Когда вдали замаячили силуэты других гостей, Сибиряк поднялся с места.

— Ну что, пошли дальше? — предложил он.

Леда удивленно подняла на него глаза. Она поймала в траве какого-то грызуна и нещадно его тискала.

— Ты что! Как можно вообще уйти отсюда?

Сибиряк пожал плечами.

— Завтра придем еще раз, обещаю.

Леда вздохнула, опустила грызуна обратно в траву, и тот поспешил спрятаться от греха подальше.

Они уходили в сторону заката, два силуэта, мужчина и женщина, рука в руке. Женский силуэт все время оглядывался и порой подпрыгивал, не в силах сдержать восторг. Мужской силуэт шел спокойно, размеренным шагом. Они скрылись за горизонтом, очерченным программой виртуальной реальности. Будто закат забрал их в свою золотую и розовую страну, а травы проводили шуршанием и шелестом.

***

Виктор ждал Ингрид у водопада. Он отпустил дракона. Доставив Главнокомандующего на место, дракон поднялся в небо так высоко, что казался чудесным бумажным змеем, парящим среди звезд. Ингрид не торопилась. Она включила GPS, чтобы Виктор мог наблюдать за ее перемещениями. По пути к водопаду ее ждало столько интересного, что красная точка, обозначавшая ее местонахождение, подолгу оставалась на одном и том же месте на мониторе его браслета.

Виктор обошел озеро, образованное водопадом. По периметру кружили парящие фонари. Водопад по форме напоминал женщину в свадебном платье, прижавшуюся к скале. Он огляделся — никого. Скинув пиджак, рубашку, а затем и брюки, он осторожно зашел по колено в озеро. Водопад был подарком от Перу. Вода прохладная: по ногам побежали мурашки. Виктор смотрел на сотканную из воды невесту. Прекрасный подарок для Туяры, величественный, так подходящий к этому дню.

Виктор зашел глубже. Под ногами скользкие камни, гладкие валуны, обточенные игривым потоком. Он подумал о том, что Ингрид никогда не надевала, да и вряд ли наденет подвенечное платье. Отчасти, в этом была его вина. Но разве они могли поступить иначе двадцать лет назад?

Он оставил браслет на берегу. Красная точка была уже здесь, но Виктор не знал об этом. Точка стояла у края озерной воды, не двигаясь, глядя на широкую спину Главнокомандующего.

Он зашел по грудь. К холоду привыкаешь. Ко всему можно привыкнуть, даже к одиночеству, и к невозможности вернуть потерянные для любви годы. Привыкнуть можно, но перестать жалеть — никогда.

Точка углублялась в озеро вслед за Виктором.

Водопад-невеста. Ее прекрасное белое платье из водяной пены спускалось шлейфом в озерную гладь.

Может, у них еще есть шанс все исправить? Наверстать упущенное. Что-то склеить, забыть давние обиды, а главное…

Красная точка на мониторе браслета плыла к нему. Все ближе и ближе.

А что же главное? Простить друг-другу предательство расставания.

Виктор зашел в воду по шею. Ингрид была уже совсем рядом, позади, она не спускала глаз с его короткой военной стрижки и пары бледных тонких ушей.

Ведь двадцать лет назад они разошлись просто так, даже не поссорившись. Они были прекрасной парой, понимали друг друга с полуслова, чувствовали друг друга на расстоянии. А потом Виктору пришла пора возвращаться домой. Они поцеловались на пороге их маленькой квартирки в Стокгольме и увиделись снова двадцать лет спустя. Что это было? Странное решение.

— Тогда нам казалось, что у нас впереди вся жизнь, — Ингрид протянула к нему руку. Ее ноги уже не доставали до дна, и ей пришлось обхватить его за шею, чтобы держаться на плаву.

— И мы надеялись, что еще найдем другую любовь. Непременно найдем. Вот только… — подхватил Виктор.

— Только защитим диссертацию. Сделаем карьеру в армии. И вот тогда для любви настанет подходящее время. — В воде Ингрид казалась невесомой. Виктор обнял ее за талию, Ингрид обвила его ногами.

— Но оказалось, что однажды упущенное для любви время не вернется.

Они закружились в воде.

— Мы так и остались одинокими, — тихо сказала Ингрид. — Одинокими друг без друга.

— Почему ты мне никогда не писала? Я думал, ты забыла меня.

Ингрид покачала головой.

— Ты выбрал армию, а не меня. Я не забывала тебя ни на день. Но не прощала ни на миг.

Виктор мог бы сказать Ингрид, что она выбрала диссертацию и лабораторию в Стокгольме. Но промолчал. Пусть он будет виноват во всем. Разве он мог обвинить Ингрид хоть в чем-то? Разве имел право взваливать на нее такой груз? Нет, пусть лучше будет виноват только он один.

Ингрид держала его за шею. Виктор погрузился в озеро с головой, утянув ее за собой. Под водой было темно. Они могли только ощущать друг друга, проводить кончиками пальцев по знакомым изгибам, что пронесли в своей памяти через столько лет. Ингрид коснулась губами его губ, отдала ему свой единственный сбереженный вздох, пузырьки воздуха поднялись на поверхность и поплыли прочь, дальше от белого пенного платья невесты.

Они еще долго не появлялись над поверхностью, словно их и не было в озере.

Началось лето, жизнь набирала обороты. Многие из тех, кого знал Сибиряк, уезжали из Якутска, командированные в другие части разных концов страны. В столовой одни лица сменялись другими, «избушки» постоянно перемещались, и мир, к которому он привык, все время менялся. Россия зашевелилась. Из разных ее уголков приходили тревожные вести, кое-где у границы накалялась обстановка. Леда и Сибиряк часто говорили о том, что их жизнь уже не будет прежней — спокойной и стабильной. Еще несколько месяцев назад оба печалились о том, что не могут найти свое предназначение, а сегодня старые проблемы казались им цветочками по сравнению с растущим в стране напряжением.

Они часто ходили на стройку. Подземный город быстро восстанавливали, а вода в карьере все время покрывалась рябью и волнами от строительных работ, идущих под землей. Инженеры и андроиды спускались в шахты, исчезая с поверхности, как исчезают колонны муравьев в запутанных ходах муравьиного царства. К вечеру колонны выходили на поверхность, андроиды перепачканные, а люди еще и уставшие до смерти. И каждый день все повторялось снова.

Леда наконец определилась.

— Ты давно шла к этому, — говорил ей Сибиряк. Он поддерживал ее через силу, ведь знал, что, став полевым санитаром, Леда скоро покинет Якутск.

— Спасибо, — с грустью в голосе отвечала она.

Почему Леде было грустно, если Сибиряк поощрял ее, как мог? Ей хотелось услышать от него другие слова. «Останься. Поищи для себя другую профессию. Помогай матери в лаборатории, летай со мной в небе. Только не уходи». И тогда она не раздумывая отказалась бы от своей новой мечты, бросила бы сестринские курсы и обзавелась бы мечтой новой — о небе или разделке мартышек на лабораторном столе. И ни о чем бы не жалела, ведь человек, которого она так любит, попросил бы ее остаться. Много ли ей нужно для счастья? Но Сибиряк упорно повторял слова одобрения и, судя по всему, радовался за Леду. В этот момент ей хотелось его ударить, да посильнее.

Как часто люди совершают одну и ту же ошибку — молчат о том, что чувствуют на самом деле. Напускная вежливость, благородные слова, фразы, которые, кажется, хотят от нас услышать. Вроде все сделано правильно, ради любимого, но результат получается никудышный. Вот и Сибиряк настойчиво повторял то, чего Леда на самом деле от него слышать не хотела.

В итоге Леда подала заявку на перевод из Якутска. Какой смысл оставаться здесь, если на просторах великого Севера ее никто не удерживает?

— Я горжусь тобой, — выдает очередную порцию поддержки Сибиряк, стоя перед ней на берегу карьера. — Мы обязательно будем на связи каждый день, куда бы тебя не перевели.

Какие вежливые, хорошие слова. Но как далеко они оттолкнут любящее сердце того, кому они адресованы? Леда съежилась, опустила глаза. Невыносимо смотреть на него, стоящего с легкой дружеской улыбкой на лице. Невыносимо больно.

— Я скажу, когда придет ответ, — отвечает Леда тихо, не в силах совладать с тоской в голосе.