Обычно гордая красавица была сейчас так беззащитна, так уязвима, Вове хотелось ее закрыть собой, защитить. Вытереть слезы с ее порозовевших щек, прижать к себе и не отпускать. Он вдруг подумал, что мог бы отдать за Олесю жизнь. Он любит… Он ее любит??

От этого открытия учащенно застучало сердце. А ведь, казалось, что жизнь с Милой его излечила от влечения к самой красивой девочке на курсе. А сейчас вдруг понял — нет. Секс — это не любовь. Приятная штука, но не любовь.

Олеся глубоко вздохнула.

— Не уходи. Я сейчас в ванную, а ты не уходи. Пей чай, если хочешь. — и она вышла из кухни.

А Вова положил голову на руки и думал — что ему теперь делать? Первым делом убить Панова, это понятно. Но потом? Как быть с Милой? Только подумал о ней — звонок: Людмила, кто еще. Отключил телефон. Не было желания сейчас говорить с ней. Потом, все потом. Будет скандалить, понятное дело. Но все равно он переедет в общагу. Потому что иначе будет нечестно. И по отношению к Миле, и по отношению к себе.

Глава 20

Олеся стояла под струями воды и старательно терла себя мочалкой — хотелось стереть все прикосновения мерзкого Панова. До этого она долго чистила зуба и полоскала во рту. Если было б можно, она бы себя хлоркой продезинфицировала — настолько мерзкими и липкими казались ей прикосновения подлой гадины Толика. И Олеся терла и терла себя, до красноты кожи. И потом ополаскивалась такой горячей водой, что едва можно было терпеть.

Растерлась полотенцем, завернулась в махровый халат и вышла из ванной. Вова сидел на кухне, подперев голову рукой. Чай он не пил. Олеся включила чайник и поставила на стол мед и сахар. Достала сливки. Села напротив парня.

Смотрела на него и думала, как спокойно и умиротворенно она себя чувствует рядом с Вовой. Внутри нее все еще дрожало, хотя внешне трясучка прошла.

Сейчас она чувствовала себя истощенной, измотанной, как после трудного дня. А от Вовы веяло покоем и железобетонной надежностью.

И тут Олеся спохватилась и спросила о том, что ее удивило — не сразу, но потом, когда она смогла рассуждать и более-менее спокойно мыслить:

— А почему ты приехал? Как так получилось?

— Когда ты сказала, что к тебе пришел Панов, мне это не понравилось. Я видел, какими липкими глазами он всегда смотрел на тебя. И вдруг приходит к тебе ночью, что-то там про Светку… Решил, что буду тебе названивать и узнавать, как дела. А ты вдруг перестала отвечать. Я решил поехать, посмотреть, все ли в порядке.

— Вов, ты необыкновенный. Ты знаешь это? Вот зачем тебе было заботиться обо мне? А ты давай думать. Наверное, ты самый хороший человек, которого знаю, — Олеся говорила с такой признательностью, так искренне, что Володя покраснел и опустил глаза.

— И спасибо, что приехал! Я от страха могла не выйти из ванной до утра, наверное. Даже если б Панов ушел лечить свой покусанный язык. А теперь ты рядом, и мне спокойно. Ты же не уйдешь сейчас?

Вова отрицательно мотнул головой:

— Нет. Если ты хочешь.

Олеся улыбнулась. Она стала рассказывать однокурснику какие- свои девичьи новости, говорила и говорила без остановки — это «недержание речи» было, наверное, реакцией организма на пережитый стресс.

Вова слушал, молчал, любовался на совершенную красоту милой его сердцу девушки, которая без косметики казалось совсем юной и непосредственной.

Речь Олеси стала замедляться, она зевнула раз, другой, потом уронила голову на руки и… уснула.

Вова посидел, потом тихонько тронул Олесю за плечо, но она только промычала что-то нечленораздельное. Тогда он пошел в комнату, снял с кровати покрывало, откинул одеяло. Вернувшись на кухоньку, осторожно подхватил девушку под колени и под мышки и, прижимая к себе ценную ношу, понес ее в кровать. Уложил, закрыл распахнувшиеся полы халата, покраснев от того, что увидел. И накрыл одеялом. Сам устроился на диване, на котором когда-то спала Света, прикрылся покрывалом и закрыл глаза.

***

Вова переехал в общежитие. Мила была в шоке. На ее обвинительные предположения, что ночью ее парень мотался к Олесе, Царёв ничего не стал отрицать. Правда добавил:

— Только того, про что ты думаешь, не было. — и наотрез отказался говорить, почему он внезапно уехал к своей однокурснице, и что там произошло.

Собрав свои вещи, серьезно посмотрел на Милу и сказал:

— Мил, спасибо тебе, но разные мы с тобой. Не могу я по этим твоим тусовкам ходить, не мое это. Да и жить в своей квартире, ездить на твоей машине… все равно мне неудобно.

Мила стояла, скрестив руки на груди и злыми глазами смотрела, на Вовины сборы.

— Ну хорошо, переедешь, но мы же можем все равно время от времени встречаться, Нам же так классно вместе, — «в постели» хотела она добавить, но смолчала. Ее задевал и Вовин поступок, и было жаль лишиться классного секса.

Она привыкла к Царёву, и иногда даже задумывалась о том, что их гражданский брак мог бы перерасти во что-то большее, чем просто потрахушки.

Вова помедлил, а потом отрицательно помотал головой:

— Нет мы не будем встречаться. Это будет нечестно.

— Что?? Нечестно? Ты о чем? — сощурилась Мила.

Парень помялся, а потом выпалил:

— Мил, мне нравится другая, — он поднял на девушку глаза и выдавил из себя: — Прости.

Людмила аж присела на диван:

— Значит, вы с Олеськой все же …

— Да не было ничего! Она не такая! — выпалил Володя.

— Не такая? — Мила пылала гневом и обидой. — Не такая доступная как я, да?

— Мил, ну прекращай, не передергивай! — Вова надел на себя рюкзак с книгами и взял в руки большой баул с вещами, — Все, я пошел. Прости еще раз.

Мила сидела, смотрела в одну точку и думала, что делать. Потом решительно набрала номер матери:

— Мам, — со слезой в голосе проговорила девушка, — мне так плохо, я могу приехать?

***

Вова и Олеся теперь почти всегда ходили вместе. На лекциях сидели рядом, обедали за одним столом, готовились в библиотеке. И каждый день Царёв обязательно провожал Олесю до дома.

Света с большим любопытством отметила эту перемену.

— Подруга, а ты теперь что, с Царёвым?? Что такое случилось, чего я не знаю?

Олеся подумала о том, что откровенничать с однокурсницей по поводу Панова и его попытки изнасилования не стОит, потому что Светка тут же растреплется своему дорогому Витеньке. Тот разнесет по мажорской тусовке. А Панов вполне может оправдаться среди своих — припишет Олесе больную фантазию, или того хуже все представит.

Поэтому о неприятном инциденте она не стала рассказывать, просто ответила, что Вова ей очень помог и теперь он — ее друг. И уклонилась от подробностей.

Света, было, надулась, что с ней не делятся, но потом с интересом стала наблюдать вполне уверенного в себе Царёва, явно опекавшего свою однокурсницу. В нем было не узнать застенчивого и краснеющего по малейшему поводу первокурсника. Но при этом пара не флиртовала, никаких тебе обнимашечек и тем более поцелуйчиков не было. Но в бескорыстную дружбу парня и девушки Света верила мало.

Панов в группе не появлялся. Староста объявил, что он болен. А через месяц прошел слух, что Панов перевелся в другой вуз. Царёв зло думал, что земля круглая, и где-нибудь они пересекутся с подонком, и тогда тому не поздоровиться. Вова жаждал физической расправы над Пановым, потому что оставалась неудовлетворенной месть за Олесю.

Иногда после проводов Олеся звала его вместе поужинать — если они припозднялись с занятий. Вова не отказывался. Но тогда обязательно они заходили в ближайший продуктовый, и Вова на свои деньги накупал полную корзину всякой всячины. Олеся качала головой — куда столько. Вова невозмутимо отвечал, что много ест.

После ужина или чая, обсуждения прошедшего дня, занятий или ближайшей кинопремьеры, на которую стоит пойти, Царёв собирался к себе в общагу. Олеся выходила провожать его в маленькую прихожую. Когда парень говорил «ну я пошел», она поправляла что-нибудь на его одежде — шарф или ворот куртки, поднимала на друга свои карие глаза и мягко улыбалась. Вова смотрел на нее сверху, и так его тянуло к любимой девушке, так сильно хотелось ее обнять, поцеловать, что сил сдерживаться почти не было. И он поспешно уходил, почти убегал от своего наваждения. Потому что с Олесей так нельзя.