— Когда ее доставят? — не унимался Сибиряк. Вдруг он почувствовал руку маршала на своем плече.

— Я думаю, тебе нужно самому слетать за ней. В одиночку на своем истребителе, отработаешь навыки дальних вылетов. Тебе будет полезно.

Сибиряк готов был скакать на месте. Но к радости скорой встречи с Четверкой примешивался ужас от предстоящего одиночного полета.

В последнее время Туяра позволяла Сибиряку самому вести самолет и не вмешивалась в управление. В небе он чувствовал себя свободнее, но все же не слишком уверенно. На учениях он держался подальше от остальной группы, чтобы случайно не задеть кого-нибудь, и от этого ему было одиноко. Пилоты поддерживали Сибиряка, Туяра всегда была рядом, чтобы подбодрить его, но сам он понимал, что учится медленнее, чем ему бы хотелось. Сибиряк видел других пилотов, которые пришли в команду позже него, и уже достигли больших результатов. Туяра брала только самых лучших, а Сибиряка навязал ей дядя. Ему казалась, что об этом знают все, и он вечно будет плестись в хвосте клина, с потными ладонями и бешено колотящимся сердцем.

— Тебе нужна практика, — заявила Леда, когда Сибиряк рассказал ей о своих страхах. Они стояли перед жилым блоком, наслаждаясь ветром и солнцем.

— Практики у меня достаточно, но ничего не меняется, — пожал плечами Сибиряк.

— Значит, тебе надо тренироваться еще больше. — Леда строго посмотрела на него. Сибиряк улыбнулся. Девушке было только девятнадцать, и со свойственным ее возрасту максимализмом она считала, что знает ответы на все вопросы.

— Ладно, — согласился Сибиряк, чтобы сделать ей приятное.

Леда хлопнула в ладоши.

— Я так давно не видела маму, — она сменила тему.

— Ингрид что, совсем не поднимается на поверхность? — удивился Сибиряк.

— Уже неделю. Так и живет в подземном городе.

— Скучаешь по ней? — спросил Сибиряк.

Леда покачала головой.

— Все так, как и должно быть. Мама не остановится, пока не добьется результата. Я хочу быть похожей на нее, но вместо этого все время чувствую, что болтаюсь тут… Как вы это говорите по-русски? Что у вас в проруби болтается? — Она засмеялась. — Ну ты понял.

— Тебе нужно найти свое место, — посоветовал Сибиряк. У них с Ледой были схожие проблемы. Он и сам чувствовал свою бесполезность в быстро меняющемся мире, и это не давало ему покоя.

— Какое? — Леда посмотрела на небо. — Летчиком мне не быть. Биологом тоже — нет образования.

— Ты могла бы научиться. Ингрид даст тебе должность в лаборатории, и параллельно ты пройдешь дистанционное обучение. Есть с чего начать, — предположил Сибиряк.

Леда помотала головой.

— Это не мое, я знаю. Нельзя всю оставшуюся жизнь заниматься не своим делом. Нужно искать то, для чего ты создан. Искать до последнего. И когда найдешь, вот тогда все наконец пойдет правильно.

— Так дай себе время. Тебе всего девятнадцать, в старом мире ты бы еще учебу не закончила.

— А в Новом мире? Мои ровесники уже нашли свое предназначение, у них есть планы на будущее. А я просыпаюсь утром, чтобы посмотреть, что вкусного дадут на завтрак.

Сибиряк рассмеялся.

— Ты не думала, что тебе повезло больше всех? Знаешь, я прожил так восемьдесят лет, просыпался ради вкусного завтрака и ничуть об этом не жалею. Ты просто идешь из одного дня в другой, да, без цели, но все же наслаждаешься жизнью. Пользуйся моментом, пока можешь.

— А что ты чувствуешь в Новом мире? — спросила Леда.

— Да, сейчас все иначе, — с неохотой согласился Сибиряк. На секунду он представил себе, как летит один в своем истребителе, и его сердце неприятно ускорило бег.

— Вот и я о том же. Оглянись вокруг: здесь у каждого есть цель. И мне нужна своя, иначе я не буду чувствовать себя полноценным человеком.

Сибиряк хотел положить руку ей на плечо. В последнее время ему часто хотелось прикоснуться к девушке, но всякий раз он говорил себе «нет». И теперь не сделал исключения. Приподнявшись немного, его рука опустилась обратно. Леда посмотрела на него с грустью. Она все поняла, и ее голубые глаза стали еще больше и печальнее. Она отвернулась.

— Мне пора, — сказала она и, не оборачиваясь, зашагала в сторону блоков.

— Пока, — только и произнес Сибиряк, глядя вслед ее удаляющийся фигурке.

***

Сибиряк сидел в кабинете маршала. Свет был выключен, только желтые проблески от застывших в воздухе уличных фонарей гуляли по овальному столу для переговоров. Свет и тени, тени и свет, они никогда не смешивались. Титов смотрел на эту игру, порожденную то дроном, пролетевшим между окном и фонарем, то длинным кузовом проехавшего грузовика. Оба пока молчали, обдумывая что-то свое. Маршал, казалось, не замечал Сибиряка, скромно притулившегося на жестком стуле перед окном. Стакан виски в руках Титова то отражал свет, от поглощал его. Наконец, маршал вышел из задумчивости.

— Туяра мне доложила о твоем страхе перед небом, — сказал он сухо.

— Простите, товарищ маршал, я всех подвел.

Титов помолчал снова. Сибиряку его молчание было в тягость. Он понимал, что не оправдал ожиданий, подвел свою летную семью, и так гадко на душе у него не было давно.

— Позвольте объяснить, товарищ маршал…

— Ну попробуй, — Титов качнул головой, в этом движении были и разочарование, и безнадежность. Свет лег на стол желтым прямоугольником, да так и остался лежать, как длинный египетский папирус, готовый запечатлеть на своей шершавой поверхности жалкие оправдания Сибиряка.

— Мне не место в авиации, товарищ маршал. — Сибиряк сглотнул. Он чувствовал, что говорит то, чего не следует. Здесь было не принято изъявлять свою волю. Армия — не то место, где можно выбирать, но с Титовым он должен быть честен, потому что вокруг не было никого, кто помог бы ему справиться. — Я всегда боялся летать, даже гражданские самолеты меня пугали. А теперь вот это… Я понимаю дядю, понимаю, почему он принял это решение. Но…

— Генерал Лебедев не принимал никаких решений, Сибиряк, — невозмутимо прервал его Титов. — Он даже не вмешивался. Решение было моим.

— Но почему? — удивился Сибиряк. — Вы хотели, чтобы я был под присмотром дяди?

Маршал ухмыльнулся. Он повертел стакан в руке.

— О чем ты, какой присмотр. Ты же не ребенок. — Титов почесал щеку. — Я внимательно прочитал твое досье. Ты как-то обмолвился, что боишься летать, и я определил тебя в авиацию.

— Зачем? — Сибиряк знал, что ответ маршала будет правильным. Таким, до которого Сибиряк сам ни за что бы не додумался. И в ту же секунду, когда вопрос еще висел в воздухе, он уже понял, что останется в авиации навсегда. Перед его внутренним взором блеснуло крыло истребителя. Блеснуло и погасло, и в темноте кабинета стало так спокойно…

Что может быть лучше, чем принять свою судьбу из рук человека, который знает, что делает.

— Я читал твое личное дело. Василий Павлович, как глава службы разведки, очень щепетилен. Он мастер фактов и точных дат. Но также он записывает все, что услышал и узнал о человеке. Там была пометка — ты боишься летать. Это стало для меня решающим фактором.

— Я должен преодолеть страх? — догадался Сибиряк.

— Именно так. Я возлагаю на тебя большие надежды. Интуиция редко меня подводит. У таких людей, как мы, — при слове «мы» Сибиряк почувствовал прилив гордости, — не должно быть слабостей. Страх, неприязнь, обиды, даже любовь — все это слабости, которые однажды приведут нас к поражению. И сколько бы усилий ты не вложил, чтобы стать сильным, придет день и даже одна слабость сведет на «нет» старания всей твоей жизни.

— И любовь?

— Особенно она, Сибиряк. Это самая большая слабость, которую можно себе представить.

Маршал увидел отблески света на острых гранях своего стакана. Он почти различил лицо Ингрид, разбитое на десяток искр.

А Сибиряк подумал о Леде. Впервые за долгое время его первая мысль была не о Еве. Но что поделаешь? Жизнь катилась дальше, Ева в его памяти все больше уходила в прошлое, и он чувствовал себя виноватым, словно предавал ее.