— Да где ж там, — Толик хмыкнул, — нужна им невестка-нищебродка, — он приглушил тон, — так мамаша ВитькА говорила. Я слышал, когда у них был.

— А почему ты ко мне пришел? Я-то что могу сделать?

— Ты должна Светке сказать. Вы ж подруги. А Витек, наверное, будет тянуть до конца. Представь, что с ней будет, если вдруг она узнает, что, например, через неделю у ее парня свадьба, и ей надо выметаться из квартиры. Надо как-то ее подготовить, а то мало ли что она сделает. — Витя наклонился надо чашкой и стал прихлебывать чай.

— А почему ты вдруг стал за нее переживать? Отчего такая забота? — спохватилась Олеся и с подозрением уставилась на Толика.

Тот вздохнул, поднялся, сделал шаг к Олесе.

— Я виноват перед вами. Перед тобой, особенно. Прости меня, — парень импровизировал на ходу, — я вел себя, как скотина, мне так на душе стрёмно! Он порывисто шагнул к девушке и прижал ее к себе. — Прости меня, Олеся, прости, прости, пожалуйста!

Олеся стояла, прижатая к Толе и недоумевала. Она не вырывалась, потому что парень просто прильнул к ней и ничего не делал. В голове мелькнуло — может, он пьян? Но запаха не было. А вдруг под наркотой?? Ох, может, не надо было пускать его к себе.

И тут вдруг Толик, будто очнулся, приподнял ладонями ее лицо и страстно поцеловал девушку прямо в губы. Не отпуская поцелуя, он прижал мычащую Олесю к косяку и, не в силах сдерживаться, стал тереться о ее тело своим напряженным пахом.

Олеся пыталась отпихнуть от себя рослого парня, но ее попытки абсолютно ни к чему не привели. Панов даже не сдвинулся с места. Он запросто задрал ее руки наверх и зажал их одной рукой. Другой рукой через футболку сжал грудь, а ногами с силой раздвинул ноги.

— Какая же ты охуенная, детка, — прохрипел он ей в лицо, сейчас у нас такое будет — звезды на небе увидишь, — и он опять поймал ее губы.

В это время зазвонил Олесин телефон.

***

Вова посидел немного в задумчивости, отмахнулся о начавшей вроде бы возмущаться Милки, а потом набрал Олесю. Гудки шли, но никто не отвечал. Он набрал еще — опять ничего, только длинные гудки.

Какое-то нехорошее предчувствие сжало его сердце. Он стремительно рванул в прихожую, накинул куртку, сунул ноги в кроссовки, схватил ключи от машины, крикнул недоумевающей Людмиле "я сейчас!", и выскочил из квартиры.

Глава 19

Олеся билась в панике. Вернее, билась и кричала ее душа, умирая от страха. Тело же было зажато в тиски сильного молодого мужчины, и ни рукой, ни ногой девушка пошевелить не могла. Панов, между тем, уже расстегнул ширинку, терся об ее промежность окаменевшим членом и хрипел в лицо, как сейчас ее возьмет и как он давно об этом мечтал. «Не бойся, детка, я не хуже твоих мужиков все сделаю, клянусь, улетим в космос».

Она сквозь слезы почти прокричала ему:

— Панов, ты сядешь, это изнасилование!

Ошалевший парень, больше напоминавший сейчас молодое животное, хохотнул:

— Какое изнасилование, Олесечка, ты же сама меня пустила ночью, вон, на кухне чай пили, все по трезвяку, детка, по взаимному согласию. Игры в сопротивление, аааххх, как я это люблю, — и Толик свободной рукой стал стягивать с Олеси ее домашние штаны на резинке вместе с трусиками, и ему это легко удалось.

Олеся замотала головой, пытаясь ударить насильника лбом в нос. Толику пришлось рукой, которой он снимал с девушки трусы, сжать ее за горло. Олеся чуть не задохнулась, и когда Панов отпустил пальцы, стала жадно хватать воздух.

А он очередной раз впился в ее распахнутые губы жадным поцелуем, руку направил вниз, сжал девичьи ягодицы и еще сильнее прижимая сладкое девичье тело к себе. Когда Толик стал углублять поцелуй и засунул свой язык в рот Олеси, она с силой укусила его.

С воем насильник отшатнулся от девушки. Она в одно мгновение увидела, как между пальцев ладони, прикрывающей открытый рот Панова, течет кровь. Через секунду Олеся уже была в ванной, где она заперлась на защелку.

Ее била крупная дрожь, зубы стучали. Мелькнула мысль, что не смогла схватить со стола свой беспрерывно звонящий телефон. За дверью метался и выл ее кошмар. Что будет дальше, она не думала, села на кафельный пол и обняла себя за плечи, пытаясь унять дрожь.

Если Панов надумает ломать дверь в ванную, то надо будет защищаться. Олеся обшаривала глазами маленькое помещение, не находя ничего подходящего. Впрочем, есть лак для волос. Она встала, оперлась о раковину и схватила баллончик с лаком. Прыснет ему в глаза, пусть только покажется в двери.

В это время раздался звонок в дверь. Олеся прильнула к двери, разделявшей ванную комнату от прихожей. Подвывания Панова приближались.

***

Вова гнал маленькую красную машину как никогда. Обычно он был аккуратным водителем, правила не нарушал. Но только не сегодня вечером. Телефон поставил на автодозвон, но Олеся так и не отвечала. К нему прорвалась Милка, но он рявкнул ей «Потом!» и отключился.

Внутри зудело неприятное тревожное чувство и даже страх. Страх за Олесю, ведь с ней что-то случилось. Пытался урезонить себя — а вдруг они с Пановым вышли на улицу, а телефон дома, вот она и не слышит. Но эти благоразумные мысли тут же тонули в нарастающем гуле приближающейся опасности. Он почти физически ощущал, что Олесе грозит беда.

Во дворе из четырех пятиэтажек он резко дал по тормозам. А, ну вот и машина Панова стоит. Вова кинулся к подъезду. Нажимал на домофон — тщетно. Ни ответа, ни привета.

Тогда стал нажимать на все квартиры по очереди. В одной отреагировали:

— Тимка, ты?

— Да! — крикнул Вова и распахнул пиликнувшую дверь. Мчался через две ступеньки: 68-я, 72-я, вот и 76-я! Не отдышавшись, нажал на звонок. За дверью мелодично протренькало, но никто не открыл. Он нажал еще раз, потом стал колотить руками и ногами:

— Панов, открой! Открой, твою мать хуже будет! Сука, убью! — Вова колотил и колотил, так, что стали реагировать соседи. Кто-то кричал из-за двери, что вызовет полицию, снизу с площадки дребезжащий бабусин голос верещал, что распустились хулиганье, и что-то там еще.

В это время распахнулась дверь, Царёв от неожиданности отшатнулся, мимо него промчался Панов с зажатым рукой ртом и с курткой на одном плече. Прыгая через три ступеньки он покатился вниз.

Вова вбежал в квартиру, огляделся — никого.

— Олеся! Олеся! — он даже заглянул под кровать. На кухне на столе лежал телефон.

Вова сообразил, кинулся к ванной, дернул дверь — заперта.

— Олеся, ты здесь? Это я, Царёв! Олеся! Панов ушел!

Щелкнула задвижка и ему в руки упала дрожащая девушка. Вова прижал к себе всхлипывающую Олесю. Она крепко обняла его за шею и уткнулась куда-то в ключицу. Вова гладил ее по голове и спине, пытаясь унять лихорадочные конвульсии. Они довольно долго так и стояли в прихожей — Вова в куртке, Олеся в домашнем трикотажном костюмчике.

Потом, когда дрожь унялась, Олеся подняла на Царёва глаза и вдруг горько заплакала. Вова повел рыдающую девушку на кухню. Посадил ее на табуретку, налил воды в кружку и дал ей в руки. Олеся, не переставая всхлипывать, выпила всю воду залпом. И слезы остановились.

Вова снял куртку, бросил ее на свободный стул. Сел напротив Олеси и участливо смотрел на нее.

Она подняла глаза:

— Он меня изнасиловать хотел.

— Я его убью. — Царёв произнес это спокойно и твердо, как решенное дело.

Олеся еще раз судорожно вздохнула.

— Я его укусила за язык, когда полез целоваться.

Вова поднялся и взял куртку.

— Ты куда? — Олеся схватила его за руку.

— Поеду догоню гада. Не убью, так искалечу. — глаза Царева метали молнии, лицо потемнело.

Но Олеся вскрикнула:

— Нет! Не уходи! Не оставляй меня одну! Я боюсь, мне кажется, что он вернется!

— Он не вернется, Олесь. Уж я-то постараюсь. — но девушка вцепилась в его руку.

— Вова, не уходи! Когда ты рядом, мне спокойней!

Он сел. Ладно, успеет разобраться с этой сволочью. Девушка так и держала двумя руками его ладонь. Он накрыл ее кулачки левой рукой. Смотрел на Олесю, и такое тепло в груди разливалось.