— Ну давай здороваться по-настоящему, — и шагнул к ней. Мила кинулась навстречу с горящим взглядом, полным разнообразных чувств — от горечи и боли до бешеной радости.

Они целовались как сумасшедшие и никак не могли остановиться. Роман опять увидел на глазах у девушки слезы, она не могла сдерживаться и всхлипывала.

— Ну что ты, королева, все хорошо, мы вместе, — шептал он ей, хотя никто бы их не услышал в этом огромном пустом доме.

— Я так соскучилась, так соскучилась по тебе! — почти застонала Людмила ему в губы. — А ты меня в чем-то подозревал, — добавила девушка с обидой.

— Ревную тебя, потому что ты самая красивая, самая желанная, — шептал он, — еще и пишут в интернете всякую ерунду про вас с Вовкой, знаешь, как бесит, — его руки гладили и ласкали девушку. — А ты еще с ним по кафешкам ходишь.

— Если б не Вова, меня б родители уже в загранку увезли, — Мила охнула, когда Роман сжал ее ниже талии.

— Пойдем в спальню, не могу уже, — задыхаясь, прохрипел мужчина.

…Изнуренные и голые они лежали на кровати. Роман поглаживал свою королеву по атласной коже.

— Ты чуток поправилась. Грудь стала больше. Но тебе даже идет, просто башку от тебя такой сносит, — он касался губами ее плеча.

Мила обняла за шею своего мужчину, посмотрела в глаза:

— Я беременная, Рома.

Глава 49

Вовка еле отбился от Федора Савиных. Тот сначала требовал, чтобы Царёв позвонил его дочери. На что Володя резонно заметил, что он, отец, телефон у дочери отобрал.

Но ему удалось убедить папашу Милы, что она в безопасности, Наплел, что она собиралась с подружками посидеть. Однако Савиных, видимо, что-то почуял.

— Ну смотри, зятек, если что с ней случится, голову оторву! Как придет, отзвонись!

У Вовы неприятно засосало под ложечкой, но он стойко выдержал взгляд Федора Андреевича. Когда папашка Милы уехал, Вовка выдохнул, сел на диван и схватился за голову. Продолжать врать? Вот вписался в историю, так вписался!

Есть люди, которые врут, как дышат, но Вова был не из таких. Любая ложь давалась ему с большим трудом. Ему казалось, что при вранье у него на лбу выжигается бегущая строка с оповещением о лживости. И сейчас он с ужасом понимал, что большая группа близких ему людей опутана его с Людмилой ложью.

Отец, мать, старшие Савиных уверены, что Мила от него беременна. Уже готовы начать подготовку к свадьбе. Это просочилось в прессу. Страшно идти в институт — ребята в группе начнут выспрашивать, девчонки тоже. И Олеся… О, чеерррт!!!

Но конкретно сейчас что делать? Вечереет. Надо звонить Савиных и говорить… Что? Врать, что Мила пришла? А он скажет — дай ей трубку. Признаться, что Людмилы нет? Но не говорить, что он знает о ее безопасности? Или рассказать все — что не от него беременна, и что сейчас у какого-то неизвестного мужчины.

А вдруг и правда, этот неизвестный мужик опасен для нее? Куда она вляпалась, авантюристка?…

***

Олеся шла из института почти в темноте — день стремительно убывал. Зазвонил телефон. Она взглянула на экран — Царёв.

— Да, Вова, слушаю.

— Олесь, не удивляйся моей просьбе. Можно, я сегодня у тебя заночую. Компенсирую неудобства продуктами.

— Что случилось?!

Из мобильник послышался тяжелый вздох:

— Заодно и расскажу кое-что.

— Хм, заинтриговал. Ну ладно, приходи. И продукты будут к месту, у меня в холодильнике мышь повесилась.

Олесе действительно было некогда последние три дня — она бегала между институтом и больницей, оформляла Светлане академический отпуск на год.

Постоянные хлопоты о Свете плюс напряженная учеба не давали возможности задуматься об отношениях с Вовой Царёвым. Тот вечер в кинотеатре, когда он нежно и чувственно гладил ее ладонь, казался почти сном. Да еще Милка "путалась под ногами" с какими-то непонятными проблемами.

Но в целом дела шли хорошо. Ребята из группы тоже помогали Светлане — староста Назаров расписал график, чтоб однокурсники по двое через день ходили в больницу. Парни, бывало, травили анекдоты, сплетничали про институтских преподавателей, спорили о политике — но в целом эта болтовня и общение не давали Светлане погрузиться в свои невеселые мысли.

Олеся как-то пришла и застала в палате чудную картину, от которой у нее произошел разрыв шаблонов: здоровяк Назаров сидел с гитарой и вполне сносно что-то напевал, глядя на Свету. В палату то и дело заглядывали ходячие больные, любопытствующие, откуда здесь живая музыка.

— Назаров, да ты крут! — порадовалась Олеся, — я и не знала, что ты у нас музыкант.

— А еще я крестиком вышиваю, — заржал староста группы.

В другой раз этот медведь давал прямо-таки концерт: в палату просочились больные, некоторые даже со стульями, и медсестрички их не гнали. Татьяна Васильевна с надеждой смотрела на дочь, которая не возражала против толпы в своей палате и даже улыбалась. Назаров пел что-то из русского рока, предлагал всем подпевать, а сам бросал выразительные взгляды на Свету.

"Хм-хм", — только и подумала Олеся, но развивать эту тему с подругой, когда они остались наедине, не решилась.

Дома она поставила чайник, умылась, и тут позвонил в домофон Царёв. Он принес два пакета разнообразной еды. Олеся распихивала все в холодильник.

Царёв смотрел на нее. Какая все же Олеся красивая, даже в простой домашней рубашке и спортивных трикотажных штанишках! И зачем она красится? Сейчас умытая, она такая милая, свежая, румяная, смотрел бы и смотрел.

— Ну давай, выкладывай, что у тебя стряслось, почему ты сбежал из своей шикарной хаты, — девушка повернулась к однокурснику. — Или тебя Милка выжила, как лиса из сказки "Зайкина избушка"? — она широко улыбнулась.

Вова, который сидел на стуле и наблюдал за хлопотами юной хозяюшки, тяжело вздохнул.

— Заврался я, Олесь, вот и сбежал. Мила уехала со своим парнем, — на этих словах Олеся приоткрыла рот и замерла от удивления, — а я теперь крайний. Она просила пока никому не говорить, а меня третируют ее папаша, да и мой батя тоже. Типа она от меня беременна и потому пора жениться. Телефон отключил и убежал к тебе. Хотя бы до утра оттянуть головомойку, которую они мне устроят.

— Ну у вас там и турецкий сериал! Или индийская мелодрама! А что за парень у нее? — Олеся заварила чай и стала сооружать бутерброды.

— Да не видел я его. — Вова с досадой поморщился. — А теперь думаю — а вдруг это какой-нибудь козел, и Милка вляпалась куда? Опять, получится, что я виноват, не усмотрел.

— Ну вообще-то она взрослая девочка. — Олеся поставила бутеры в микроволновку, — Но меня аж любопытство разбирает. Но как так быстро она его подцепила?!

— Да не так уж и быстро. Мы же с не давно уже… — тут Вова замялся, — типа разошлись.

— Так, а беременность? Это выдумка? Она не беременная от тебя? — Олеся достала горячие бутерброды и поставила тарелку на стол.

Вова помедлил, посмотрел на подругу и только тогда ответил:

— Нет конечно.

— Темнишь чего-то, — покачала головой Олеся.

— Клянусь, она от меня не беременная!

— Ладно, давай поужинаем, — Олеся разлила по кружкам чай. — А позвонить-то ей нельзя, чтоб она сама как-нибудь со своими родителями разобралась?

Вова хлопнул себя по лбу:

— Блин! Я же забыл, что у нее какой-то телефон все же с собой есть! Милкин айфон отключен, ее батя забрал у нее. Но она же мне звонила с другого, когда помощи просила и ко мне переехала! — и парень отставил на тарелку надкусанный бутерброд и ринулся в прихожую.

— И эсэмэску она же мне прислала с него! — доносился из коридора его голос.

Вова набирал номер на телефоне и медленно двигался к кухне. Остановился в дверях и поднял на Олесю расстроенное лицо.

— Отключен. — раздосадованно вздохнул. — Вот ума не приложу, что завтра ее отцу говорить. Федор Андреич рвет и мечет.

— Ладно, утром и решишь. Ешь, давай. — Олеся уже кусала второй аппетитный кусок хлеба с сыром и помидорами.

Потом они еще поболтали о Свете, Назарове, сошлись на мнении, что Светино несчастье сплотило группу, все ребята оказались отличными друзьями. Олеся с тревогой поделилась, что не всегда успевает готовится и боится нахватать хвостов, так как через месяц Новый год и сессия. Вова пообещал помочь, если что.