— Я трус, маленький, — переходит на шепот.

Что?

Пытаюсь подняться и посмотреть на него, но Тим придерживает затылок, чтобы так и лежала.

— Помнишь мамин день рождения?

Да. Обычный, как и все предыдущие. Родители, Сашка с семьёй, пара друзей…

— Что ты делала до приезда родителей?

Да, ничего такого… Мы отмечали дома у Саши — королева Марго не любит хлопоты, и день рождения ей устраивают дети. Юля попросила присмотреть за Булочкой, пока накрывают на стол и переодеваются.

— Ты так тогда смотрела на Булку, Сим-Сим… Нюхала макушку, целовала пальчики. Боялся, не отдашь Юльке — с такой тоской вы с малой расставалась…

Вздыхает.

— Я ведь думал, что чувствую тебя, Сима. Мысли, желания… Ты была такая счастливая рядом, всего хватало… меня хватало. Оказалось, нет?

Легко целует в мочку уха. Шёпот становится тише:

— Сим, чего молчала, что хочешь детей?

Нечего ответить. Как я могла сказать, если решила, что он сам не хочет? Если даже себе в этом не признавалась… А Тим, выходит, почувствовал всё.

— Первый раз в жизни так испугался. Струсил, что если появятся дети, то потеряю твою любовь. Сколько её мне останется?

Не могу даже пошевелиться, моргаю, и первые слёзы беззвучно льются ему на плечо. Я ведь смогла бы, правда. Любила бы всех ещё больше.

— Помнишь тот вечер в гостинице в день Валентина? У тебя как раз кончился срок действия инъекции, и я хотел предложить… попробовать. Ждал, что напомнишь, заговоришь, мы вместе спланируем… Но ты промолчала, Сим-Сим, — шумно вдыхает. — Потом прокручивал всё в голове и так разозлился… Кретин. Решил, что ты хочешь обманом… Ну, типа, случайно, — сглатывает комок в горле.

— Вся наша жизнь вдруг показалась неправдой, притворством. Столько планов и ожиданий, сам себе завидовал, так хорошо было. И всё — ложь.

Всхлипываю:

— Я даже не вспомнила, — и не вру. Тогда вообще в облаках витала, он всё красиво устроил и так… горячо. Мы ещё на сутки там остались.

— Да-да-да, — часто шепчет Тим, — я понял. Потом. Когда ты уехала, вообще столько всего осознал…

Подаёт чашку с чаем. Пью, постукивая зубами о керамический край. Отставляет. Пробует лоб губами, удовлетворённо кивает и заворачивает нас плотнее, укладывая меня на другое, сухое плечо.

— И Алёна… — тупая попытка попробовать жить без тебя, — вжимает моё тело в себя. Его сердце колотится как сумасшедшее. — Мне нечеловечески жаль, маленький, что заставил пройти через это, — голос рвётся. — Когда дошло, сколько натворил, думал, не простишь никогда. Столько ошибок… Сам бы себя не простил. Вот и пытался тебя оторвать от себя… с мясом. Дурак. Только сделал обоим больнее. То, что сказал тогда, про "надоела"… — пауза, — Господи, Сим-Сим, я ведь так не думаю, ты же понимаешь? И не думал никогда! Надеялся, что не поверишь, и ждал, что поверишь. Решил, так будет проще меня… вычеркнуть.

Голову протыкает раскалённая добела металлическая спица. Тру пульсирующий висок и могу сообразить, как это с нами произошло. Наверное, когда-нибудь оно уложится в понимание, но сейчас… Шторм бушует вовсю, раз за разом кидая нас на острые камни. Больно слышать, больно чувствовать, больно жить.

— Я ведь сразу же пожалел об этом, знаешь. На следующий день примчал, хотел объяснить всё, просить прощения… но пока собирался с духом на лестнице, ты проскочила мимо не заметив. И выглядела так… Просто не смог остановить. Должен был, но не смог. Снова струсил. Побоялся увидеть последствия своих ошибок… — сжимает челюсти и прикрывает глаза, ресницы дрожат, голос хрипнет. — Те фото никогда не забуду, Сим-Сим…

Обнимает моё лицо ладонями и беспорядочно покрывает поцелуями лоб, щёки, глаза, подбородок…

— Как же ты выжил, маленький, как сохранился, — прижимает к себе, целует в макушку, — как же я виноват… Знаю, что потерял право даже просить прощения, но…хочу спросить…

Слёзы катятся без остановки, жар в груди раздирает до горла, трясёт всё сильнее. Не хочу больше слов, от них столько горя.

Тёплые губы целуют глаза.

— Посмотри на меня, пожалуйста?

Наши взгляды впервые встречаются. Тим всегда говорил, что красивая, даже когда поплачу. Вот и сейчас он с нежностью оглядывает цветные кудряшки, сухие губы и возвращается к глазам. В его — больше нет темной бездны силы и власти, только очень глубокая боль, сожаление и мука.

— Скажи, Сим-Сим, у тебя осталось ко мне хоть немного доверия? — хотя голос Тима садится в ноль, слышу надежду…. И понимаю, что не смогу обмануть. Шторм разрушил и разметал всё внутри, и только волны тихо выносят на берег скупые обломки. Всё, что осталось от Тима и Симы.

Смотрит не отрываясь. Ловит все мои мыльные пузыри, как делал это всегда.

Смаргиваю скопившиеся слёзы и отвожу глаза. Прости.

Понимающе кивает несколько раз, аккуратно ссаживает меня на диван и уходит в ванную комнату.

Появляется уже одетый в вырвиглазную футболку цвета “Лазерный лимон”. Обычно муж носит её, когда мы бываем в людных местах в поездках — площади, рынки, вокзалы. Чтобы, если я потеряюсь, могла заметить его издалека.

Садится рядом с диваном на пол. Манит ладонью, чтобы придвинулась и… целует. Без страсти, без надрыва, без отчаяния. Он просто… прощается.

— Я поеду, Сим-Сим, скоро самолёт.

— Как самолёт?

— А, это долгая история, — мотнув головой идёт в сторону двери, у которой стоит собранный рюкзак. Обувается. Открывает замок.

Горько всхлипываю и захожусь в рыданиях. Долгую историю я уже не узнаю. Необратимость во всём своём блеске: больше нет прошлого. Нас не реанимировать, не починить, только оплакать.

Немного постояв спиной ко мне, возвращается обутый. Крепко сжимает в объятиях, практически распластав у себя на груди, и шепчет:

— Всё будет хорошо, маленький, не реви.

Стирает слёзы большими пальцами, грустно улыбается, чмокает в нос и выходит из номера.

И, кажется, из моей жизни, потому что через несколько дней позвонит адвокат и сообщит, что Тим появился в суде, и мы больше не муж и жена.

Как я не прикрывалась тяжёлым недугом, чтобы побыть в одиночестве и подумать, поболеть нормально не дали. Только мне полегчало, в нашей маленькой группе на троих начался форменный скулёж-шантаж по поводу завтраков. Ну, конечно, куда без “симсырников”, как окрестила их Томочка. У подшефных студентов тоже крокодил не ловится, не растёт кокос. Приходили проведывать пёстрой толпой и устроили тут маленькое представление в стиле театра теней — сага о том, как благородный рыцарь Тим спасал даму сердца Симу, а та пищала и вырывалась. Рукалицо, вот просто рукалицо.

Наш обаятельный обормот после визита рыцаря резво переключился на белокурую нимфу Надин с ресепшен гостинцы и, кажется, ещё на кого-то, потому что убегал вечером и до завтрака в смены блондиночки тоже. Тома расстраивалась, а страдала я. На третий день выхода с больничного подруга вместо йоги потащила нас на сайклинг. Сказала, раз не везёт с окситоцином — ей с Марко, — значит, на спорте хапнем дофамина. А что, деловито рассудила она, тоже гормон счастья. И я даже не успела мяукнуть, как вместо красивой дверки с изображением лотоса мы нырнули в соседнюю, с логотипом руля и педалей. На ознакомительное занятие для новичков.

Через полчаса, умирая на полу под зажигательный микс, полудохлая Сима поняла, что прекрасно обойдётся без любого из четырёх гормонов счастья, лишь бы избежать подобных экспериментов. Суровый тренер заставлял ехать стоя, когда единственное, на что был способен организм — лежать лёжа. Этот маньяк ещё и отругал за то, что не поели за час до тренировки. Ознакомились, называется.

После мы обе валялись недвижимостью в моём номере. Болело абсолютно всё, включая мысли. В качестве единственного положительного бонуса в голове образовалась приятная пустота. Я всё ещё дулась на Тому, и когда позвонили родители, они обычно выходили на связь в это время, отправила её ползти к ноуту и отвечать на звонок.