С трудом отлепив от себя Хетуин, я натянула штаны и, придерживая их за пояс, взяла другой рукой девушку под локоть:

— Достаточно, Хет! Поговорим завтра. Я не хочу, чтобы всё получилось, как оно собирается … случиться…

В дверях она остановилась, мило улыбнулась и поцеловала меня в щёку:

— До завтра, Генрих!

Едва за ней закрылась дверь, я наложила печать метаморфа и выругалась, копируя Райана, когда он был крайне зол на ситуацию. Тихий смех развернул меня — принц, схватившись за голову, дошёл до кровати, бросил там же простыню и растянулся на кровати:

— Уморила ты меня!..

Я сбросила мужскую личину, сняла штаны и, приблизившись к Генриху, хлопнула ими по подрагивающему от смеха животу:

— Вы все, мерзавцы, готовы меня подставить! Что это было? Она, что, умом тронулась от моего жемчуга?

Отсмеявшись, Генрих протянул руку, поймал меня и потащил на себя:

— Я хочу тебя, поговорим потом!

— Вылитый Райан! Даром что братья, хоть и дальние! — я для приличия посопротивлялась немного. Со мной довольно согласились, воздвигли шатёр безмолвия, разрешив сбросить опасные эмоции через крик и перевернули на спину.

Прожигая меня зелёным пристальным взглядом, Генрих вошёл в меня и не отрывал взгляда, пока двигался размеренно, глубоко. Мы перемежали танец бёдер поцелуями, и экстаз настиг Генриха первым. А после он помог и мне достичь того же. Утомлённые, мы, тем не менее, вспомнили про время и начали устало одеваться.

— Твоя Хет не лгала, — я повернулась к Генриху, чтобы он помог затянуть корсет. — Намерения её чисты, если можно так сказать. Но вот это её: «Благодарю! Теперь всё хорошо!» — меня пугает. Снова Ирминсуль? Вы все маги на нём повёрнутые? Райан тоже что-то подобное говорил про меня. И госпожа писала про оракула… А сами никак, да? Решить ничего не можете?

Генрих добродушно посмеялся:

— Ничего не можем, это верно. Мы слишком привыкли доверять магии и оракулам. Мы боимся принимать решения и, хочешь верь, хочешь — нет, я не ходил к Ирминсулю. Потому что хочу хотя бы чувствовать, что сам построил свою судьбу, а не потому, что на роду так написано. Понимаешь, о чём я?

— Понимаю, и тоже никогда не пойду к этим вашим ирминсулям.

— Умница! — Генрих меня чмокнул в лоб. — Выходи за меня замуж. Оставим Хетуин на Адноде, а ты будешь в Люмосе притворяться ею.

Я всплеснула руками:

— Святые Основатели! Ещё полгода приехал вот такой, — надула щёки и задрала нос, — а теперь посмотрите на Его высочество — шутить научился!

— Благотворный аднодский воздух — вот в чём причина, — мой нос пощекотали.

— По-моему, это на вас так сброс жемчуга действует. В самом деле, женитесь, хоть на ком-нибудь. И я буду спокойна за вас, и Райан будет меньше ревновать.

— Это другая тема для разговора, — Генрих начал криво застёгивать жюстокор, пропустив пуговицу, и я помогла ему поправиться. — Я уверен, что с Иларией было бы так же легко, как с тобой. А после Аднода начинать с начала, привыкать к Хетуин будет сложно.

— Какой вы глупый! — я покачала головой. — Если бы вы видели меня полгода назад, не говорили бы ерунду.

Мы полностью оделись, осталось привести растрепавшиеся волосы в порядок. Без моего гребешка это было сложно сделать, поэтому я просто распустила волосы и заплела косу, закрепив её конец лентой. А потом взялась за Его высочество.

— Так что за бред несла ваша невеста?

Принц сел в кресло перед зеркалом, и я причёсывала его гребнем для коротких волос, помогая пальцами уложить некоторые непослушные прядки.

— Я думаю, что Ирминсуль уже всё знает, ведь ты появилась в Люмосе. Поэтому Хетуин получила пророчество на счёт тебя… А прозвучать под Ирминсулем могло что угодно. Голоса Владычицы почти никогда точно не говорят о будущем, поэтому я вообще смысла не вижу ходить к дереву за пророчествами, если ты не готов к ним. Их надо принимать, а не бороться.

— Не говорите никогда Хетуин, что это была я, слышите?

— Не скажу, разумеется, — принц остался доволен своим внешним видом, перехватил мою руку, поцеловал её в ладонь и поднялся. Одновременно со стуком в дверь, сказал с облегчением: — Наконец-то!

Я сняла с двери свою печать метаморфа и впустила Райана. Тот, кивнув принцу, выдохнул устало и плюхнулся в кресло:

— Вроде, всё успели сделать. Что у вас? Всё спокойно?

За ужином беседа о пустом тянулась не застывшей смолой на стволе дерева. Казалось, периодически каждый из гостей терял скучную нить и погружался в собственные думы. Хетуин выглядела гораздо более спокойной, чем несколько часов назад, сходя по трапу на берег. Её мать, госпожа Маддред, бросала на дочь вопросительные взгляды, и это могло доказывать, что родители не знали о сомнительном пророчестве или же не подозревали о решимости дочери пойти на любые условия договора с Генрихом ради статуса королевы. Риз-старший был мрачен, хотя и скрывал клокочущую ярость под маской хладнокровия. Спокойствие Хетуин и пара быстрых доверительных взглядов на Его высочество разбивало все надежды герцога-интригана.

По окончании ужина (а время уже было позднее и начинало темнеть), Райан напомнил Его величеству, что повозка ждёт, и если не поторопиться, то в темноте будет сложно по каменистой почве добраться до бунгало. Король согласился, немедленно поднялся, пожелав присутствующим благостной ночи, и отправился собираться. В гостиную переместились все, кто не уезжал, — сир Брис, сир Эдрихам с супругой, Ризы и Маддреды. Меня по дороге, при всех, перехватил Генрих и попросил:

— Госпожа Ана, не могли бы вы оказать услугу? Сегодня был запланирован визит сира Николаса к Его величеству, но, в связи с поездкой, сеанс массажа отменился. Как особа, рекомендованная сиром Петраном и знающая лекарские основы, не могли бы вы…

— Да, конечно. Я только захвачу целебное масло, — кивнула я, стараясь не смотреть в сторону переглядывающихся Маддредов и выпучившего глаза Риза-старшего.

«Вот тебе и секрет!» — говорил взгляд госпожи Маддред, обращённый к дочери.

— Господа, — пропуская меня перед собой, Генрих обратился к развесившим уши гостям, — на тот случай, если я задержусь, желаю вам благостной ночи. К вашим услугам господин Дорман и Уриэн, они решат все возникшие вопросы.

Так мы бросили два интригующих семейства и сбежали на свежий воздух. Нас ожидали две повозки — для Его величества, Генриха, Райана и меня, вторая — для четвёрки инквизиторов и небольшого багажа в виде корзин со съестным.

На повороте, ведущем к руднику, возницы нас высадили, и дальше мы пошли пешком в вечерних сумерках, спотыкаясь о редкие камни и набирая в обувь прибрежный песок. Король был в восторге от прогулки, не взирая на сложный путь. То и дело останавливался, чтобы вдохнуть полной грудью солёный воздух, послушать мерный шум волн.

Генрих помогал ему идти, придерживая за руку с одной стороны, но Его величество, на спуске попросив у меня разрешения по-стариковски ухватиться за мой локоть, не отпускал от себя всю дорогу. Я была единственной женщиной в этой необычной для Аднода компании. Продолжился разговор четырёхмесячной давности — о жизни рыбаков, о лумерской независимости от магии и том, что я думаю об аднодской жизни.

— Мне сложно сказать, Ваше величество. С одной стороны, я хотела бы скорее вернуться к той жизни, к которой я привыкла на континенте. С другой… мне кажется, я долго буду вспоминать этот год, и мне будет не хватать многих вещей, — призналась я.

— Каких же? — благодушно поддержал разговор Роланд.

— Штормов и… своего рода свободы, какая у меня есть. Да и океана здесь больше, чем в Лапеше. Тут его песни напоминают о вечности.

— Песни океана? — хмыкнул король, — клянусь, недурно сказано!

Мы добрались до домика в полнейшей темноте. Над нами небо украшали два светила — Иль и Эль — и огромное покрывало звёздной россыпи.

— Надо будет поставить фонари… И дорожку… Да, обязательно! — бубнил себе под нос задумчиво Райан, уже прикидывая, чего ещё не хватает домику.