– Если, ты, Аня, не хочешь… – с сомнением продолжает Маша, видимо заметив, что я разозлилась.

– Нет, нет, – отмахиваюсь я. – Я играю.

И почему она только мою злость заметила, а зловещую ауру вокруг Теона, решившего сегодня выставить меня дурой, – нет?

– Итак… – разложив карточки белой стороной вверх, Кир азартно потирает ладони, – начнем!

– Вопросы тянем по часовой стрелке: Я, потом Аня, Дима, а ты – последний, – добавляет Маша и, взяв крайнюю правую карту во втором ряду, читает:

–«В каком году русские войска перешли в наступление против Австро-Венгрии?». Легко. В августе 1914.

Кир бурчит что-то похожее на «воображала» и начинает всматриваться в карточки со своей стороны, надеясь разглядеть перевернутые надписи, чтобы заранее быть готовым к вопросам.

Несмотря на, казалось бы, скучное содержание, игра затягивает всех. Даже Теона. Конечно, это неудивительно, ведь он любит показывать свое превосходство в чем бы то ни было.

Целый час мы с Киром резонируем абсолютно на одной волне – искренне огорчаемся промахам и радуемся правильным ответам. И фанты отлично вписываются (мне даже понравилось петь «Белые розы» наоборот, чуть мозг не вскипел). Теон и Маша играют сдержаннее, может, поэтому у них меньше фантов и больше правильных ответов. Эх.… Надеюсь, наше сближение с Киром не ограничится этой игрой...

Под конец, к моему удивлению, остаемся только я и Теон. Маше попадается один из контрольных вопросов по литературной теме в «100 очков». Я же, вспомнив из урока, что свое проникновенное стихотворение о смерти возлюбленной Тютчев посвятил своей любовнице Елене Денисьевой, отвечаю верно и обыгрываю ее по очкам.

Когда на столе остаются последние два вопроса, мы с Теоном берем карточки одновременно.

Мне попадается:«На какой реке состоялась битва в сентябре 1914 г., в результате которой немецкое наступление было остановлено?: а) Сена б) Марна в) Од».Все вопросы по истории касались Первой Мировой, а 1914 – это в основном сражения на французской земле.… Но, думаю, что река Сена – слишком очевидный ответ…

– Од? – спрашиваю следом за вопросом. Маша сверяется с учебником – это занимает у нее не больше 5 минут, но мне показалось, что все пятнадцать: тяжелое ожидание будто замедлило время.

– Нет, Марна, – отвечает девушка, в ее голосе проскальзывает разочарование, но потом она приободряется и продолжает, мельком взглянув на листок, куда она записывала заработанные баллы, – если Дима тоже ответит неправильно, по очкам у вас будет ничья. У него последний 13-ый вопрос. В «400» очков. Не ответит, уйдет в минус.

Я в надежде бросаю взгляд на Теона – вдруг он тоже не знает ответ.

– «Продолжите стихотворение:

О, как убийственно мы любим,

Как в буйной слепоте страстей…

Я уже готова широко улыбнуться, как вдруг слышу, как после небольшой паузы он продолжает:

–… Мы то всего вернее губим,

Что сердцу нашему милей!» [Ф. И. Тютчев. «О, как убийственно мы любим...» 1851 г.]

Мужской голос звучит мрачно, но в нем чувствуется легкий привкус удовольствия от победы.

Осознав поражение, разочарованно беру из стопки карту-фант и бесцветным голосом читаю:

–«Поцелуй соседа слева».

Бросаю растерянный взгляд на Машу, потом на Теона, лихорадочно вспоминая, где у меня лево. Вспомнив, невольно прищуриваюсь от страха и поворачиваюсь лицом к парню, ожидая взгляда, достойного демона из преисподней.

– Кхм.

Вместо холодного или яростного взора, я вижу то, что вызывает только теплоту – непривычное чувство по отношению к этому вечно недовольному субъекту. Он улыбнулся. Его губы дрогнули в полуулыбке, которую он безуспешно пытается скрыть за кашлем, но я успеваю заметить ее – такую искреннюю, не ехидную, злую, а добрую и.… Это было так неестественно, как если бы сейчас посреди гостиной высадилось НЛО. В груди что-то екает – от неожиданности или от чего еще. Но, не успев толком разобраться, я слышу:

– Целуй его, – произносит Маша, явно безуспешно стараясь скрыть свое любопытство: в карих глазах явно читается легкое смущение и предвкушение чего-то весьма занятного.

– Если Аня не хочет, она может…

Киру не дает договорить второй участник:

– Игра окончена.

Теон встает с дивана, отворачивается, и так быстро уходит в сторону прихожей, что я не успеваю увидеть его лицо, хотя, судя по голосу он… разозлен? Эх, неудивительно… Может та улыбка была моей галлюцинацией…

– Л-ладно, – Маша краснеет от чувства неловкости. Она явно не думала, что невинная игра может так разозлить Теона.

– Принесешь мне вещи завтра в школу! – запоздало кричит хозяин квартиры, после оглушительно хлопка двери.

– А он не очень-то любит веселиться, – констатирует факт Кир, Синицына кивает в знак согласия, а я только вздыхаю, пожав плечами.

Мне немного не по себе от того, как Теон себя повел, но тут уж ничего не попишешь – он не любитель подчиняться, чьим бы то ни было указаниям, он и просьбы-то с трудом выполняет. Но все же у его поведения были последствия – после его ухода осталось неловкое напряжение, висевшее в воздухе, словно дымовая завеса.

– Ой, – Машин возглас заставляет меня вздрогнуть, – чуть не забыла. Мне же сегодня еще Милану из садика забрать надо!

Быстро собравшись, наскоро скидав в сумку свои вещи – листы, карточки и учебник – она, на ходу надевая куртку и обуваясь, выбегает из квартиры.

Мы остаемся вдвоем. Сердце стучит в ушах так, что мне не сразу удается расслышать Кира:

– Аня, ты…

Проснулся с жуткой головой болью. И неудивительно – спал от силы часа полтора. Бессонница, вызванная раздражением с примесью ревности и гнева, не отпускала и опять промучила меня всю ночь. Вчера, в тщетной попытке уснуть вспоминал различные способы убийства. Вариантов перевалило за сотню. Два дня назад, нарезая круги рядом с домом на Гаражной улице, я так злился от своего бессилия и вынужденного духовного рабства, что эта злость утихла только под утро Пятницы.

– Ты уснул, что ли? – спрашивает Дея, резво перепрыгивая через лужи и мурлыкая под нос какую-то песню.

Поднимаю взгляд от намокшего асфальта и молча смотрю на девушку в черных брюках и короткой куртке. Влага, висящая в воздухе после прошедшего дождя, незаметно возвращает тщательно уложенным темно-рыжим волосам первоначальный вид.

– Не всем же прыгать от радости, – устало отвечаю тихим голосом, ругаться абсолютно нет никакого желания, – И да, я знаю, что ты завтра собралась на свидание.

Дея останавливается и резко оборачивается. Лицо девушки заливается краской.

– Ну... Я... – начинает смущенно бормотать, словно оправдываясь. Чужие и такие яркие эмоции – радость, предвкушение, волнение с толикой смущения – удавкой сдавливают мое горло.

Резко выдыхаю сквозь зубы, притворно поежившись. Холод – последнее, что меня волнует. Просто не хочу показывать, что меня все это задевает. Чувство, будто конченые придурки устроили танец на костях только что сгоревших людей – неуместно и противно.

– Ты не против? – спрашивает Дея, она уже отвернулась, так что вряд ли увидела, как у меня округлились от удивления глаза.

Ей не все равно? Хотя нет. Рыжую принцессу на самом деле не волнует мое мнение: судя по мыслям, витающим вокруг цвета и фасона платья – это был дежурный вопрос.

Она сбавляет шаг, когда мы подходим к более оживленному участку улицы, и начинает озираться по сторонам, ища кого-то. Ответ очевиден. Его. Все внутри вскипает, подобно расплавленному железу и медленно капает, прожигая в сердце дыру, как в куске бумаги.

Так... Удушить. Эффективно, но столько силы надо приложить, что я полусонный вряд ли справлюсь... Зарезать. Легче, но грязи будет прилично, и попасть нужно точно...

– Простите...

Я отвлекаюсь на придуманное ночью занятие и не замечаю, что мою горе-спутницу, решившую пройти сквозь плотный сгусток людей, двигающихся в сторону подъехавшего автобуса, стиснула пара сомнительных элементов, один из которых явно собирается подрезать ее жалкое подобие походного рюкзака. Оттолкнув парня в перчатках, выдергиваю девушку и тащу в обход образовавшейся толпы.