная причина для посещения школы – так я мог хоть иногда видеться с ней. Глупо конечно, но в свете последних событий и открытого ящика Пандоры, я не могу себе врать – Дея нужна мне, и от этого факта не сбежать. Один плюс: сейчас, когда между нами возникло что-то наподобие дружбы, мне, как ни странно, стало легче контролировать барьер.