— Хилый какой-то. Его ж и от пола не видно!

— Ай!

Стёпка не сдержался и вскрикнул, когда кузнец ухватил его за плечи. Больно и страшно, словно сейчас же швырнёт оземь или о стену. Ни с кем Угрюм не был добрым. Показалось, что кости треснут, и кузнец раздавит маленькое тело.

— Что пищишь как девка⁈ — Тёмное, обросшее жёсткой бородой, лицо Угрюма оказалось совсем рядом. — Не хочешь в кузню?

Внутри у Стёпки похолодело. Он часто видел, как мечутся по кузне чёрные, будто чертенята, подмастерья Угрюма, и ни за что на свете не хотел бы попасть туда. Среди жара и испарений возвышался мрачный гигант, гоняя учеников. Не об этом ли аде говорил батюшка в церкви?

— Не хочу, дяденька, — мальчонка шмыгнул носом.

Громовой хохот разбил тишину.

— Не хочет, посмотрите на него, — засмеялся кузнец.

Стёпке пожелалось провалиться сквозь старые доски, что поскрипывали под ногами.

— Через два дня приведёшь волчонка в кузню, — коротко бросил Угрюм и ушёл, с треском захлопнув дверь в избу.

— Не отдавайте меня. Я не хочу в кузню, — тихо попросил мальчик, глядя в глаза дяде.

Недобрым у того стало лицо, брови сурово сошлись, большая ладонь ударила по столу, напугав малых. Три пары круглых глаз посматривали с полатей на бушевавшую грозу, на глупого Стёпку, что осмелился перечить хозяину дома.

— Будешь меня позорить — знать тебя не знаю. Делай, что велят. Мал ещё решать хочу, не хочу. Отправишься к кузнецу, он тебя научит жизни. Не то с псами жить будешь. Не место тебе в избе, волчонку неблагодарному.

— А хлеб наш есть хочешь? Да⁈ — зло гремела посудой дядькина жена. — Детям моим крохи достаются. Всё из-за тебя! Никакой пользы в доме!

«Не заплачу, не заплачу, не заплачу…», — стиснув зубы, повторял про себя Стёпка.

В груди всё горело от обиды. Разве не забрал себе родич отцовский надел земли в уплату содержания сироты? Так почему постоянно попрекает куском хлеба⁈

Горечь разъедала маленькой сердечко, но одновременно, оно одевалось холодной сталью: необычайная сила и решимость наполняли тело. Стёпка желал, чтобы всё изменилось. Чтобы никогда не было кузницы и Угрюма…

Вырвавшись из тёмной избы, Стёпка побежал из городища прочь. Сейчас он не боялся заблудиться, а даже желал этого: потеряться, спрятаться от грянувшей беды. Высокая трава на поле опутывала ноги, и мальчик спотыкался, падал, вновь поднимался и бежал. Он так любил этот свободный воздух и свет солнца, что жаркая мрачная кузница виделась адом, который неминуемо погубит его. Всем телом и душой Стёпка ощущал опасность. Если он попадёт в кузню, то жизнь закончится. Больше ничего не будет.

— Помоги мне, помоги.

Стёпка жадно впитывал воспоминания о страннике, искал поддержки, защиты. Почти на краю поля, ослеплённый ярким светом, мальчик упал лицом в траву и затих. Силы покидали его.

Ветер потрепал русые волосы на макушке, и тёплая, лёгкая рука коснулась спины.

— Сила Господа с тобой, мальчик.

Этот голос…

Стёпка задрожал от радости. Он узнал плавное течение речи и покой, что дарил странник. Рыдая, он уткнулся в чёрную ткань одеяния незнакомца.

— Отдать кузнецу… — отрывисто повторял мальчишка. — Хотят отдать. Я там умру.

— Ты не веришь, что будешь спасён?

Странник приподнял Стёпке лицо, заставляя смотреть в лазурь глаз, ощущая покой.

— Верю! — ответил мальчик.

— Верь и будешь спасён. Ты нужен этому миру. Время не допустит, чтобы ты покинул мир раньше, чем это станет неизбежным.

— А когда это станет неиз… неизбежным, — Стёпке трудно далось странное, взрослое слово. — И что это значит?

— Неизбежное обязательно случится. Неизбежное должно произойти. Всё рождается и растёт, всё умирает. Это неизбежность. С тобой это случится нескоро, — странник улыбнулся. — А пока спи, спи… Позволь времени забрать своё.

Тайный друг размеренно гладил голову мальчика, и тот почувствовал, как слипаются глаза, как тяжелеет тело. Стёпка проваливался в сладкую дремоту. Он был абсолютно счастлив.

Проснулся Стёпка к вечеру, когда в лесу стемнело, только небо над городищем отчего-то было багрово-красным. Испугавшись, что ему влетит за позднее возвращение, мальчонка кинулся домой. О страхе перед мрачным кузнецом он и не думал. Вера в чудо согревала сердце.

Очень скоро мальчик смог убедиться, что небо красно не от закатного солнца. От ворот ничего не осталось, только два обугленных столба тихонько курились, а измазанные сажей петли сиротливо поскрипывали на ветру, который бил в кривой, расщеплённый обломок.

Дрожа, Стёпка остановился. Никак не решался идти дальше. Он уже понял, что остался один. Воины дружины, охранявшие городище, погибли с оружием в руках. Чёрные стрелы кочевников убивали точно и быстро. Как это случалось всегда, не было оставлено ни одного дома, ни одной постройки — всё полыхало огнём, терялось в дыму.

Кузница, ненавистная Стёпке ещё днём — адское место, которого он так боялся, даже она прогорела до крыши и обвалилась. Размазывая ладошкой осевшую на лицо сажу, мальчишка крутился на месте. Он не знал, что делать, но ужас погнал его к родному дому.

Зажмурившись, Стёпка обошёл лежавшего на крыльце дядьку с рассечённой головой, в приоткрытую дверь увидел босую ножку мальца. Он и не узнал, кто из детей распластан на полу. С резким, взрывным треском проломилась крыша.

Закрыв глаза, Стёпка попятился, споткнулся о тело дяди, упал навзничь. В ушах зашумело, голос странника звучал колокольным звоном:

«Верь и будешь спасён. Будешь спасён… Спасён…».

Болезненная мысль пронзила Стёпку. Если бы он не убежал в поле, то лежал теперь здесь, и это называлось бы «неизбежность», но такого быть не должно.

Или он мог согласиться пойти в подмастерья к Угрюму: тогда бы ничего не случилось. Стёпка чувствовал это. Знал, поверил вдруг, что его желание заставило орду кочевников повернуть к их городищу, убить всех, сжечь кузницу.

В груди сделалось больно. Холодная сталь внутри обрела силу. Слёз больше не было. Медленно продвигаясь, не смотря по сторонам, он разыскал припрятанные запасы еды в сараюшке возле избы и навсегда покинул городище.

Столики задрожали, тихое дребезжание стёкол прошлось по нервам. Опоздавший поезд прибыл на вокзал. Пожилая пара со всеми коробками и мешками вывалилась на перрон, спеша на посадку.

Кашлянув, Алексей осмелился задать вопрос, только бы не молчать натужно и неестественно:

— Так, на кого работаешь? Или это страшная тайна? — Он спрашивал машинально, не вдаваясь в суть, а сам думал о том, как похорошела Ксана.

Они не виделись года два или больше. Весёлая и лёгкая в ранней юности Оксана обрела настоящее женское очарование. А ведь могло что-то сложиться у них. Вполне могло…

Алексей остро ощутил это несбывшееся будущее, но так и не вспомнил, почему жизнь развела их. Вроде бы Ксана обиделась на что-то. Он мрачно фыркнул в ответ на претензии, показавшиеся глупостью. Сейчас они с удивлением смотрели друг на друга, силясь понять, что связывало их в прошлом.

Знакомым движением пожав плечами, заправив тёмные прядки за уши с маленькими сверкающими камешками серёжек, Оксана ответила:

— Имён не назову, — она вздохнула, отложив записную книжку, освободившиеся руки схватили салфетку и начали беспокойно сминать бумажный квадратик. — Знала бы, не сказала. Сам догадываешься. Меня наняла одна фирма… Я не могу об этом говорить, извини.

Взгляд Оксаны опять метнулся к высокой и широкоплечей фигуре в строгом костюме. Кареглазый знакомец Алексея рядом с основательным мужчиной казался подвижным и непоседливым мальчишкой. Разговор этих двоих резко оборвался и каждый удалился в свою часть ресторана.

— А, ну ладно!

Алексей так устал, что действительно уже ничем не интересовался. Да, и выпытывать не хотел.

— Поговорим позже. — Ксана быстро протянула ладонь, желая коснуться его руки, но остановилась на полпути. — Где тебя можно найти?