Затем разговоры с директором, вызов родителей в школу, долгие беседы с отцом. Вымогатель не признался, что начал первым, а Алексей не захотел объяснять и доказывать свою правоту. Много лет потом ему внушали, как он должен себя вести: не решать конфликты кулаками, не смотреть на людей с давящей силой. Оказывается, родители не первый раз замечали в мальчике этот странный взгляд, который беспокоил и их. Всколыхнулась давняя обида, но Алексей быстро расправился с ненужными чувствами. Взгляд человека с фрески, видение рядом с иконой вернули ему самого себя.

Он холодно отметил, как подружка вжалась в стену, съёживаясь, опуская плечи. Лицо побледнело.

— Алёша, это же я! Не смотри на меня… так. Ты на себя не похож!

Нет, он не был чудовищем, каким на миг показался и Оксане, и самому себе. Немедленно рассеялась тень предположения, что события, вихрем пронёсшиеся в городке, пробудили дремавшие изъяны психики. Но у него была цель, предуготованная роль в потоке. Тонкие нити мастерски сплели таким образом, чтобы Алексей оказался «здесь и сейчас». Поучаствовал в спасении умирающего места, а может быть и в прочих других случаях, которые только ещё зреют во времени. Этим же «даром» владел доктор Лукашов, далее его сын, на котором линия оборвалась после убийства и кражи кольца. И историк точно знал, кто управляет всей системой, а значит, вложил нужную функцию в нестабильное человеческое тело. Несколько раз ему пришлось посмотреть в глаза стихии, всегда находящейся над схваткой.

Почувствовать себя лишь фигурой на многомерной шахматной доске было неприятно, но понимание значимости событий перевесило. В конце концов и Ярослав, и Сашка, и тысячи таких же незримых воинов были рассеяны по течению времени. Поверил, раз и навсегда. Алексей Лукашов ничем, не отличается от них. Осознание походило на момент единения с бесконечностью звёздного неба, когда он смотрел сквозь разломы купола Троицкого монастыря.

Секунды мысли, и он спокойно, немного оценивающе смерил потускневшую Оксану взглядом.

— Рассказывай.

Алексей словно сделал незримый широкий жест, предоставляя подруге свободу. Запретной оставалась только дверь из квартиры. Ксана могла выбрать любое место, чтобы устроиться, пожалеть трясущиеся коленки, облегчить себе участь, но осталась стоять у дверного косяка. Чемодан валялся в ногах. Старые книги в беспорядке грудились внутри. Иронично покосившись на когда-то ценный груз, историк повторил:

— Говори. Скоро вернётся Варвара. Шанса будет упущен.

Выпрямившись, Оксана сжала челюсти, смотрела с опаской.

— Где он? — Она заставила себя произносить слова.

Алексею же, напротив, было невероятно легко.

— Сакральный дар?

Он повёл плечами, чувствуя, как кожа покрывается колкими мурашками. Под утро сделалось прохладнее. Одним решительным движением, он взял подругу за руку и завёл в комнату, заставил сесть на диван, где недавно они предавались страсти. Об этом вспомнилось вскользь, как о незначительной мелочи.

Она не сопротивлялась. Была так же послушна, как и в его объятиях, распластанная на проклятом диване. Только вздрогнула, опустила взгляд, когда увидела на лице историка чуть заметную усмешку. Всё поняла, потеряв остатки напористости и сил.

«Притормози, — сам себе велел Алексей. — Ты же не прожжённый циник».

Он плохо представлял, как управляться со стальным стержнем, появившимся внутри. Его личность как будто пыталась выстроить новые структуры вокруг чужеродного, но необходимого центра, горевшего тёплым солнцем. Совсем как тот маленький шарик света в руках незнакомца на иконе. Человек стоял перед доверчивым мальчиком, передавая ему настоящую ценность, которую невозможно было увидеть простым взглядом. Имплантация или, скорее, реанимация давно мёртвого прошла успешно, но с непривычки Алексея начинало заносить. Пришлось глубоко вздохнуть, сделав вид, что занят поисками рубашки.

— Мне показалось, что прошлое вернулось, — он аккуратно и неторопливо застёгивал пуговицы.

Оксана вскинулась, зацепилась взглядом, точно надеясь на что-то.

— Но нет… Здесь и теперь всё закончилось.

— Навсегда? — Почудилось, что она жалела об ушедшем, но он не стал заострять на этом внимание, внутренне оперявшись на успокоительное безразличие.

Она не тот человек, с кем бы стоило тратить время. Удивление продолжало иногда подниматься в нём, словно он смотрел со стороны на чужого и незнакомого парня. Однако, это оставался он сам.

— Да. Давай к делу. — Ногой Алексей пододвинул стул, чтобы сесть ближе к бывшей подруге, но не рядом. — Сразу предупреждаю, что я всё знаю. Твой бизнесмен напрасно гонял искусствоведов и терзал Воробышева. Иконы больше нет.

Покрасневшие глаза Оксаны в ужасе округлились.

— Совсем нет? Ты…ты её уничтожил?

— Веришь, что я мог так поступить? — Алексей даже рассмеялся. — Видела только копии или оттиски? Как узнала про чемодан?

— Догадались. Деда твоего вспугнули ребята работодателя. А тут ты с грузом. Не сразу дошло, все ноги стёрла, бегая по городку. Воробышев этот мерзкий… Сакральный Дар очень ценная и редкая вещь, — в тоне Оксаны появился вызов. — Достаточно и копии, чтобы понять.

— Уникальная. Если видела копию, считай, ничего не видела. И принадлежит икона моей семье. Напоминаю, если ты забыла. Но раритет всего лишь вещь. Каково это — лечь под мужика ради крашеной доски? — Его снова эмоционально качнуло в грубость.

— Где икона? — Она упрямо поджала губы, отодвинулась на самый краешек дивана, смиряясь с унижением.

— В Государственном фонде, — подходящее слово нашлось быстро. — В первый день приезда нашли. Пришлось мотаться туда-сюда, но оно того стоило.

Фыркнув, Оксана выпрямила спину, слабая и неуверенная улыбка озарила осунувшееся лицо.

— В твоём духе! Альтруист хренов. Будет проще. — Она поднялась, поправила растрепавшиеся волосы и направилась к выходу.

— Зачем тебе это?

Алексей проводил бывшую подругу взглядом, с некоторым злорадным наслаждением думая, что из хранилища в будущем со всеми деньгами ни один «фирмач» не вытащит артефакт.

— Дело, ничего больше, — Оксана будто переняла у него холодность, вернула приветливую маску.

— Ясно. Раньше ты не была меркантильной.

— Дурой была. — Она резко обернулась уже у двери. — Потом насмотрелась, как люди живут. Я тоже хочу. Просто жить. А домик в Швейцарии на дороге не валяется. За него можно и под мужика. Тем более, не посторонний ты мне, Алёшенька, — Ксана лукаво улыбнулась, соблазнительно изогнулась, напоминая о ночи. — Прошлое было сладким и сейчас не хуже. Я поверила, что соскучился. Цены бы тебе не было, Лёшик, если б икону отдал, да сам ум для дела использовал.

Провожать её Алексей не стал.

— Хорошей погоды… в Швейцарии, — бросил в спину, точно пощёчину.

Оксана вздрогнула и хлопнула дверью. Долго размышлять историк не собирался, а занялся наведением порядка в квартире. Не годится, если Варвара придёт с работы и обнаружит следы пребывания посторонней женщины. Некрасиво выйдет.

Потом он несколько часов бродил по городу. Почти не встречая прохожих, не всматриваясь в серые стены и разбитые дороги, старательно выскребал из памяти ненужное. Осенний ветер выдул из сердца остатки щемящей тоски. Так что вернулся Алексей спокойным и полным решимости. Возможные опасности и неожиданности при незаконном проникновении в кафе-бар показались приятным бонусом к скуке, наполнявший городок. Всё тянуло куда-то, словно слышался зов, но дряхлеющие стены и мостовая не отпускали.

Вечером они сыграли с Варварой в карты и разошлись довольные друг другом. Алексей не забыл предупредить, что уйдёт рано. С Яром и Сашкой было обговорено место встречи. Родственница вздохнула, по руке погладила.

— Так и не уехал. Как бы не было беды.

— Это безопасно, — Алексей старался говорить уверенно, чтобы не беспокоить старушку. — За город едем.

На самом деле сердце нет да билось быстрее, когда историк думал о вылазке. Они заняли позицию в проулке за углом дома, откуда отлично просматривался вход в «Часики». Промозглая сырость раннего утра заставляла иногда всех вздрагивать, поводить плечами. Сашка тихо матерился, поминая возможную простуду недобрым словом, но выглядел посвежевшим.