— Да, а что? — с подозрением спросил Макаров.

— Там священное место духов. Людям туда нельзя, — ответил Антон. — Если они рубили деревья, на которых висят ленты, то чему вы теперь удивляетесь?

Патологоанатом согласно кивнул.

— Да вы оба издеваетесь! — Макаров картинно схватился за голову.

— Возьмите себя в руки, какие духи! — строго сказал маршал. — Пойдем, Егор, пока мы с тобой не спятили.

Титов и Макаров вышли из анатомички.

— А вы откуда знаете, что человек может умереть от разрыва сердца, если на него разгневаются духи тайги? — спросил патологоанатом Антона.

Тот покачал головой.

— Я местный, как и вы. Я вырос в тайге и прожил здесь почти всю жизнь. Уж мне ли не знать.

— Ну, наконец-то! — маршал смотрел на подопытного через бронированное стекло изолятора. — И как?

— Уровень интеллекта повышается с каждым часом, — радостно заключила Ингрид.

На стуле перед боксом изолятора сидел психолог. Уже третий час он проводил тесты, периодически его сменял коллега и все продолжалось без остановки. Только вчера прооперированный, пациент бодро и неутомимо отвечал на вопросы.

— Дайте ему планшет, — попросила Ингрид. — Пришло время математических задач.

— А стратегия? — спросил психолог.

— Стратегические задачи позже. Наши спецы как раз готовят новый пул заданий. По идее, когда уровень интеллекта достигнет высшей точки, подопытный должен решить их все в течение нескольких минут.

— Как машина? — спросил Титов.

— Да, как машина с нейронным интеллектом, — кивнула Ингрид.

Титов присмотрелся к подопытному. В глазах этого человека не было ни страха, ни растерянности, ни смущения. Казалось, происходящее совершенно его не удивляет.

Титов наклонился к Ингрид и тихо заговорил.

— Посмотри на него. Он сидит в стеклянной камере и отвечает на сложные вопросы как будто так и должно быть. Что думаешь?

— Я тоже это заметила. До твоего прихода мы спросили, знает ли он где находится и в каком эксперименте участвует.

— А он?

— Он проанализировал все известные ему факты, пришел к правильным выводам. Он осознает, что в результате хирургической операции оказался способен решать задачи и отвечать на вопросы, смысл которых он раньше не понял бы.

— Обычный человек на его месте перепугался бы до смерти, замкнулся в себе и задавал бы вопросы нам. А этот…

— Интересно, правда? Он ведет себя так, словно все идет по плану.

— Это хорошо. В трудной ситуации солдат не должен ничему удивляться, и тем более испытывать страх.

Ингрид кивнула.

— Сочетание человека и биосинтетика. Разве это не прекрасно? — спросила она.

— Я еще не осознал произошедшего, — признался Титов.

— Это потому, что ты просто человек. Был бы киборгом, как этот, — она кивнула в сторону подопытного, — все бы уже осознал, понял и осмыслил. Они будут лучше нас.

— Ингрид…

— Лучше меня, — Ингрид подняла на него глаза. — Я не буду делать этого с собой.

— Я так и думал. Но если все пройдет удачно, мои генералы, да и я сам…

— Не можешь подобрать к этому слово? — спросила Ингрид.

— Даже не знаю, как это назвать.

— Как ни назови, Витя, итог будет один. Ты уже не будешь тем человеком, которого я знала. Все вы изменитесь. Да, станете в тысячу раз умнее, начнете схватывать на лету и анализировать за доли секунды. Вы станете сверхлюдьми. Но не теми Витями, Егорами, Антонами и прочими, которыми были. Я боюсь и не хочу этого.

— Для меня или для себя? — спросил Титов.

— Для нас с тобой, — прошептала Ингрид очень тихо.

Титов вздохнул.

— Мои генералы не могут быть лучше меня. Вопрос стоит так: либо все командование во главе со мной, либо никто.

Ингрид ничего не ответила. Она смотрела на подопытного. Тот был увлечен заданиями, его глаза горели любопытством. В уме он совершал такие сложные математические действия, на которые не способны обычные люди, и ничуть не уставал от этого. Ингрид было неприятно представлять себе Виктора таким же. Она вообще сомневалась в том, что сидевшее перед ней в стеклянной камере существо все еще было человеком.

***

— Расскажите, что вы чувствуете, — попросил психолог. — Опишите простыми словами.

Человек за стеклом не раздумывал ни секунды.

— Энтузиазм, легкость. Настроение приподнятое, энергии и сил хоть отбавляй.

Тесты продолжались до самой ночи. Специально созданная коллегия для оценки прогресса и состояния подопытного в полном составе сидела на стульях в ряд, внимательно слушая пациента.

Ингрид поерзала на стуле. Она устала и незаметно зевала, приложив руку к лицу.

— Как бы вы сравнили свое состояние до операции и сейчас? — спросил психолог.

— Две разных личности, — заключил подопытный серьезно. — Я вспоминаю себя таким, каким был пару дней назад. Я был ничтожным, глупым, малообразованным человеком, которым управляли эмоции. Я не принадлежал себе. Мною руководили химические реакции, я был марионеткой в руках собственных чувств. Теперь я все держу под контролем.

— Вами руководит разум? — переспросил психолог.

— Именно так. Теперь я Знаю, — подопытный поднял палец вверх. — Я не строю предположений на пустом месте, не домысливаю, не выдумываю. Я просто беру ту информацию, которой обладаю, и на ее основе делаю верные заключения.

— Вы считаете, что не можете ошибаться? — спросил психолог.

— Могу. Но эти ошибки продиктованы недостаточным объемом информации, а не человеческой эмоциональностью. Если раньше я делал выводы на основе предыдущего опыта, и каждый раз ошибался, — ведь каждая новая ситуация неповторима, и ее не стоит оценивать по примеру прошлого — то теперь я опираюсь исключительно на факты.

Один из членов комиссии наклонился к Ингрид.

— Сколько у него классов образования? — спросил он.

— Пять. Неблагополучная семья. Сын алкоголиков, — прошептала Ингрид.

— Ничего себе, — выдохнул ее коллега.

Ингрид терзали сомнения. Маршал хотел сделать как лучше, создать армию, равной которой не будет в мире. Она знала Виктора. Он был готов на все, чтобы защитить свою страну, и пока он жив, он никогда не применит силу и не проявит агрессию против других государств. Но маршал не бессмертен, и однажды созданная, его технология может стать разрушительной в руках менее порядочного командующего.

Кстати о бессмертии. Ингрид вспомнила пробирку, которую показал ей недавно Виктор. Он задал ей вопрос, на который у нее пока не было ответа. В пробирке была заключена его власть. Вакцина от старости была предназначена только для генералов, сторонников Виктора, его ближнего круга. Но для Ингрид он был готов сделать исключение. Согласилась бы Ингрид на нечто подобное? Ее решение не вживлять себе биосинтетический мозг было твердым и непоколебимым. Хотя бы в этом она не сомневалась. Больше всего на свете она боялась потерять себя, и даже аргументы о том, что как ученый она сможет добиться невероятных высот, ее не переубедили. Но долгая жизнь… Что в ней плохого? Возможно, она уговорит Виктора даровать вакцину и Леде.

Она смотрела на свою дочь и думала, что не может лишить ее возможности прожить пару сотен лет. Леде она пока ничего не сказала. Ингрид считала, что должна все решить сама. Леда еще молода, а молодости свойственна любовь к авантюрам. Вакцина? Непременно! И Леда согласится не раздумывая, даже не оценив последствия. А Ингрид знала какими они будут. Леда будет одинока. Невозможно завести друзей, любовника, мужа, детей, зная, что ты переживешь их всех. Девушка начнет сторониться обычных людей, когда поймет, что они уйдут от нее первыми, один за другим, и она будет горевать на их могилах. Сто лет одиночества, почти по Маркесу. Разве она могла хотеть чего-то подобного для Леды?

Ингрид погрузилась в свои мысли.

— На сегодня закончим? — психолог уже во второй раз обращался к ней, но Ингрид не слышала.

Она вздрогнула.