От мужчины, лежащего на моей кровати, отчётливо пахло дождём, ветром, камнем, из-за пола террасы, на котором он долго пролежал, и отчаянием. Я только сейчас поняла, что имела в виду госпожа, когда говорила о запахе нищеты и страха в мой первый день пребывания на Адноде. Тонкий горьковатый отпечаток болезненной эмоции впитывался в постельное бельё, которое я застелила только вчера, вместе с главным букетом.

Принца знобило, и в своей дрожи он превзошёл меня. Я-то понемногу согревалась, а он по-прежнему походил на кусок живого льда. Пожалела, что не догадались сначала согреть его в тёплой воде и смыть запахи, а только потом засунуть в мою постель. Определённо, моим раздражением сейчас руководила магия госпожи, ведь резерв двух других я почистила перед сном.

Сходила в купальню, пустила воду набираться в терму и сразу на дно бросила согревающие артефакты. Подтащила из угла лохань: в первые же дни я, прагматичный лумер, поняла, насколько затратно мыться в терме, предназначенной для неги и баловства, — и посудину принесли сюда по моей просьбе.

Как я ни старалась сделать вид, будто есть дела поважнее, чем то, о чём попросил меня господин Уриэн, надо было поскорее покончить с этим недоразумением. Но прежде чем устроиться поудобнее, потрогала холодный в испарине лоб Его высочества, бормочущего призывы к своей девушке вперемешку с жалобными стонами. Подумалось: если маг в беспамятстве наобещает чего-нибудь кому-нибудь, будут ли засчитаны эти слова? Надеялась, что нет.

Взяла с собой в кровать бутылочку с маслом, решив не притрагиваться к принцу ртом. Во-первых, чтобы случайно не набрать чуждой маг-силы, во-вторых, неизвестно, как Его высочество отреагирует на новость о нашей вынужденной близости.

Откинула часть покрывала и вздохнула, собираясь с решимостью. Ростом Его высочество был ниже Райана и поэтому похожая атлетическая фигура казалась чуть более сбитой, грудная клетка шире, а семейная привычка сутулиться делала сира Генриха внешне настоящим решительным воином, готовым к прыжку на врага.

Сейчас от тяжёлого дыхания ходили ходуном отчётливые квадраты мышц на его животе и рельефная грудь, а руки мелко дрожали. Чтобы остановить эту тряску, я погладила руки, грудь, но, вместо того чтобы расслабиться, Его высочество застонало громче, мою руку перехватили и поднесли к холодным губам. Некую Иларию, свет его тёмных ночей, просили не останавливаться и утолить убивающий голод.

— Я здесь, Генрих, любимый, расслабься, всё будет хорошо, — врала я, чтобы вытащить свою руку из сильных пальцев, однако добилась другого эффекта. Принц за руку притянул меня к себе и положил рядом, сам поворачиваясь на бок. Не совсем удобная поза для задуманного мной.

Набранное в руку масло потекло по запястью, поэтому я коснулась на удивление горячего, в отличие от всего остального тела, органа. Принц вздрогнул, словно его пронзила молния, и я от этого тоже.

Машинально подался бёдрами ко мне и зашептал относительно знакомые мне слова клятвы, потому что в них, кажется, ещё помимо признания в малодушии, которое Его высочество испытал ранее, находилась решимость наплевать на всю Люмерию и жениться на Иларии. Это только не хватало! В смысле, я не против была того, что влюблённые соединятся, но быть причастной к скандалу не хотелось.

Не медля, прижалась к мужскому лицу, нашла губы и зашептала:

— Никаких клятв, Генрих! Просто доверься мне…

Он даже замер от удивления, пока не очнулся от скольжения рукой:

— Я не хочу, чтобы пострадала снова, Илария! Кляну себя за малодушие, — повторил он, как будто собирался по второму кругу озвучивать брачный договор, — а сейчас обещаю, ты будешь мо…

Я впилась в его губы, по-мужски сильно, раздвигая губы и находя языком его язык — болтай меньше, Ваше высочество! Куда бы он делся — сразу забыл о словах, стоило мне начать танец языков. Рука внизу скользила уверенно, в меня стонали, выдыхали горячий воздух. Делая короткие перерывы, чтобы отдышаться самой и дать принцу-девственнику сделать то же самое, возвращалась губами к губам. В эти паузы он успевал назвать Иларию по имени, дать ей очередное ласковое прозвище — и только. Клятвы тонули благодаря мне в поцелуях.

Рука наращивала темп, по рваному участившемуся дыханию я поняла, что экстаз близко, а когда принц длинно застонал, срываясь на звериный рык, отстранилась, давая ему возможность побиться в сладостных конвульсиях. В руку мне выстрелил жемчуг, орган всё вздрагивал и вздрагивал в моей руке, а я могла рассматривать лицо, на котором разглаживались морщины от гримасы страдания. Безмятежность потихоньку замещала маску, принц снова сгрёб меня, держащуюся за его орган, и сам, не находя сил для слов, вернулся к поцелуям.

Меня толкнули, укладывая на спину, и, с закрытыми глазами, Его высочество целовал меня, вызывая мурашки жадными прикосновениями и почти не различимым шёпотом, на сей раз без клятв, благодаря и признаваясь в бесконечной любви. Моё тело не могло не отреагировать на это.

Внутри меня разгорался огонь Дыв-Кариата, я обвила руками это волнующее меня тело, запуская пальцы в волосы и прижимая голову к себе. Будь принц сейчас понастойчивей, я бы не возражала против задранной юбки и всего, что могло последовать за этим. Вот тёплые губы коснулись моей шеи, остановились, мужской стон прозвучал рядом с моим ухом, и я ответно простонала:

— Ваше высочество! Умоляю!..

Он замер, отстранился всё дальше и дальше, поднимаясь на локтях надо мной. Я открыла глаза. Тёмная зелень радужки посветлела почти до знакомого изумрудного цвета.

— Ана? — изумлённо спросил сир Генрих, узнавая меня.

В дверь робко постучали, и это меня быстро отрезвило. Я выскользнула из-под мужчины, ошалело наблюдающего за мной и рассматривающего себя раздетым, пошла к двери. Успела, уложилась во всех смыслах!

— Я принёс одежду Его высочеству… О! Ваше высочество! Как вы себя чувствуете? — в комнате появился Уриэн с ворохом одежды, церемонно поклонился натягивающему на себя покрывало принцу.

— Почему я здесь? — кажется, ему точно было лучше, потому что тон приобрёл знакомые стальные нотки.

Господин Уриэн, объяснил, что мы нашли его лежащим на террасе в бессознательном состоянии и просто не смогли дотащить вдвоём до его спальни. Бывший управляющий объяснял, а я из термы слушала отрывочно его рассказ, так как шум воды, которую зачёрпывала из термы вёдрами и переливала в лохань, перебивал все звуки.

Вышла потная после нагревшейс термы. Господин Уриэн в это время возился, стоя спиной к смущённому хозяину, с моим чайником и ждал, когда отвар согреется. Я же с деловитым видом, уговаривая щёки не краснеть, подошла к принцу, протянула простыню для купания:

— Горячая вода готова, пойдёмте, сир.

— Куда? — нахмурился он, кутая в покрывало плечи. Сброс лишнего резерва не был завершён, потому что в глазах продолжала сохраняться муть, и в довершение всей радости положения, его по-прежнему бил озноб.

— Ну, вы же хотите поскорее вернуться к себе и почувствовать себя лучше, — я прикоснулась пальцами к его лбу и невозмутимо сказала, продолжая играть роль требовательной няньки. — И вернуть мне мою кровать. Я бы тоже хотела прилечь, ваше высочество, ночь выдалась тяжёлой для всех нас.

Укор подействовал, и принц, мелко дрожа, высунул руку из-под покрывала, взял простыню. Я отвернулась, чтобы не смущать его. А когда он пошлёпал, ссутулившись, в сторону термы, мы с господином Уриэном переглянулись.

— Вы можете согреть ему молоко? — вспомнила, как лечила меня матушка во время простуды. Управляющий кивнул. — Хорошо. Я помогу ему помыться, а вы отведёте его к себе. И принесите ему обувь, пожалуйста.

Господин Уриэн цокнул неодобрительно, ибо сообразил, что, действительно, забыл обувь для простывшего принца, и ушёл.

— Не сюда, ваше высочество, — мне пришлось прикрыть глаза, потому что принц уже сидел в терме, сняв с себя простынь. — Полезайте в лохань.

— Позови Уриэна. Или Элиаса… Одри…