Мама сидит возле окна. Через неделю ей исполнится 92. В какой-то момент необратимость старческих изменений как будто остановилось и облик её оказался вне времени. Всё те же смешливые чистые глаза, повидавшие в жизни вдоволь, благородная седая голубизна густых волнистых волос. В руках очередная книга.

Отсюда, с высоты первого этажа виден весь двор собранный в коробочку хрущёвками пятиэтажками. Былые молодые берёзки густо посаженные лет сорок назад теперь поднялись выше крыш.

Это не просто окно кухни, это наблюдательный пункт за взрослением нескольких поколений. Совсем недавно играли в футбол здесь мои пацаны, потом другие, и вот уже следующие детишки, горланящие под окном с утра до вечера Бак — бале — бак!.." — подросли и ходят важные, не за горами время, когда и их поколение будет прогуливаться здесь с колясками. Время не стоит и жизнь продолжается!

За окном, свисая с козырька подъезда, радостно переливаясь на апрельском солнышке весёлой капелью тает сосулька. На площадке перед окном, вдохновлённые весной, гурчат голуби. Начался брачный период. Весна!

Мама смотрит вдаль, на лице её смесь чувств — печаль и триумф:

— Вот в книге — дорога длиною в полвека, а моя дорога длиною в век…

Её взгляд устремляется сквозь вдохновение весенних изменений природы, сквозь время, в далёкое прошлое, туда, где всё для неё только начиналось…

*********************

Темнеет. Целый день Сашка в дороге. Телега тряско переваливается по ямам и колдобинам.

Весна. Конец марта. Дорога уже освободилась от снега, но в ямках стоит вода. Лошадь устала, братья по очереди садятся отдохнуть, но стараются идти пешком рядом. Телега набита скудным барахлишком, в дорогу взяли только самое необходимое.

Три брата, она да мать, плюс вещи и харчи в дорогу, вот телега и под завязку. Добираются на станцию к поезду. Отец уехал искать лучшей жизни в Карело — финскую республику. Неделю назад мать получила письмо, отец написал: "Приезжайте. Жить можно. "

Мать отдала коровёнку в колхоз в счёт долга, продала учителю домишко и собралась в дорогу.

Сашка крутится по сторонам, как же, приключение! Но, глядя в грустные глаза матери, накатывает тревога: что там их ждет? А что если она больше никогда не вернётся сюда, домой, где прошло её счастливое беззаботное детство?

Наконец добрались до станции. Мать ушла за билетами. Пришла расстроенная — опоздали, поезд ушёл, надо искать ночлег…

Мать за занавеской тихо разговаривала с хозяйкой, делилась своими тревогами, а Сашке не спалось. Будто страницы книги перелистывая, река памяти унесла её туда, где пронеслось её короткое безмятежное детство…

Сашку разбудил голос матери за окном:

— Давай, Майка, пошла! Пошла же!

Позвякивание Майкиного колокольчика уносилось вдаль, пока не смешалось с перекличкой мычания.

Саша сладко потянулась. Открыла глаза и сразу зажмурилась — лучи утреннего солнца слепили. Дома было тихо. Только муха, жужжа, билась в стекло пытаясь вылететь наружу.

День опять обещал быть жарким. Стало грустно. Ребята снова пойдут купаться, а она опять будет прыгать до крыльца и обратно. На ногу она пока не могла встать даже на носочек.

Неделю назад они с Василием лазали по деревьям в садах. Под яблонями полно валялось паданки, но хотелось набрать тех, что светились в листве румяными боками. Сашка залезла повыше на дерево, нарвала яблок и подала их брату. Потом посмотрела вниз — до земли недалеко, и спрыгнула в траву.

Вася собрал яблоки в тряпицу и пыхтел над узлом. Сразу и не понял, подумал, что сестра шутит, — любила поозорничать — но потом не на шутку испугался, кинулся к ней — Шурка, что с тобой? — сестра, скорчившись, сжимала стопу, из разодранной пятки фонтаном хлестала кровь, из земли торчало острие разбитой бутылки.

Вася рывком разорвал узел тряпицы, — яблоки раскатились в траве — и начал судорожно заматывать рану. Саша подвывала размазывая грязными ладошками слёзы по лицу. Думала, что скажет родителям? Отец, наверно, будет ругаться, что вместо порученных дел по дому, она опять лазает где ни попадя. Сашка повисла на шее брата и с трудом ковыляла домой.

— Вааась, давай не скажем маме, а? Ну ты же знаешь нам попадёт…

Брат, насупившись, молчал. Понимал, что влетит как раз ему, что за сестрой не доглядел. ” Эх, лучше бы я сегодня с братьями дрова заготавливать поехал”, — думал он.

— Вааась, я дома спать лягу, как будто устала, мамка сегодня поздно, сказала, прейдёт. Отец тоже только к вечеру явится, сказал, что пока всё сено не вывезут, будут работать. А утром они рано уйдут, не увидят.

— Ладно, не скажу.

Сестра была младше, но умела настоять на своём.

Со старшими братьями у неё была большая разница в возрасте, они её любили, но относились как к малявке, зато Василий был всего на 3 года старше. Саша была к нему очень привязана. Брат от старших учился мастерить, а Шура вертелась рядом, помогая ему, быстро училась сама. Порой её смекалка помогала добиться результата там, где один бы он не справился.

Пока дошли, тряпка набухла от крови. Дома достали старую простыню и поменяли повязку. Шурка нырнула под одеяло, нога нестерпимо ныла. Терпела. К вечеру боль затихла, и она уснула.

Проснулась от ворчания брата. Николай отогнал корову на пастбище, пришёл завтракать.

— Ты что валяешься? Дел у тебя нет?

Саша попыталась привстать на ногу, и взвыла от резкой боли. Брат растерянно уставился на кровавую тряпку на ноге сестры.

— Что такое???

Делать нечего, пришлось всё рассказать.

— Дура! — брат в отчаянии соображал что делать. Судя по тому, что повязка толстая и насквозь в крови — дело нешуточное.

У Коли ещё свежи были воспоминания своего увечья:

Николай был средним из братьев. Поэтому привык хвостом ходить за старшим, Алексеем. Хотя, когда подрос, ребята собирались играть разного возраста. Но братья привыкли держаться вместе.

Родители строили дом на окраине Скудино и ребята с удовольствием помогали на стройке. Конечно, топором махать им не давали, но принеси/ подай — это было их заботой. А когда взрослые уходили, тут уж ребята резвились вдоволь, интересно же лазать и представлять, что это не дом, а неприступная крепость!

Вот, как то вечером, когда взрослые закончили работу, ребята остались на стройке одни. Балансируя среди брёвен, Коля поскользнулся. Падая, потянул бревно, оно покатилось и зажало ногу в области колена. Пока звали взрослых, пока его вытащили, колено онемело и вздулось. Мальцу тогда было семь лет. Отец на руках принёс его в фельдшерский пункт. Врач осмотрел ногу, наложил шины и зафиксировал колено в полусогнутом состоянии. Прошло время, нога срослась, но раздробленный коленный сустав остался неподвижным. Искалеченная нога, со временем, стала короче и не сгибалась в колене. Мальчик стал ходить с палкой наперевес. Такой доли, сестре, Николай не желал.

Выглянул во двор — Алексей с братишкой укладывали дрова в поленницу.

— Пацаны, Шурку надо в больницу вести.

Алексей пулей влетел в дом, молча оценил серое лицо сестры и раздутую, в кровавой тряпке, ногу. Присел возле кровати спиной к сестре.

— Цепляйся крепче. — Саша обхватила брата за шею, а Алексей подхватил её тощие коленки по бокам. Брату было пятнадцать и шестилетняя сестрёнка, хоть и была рослой, но, для пацана, выросшего в деревне, ноша была посильной.

Пять лет назад родители достроили дом на окраине Скудино, куда переехали из Русаново.

Рядом было несколько деревень. Скудино и Русаново разделял овраг. На окраине Русаново возвышалась церковь, за ней протекал ручей. Прямо — дорога в деревню Горки, а по другую сторону ручья, располагалась деревня Оксёново.

Фельдшерский пункт находился в Скудино. Алексей нёс сестрёнку, а Николай, опираясь на палку, едва поспевал за ним. Вася, виновато пыхтя, шёл следом. “И что я Шурку послушал? Вдруг и правда останется хромой как Коля?” — в голове рисовались жуткие картины, одна страшнее другой.