И без лишних слов направляется в сторону Лёхи. Тот быстро “сдаётся”, отступая на пару шагов и поднимая руки вперёд ладонями. Муж застывает передо мной, закрывая плечом. Я не вижу его лица, только добела сжатые кулаки. Удивляюсь мысли, что за семь лет ему ни разу не пришлось защищать меня, а только после того, как расстались. И даже сейчас чувствую безопасность, хотя когда не больше не близки.

— Ухожу, — Лёха обходит мужа, не поворачиваясь к нему спиной. — Извини, Сим, — а вот это уже мне, — и подумай.

Тим поднимает брови, поражаясь наглости, но Лёха отводит взгляд лишь убедившись, что я его услышала. Хлопает дверь и в квартире становится тихо.

Муж внимательно оглядывает пространство и до меня доходит, как всё выглядит: цветы, которые он не дарил, кружки чая на столе, мы вдвоём с его другом в квартире, которую я сняла, съехав из нашей. И хотя Тим прекрасно считал мой взъерошенный вид и эмоции по поводу происходящего, очень хочется оправдаться.

Смотрит на кресло у окна, потом на “чердак”, в глазах мелькает тень улыбки:

— Симпатично у тебя тут.

— Да, мне нравится, — переминаюсь с ноги на ногу. Тим достаёт из кармана ключ от машины, разглядывает какое-то время, а потом поднимает глаза на меня. Хитро щурится:

— Домой едем?

Закусываю губу и отрицательно машу головой. Он хмыкает с грустной улыбкой:

— Ну попытаться я должен был… А кофе угостишь?

Щёки теплеют. Пожимаю плечами и жестом приглашаю за стол. Кофе — второй пробный шар после дома. Если откажу, он всё поймёт правильно и уйдёт в машину, продолжая нашу странную традицию вечеров. Но я соглашаюсь. После визита Лёхи совсем трудно оставаться одной.

Убираю со стола чашки и несчастный медово-ореховый набор. Тим провожает его взглядом. Всё-таки хочу объяснить:

— Это… — зависаю. “Это не то, что ты думаешь” — самая дурацкая фраза в наших обстоятельствах, но ведь и правда не то. Я никогда не хотела внимания Лёхи. Мне вообще не нужны были чувства других мужчин, кроме мужа. Они не льстят самолюбию. Сразу чувствую дискомфорт, моральный долг и начинаю избегать человека. С Лёхой вот не получилось.

— Я знаю, — видя моё замешательство, муж приходит на выручку, — точнее, утром узнал. Думал, у него давно отболело, — неверяще качает головой. — Пьеро, блин… ещё и драться сегодня полез. Дурак.

Молчу. Что тут скажешь.

— Как дела? — другой глупый вопрос, на который мы оба примерно представляем ответ. Тянусь в верхний шкафчик за пачкой кофе и вместе с ней случайно вытягиваю сертификаты, которые, что б их, рассыпаются по полу прямо нам под ноги. И Тим, конечно, первым поднимает розовый конверт из секс-шопа с весёленькими значками, обозначающими женский и мужской пол. С изумлением смотрит на меня, а потом вздыхает:

— Смотрю, неплохо… Во все тяжкие, Сим-Сим? — неожиданно улыбается, — Что там ещё есть?

Мямлю, что всё добро подарили девчонки, и если он очень хочет, могу уступить гончарный мастер-класс. Лада говорит, там мастер по лепке очень ничего… Про мастера, естественно, молчу, но тоже улыбаюсь. Атмосфера становится легче, прозрачнее. Словно мы оба устали от эмоций и рады этой передышке.

Варю кофе так, как он пьёт — сахар, соль, сливки и капелька перца. Себе — чай. И пиалу с печеньем к себе поближе, проголодалась. Тим выбирает безопасные темы, говорим в основном о работе. У нас чудаковатый общий заказчик, и я была уверена, что весь огонь выгребает моё бюро, но оказалось, им тоже достаётся.

Этот забавно-ужасный треш так расслабляет, что не замечаю, как проходит время. На улице давно стемнело, волны реки поблёскивают отражениями лунного света. Лампа горит только над рабочей поверхностью кухни и в студии очень уютно. Когда стало заходить солнце, мы с чашками и печеньем перебазировались к панорамной стене. Сам закат здесь не виден, но небо в оттенках розового и голубого было волшебным. Я с ногами залезла на кресло, а Тим стянул свитер и уселся рядом прямо на пол. Так и болтали дальше любуясь.

Смотрит на часы.

— Пора, — в самый последний момент я сменила вопросительную интонацию на утвердительную, но оттенок сомнения дал Тиму повод спросить:

— Может… посмотрим что-нибудь? — оживился он, рассматривая смотанный в рулон экран проектора под потолком, — какая диагональ?

О-о-о-о, сейчас чьей-то гордости будет нанесён непоправимый урон. Экран значительно больше, чем наш дома. На пульте жму кнопку разворачивания этой большой белой штуковины, так и не успев подумать, согласна ли я провести с ним ещё время. И наблюдаю, как один взрослый, самодостаточный человек начинает громко сопеть, а потом щурится на меня с подозрением, мол, ты же знала, что так будет. Знала. И хотела посмотреть. Прячу улыбку. Как ребёнок, честное слово. Мы оба…

Протягивает телефон с открытым приложением онлайн-кинотеатра:

— Выбирай, — устраивается на диване.

В нашем аккаунте есть список фильмов, которые планировали посмотреть вместе. Он пополняется быстрее, чем оттуда исчезают позиции — мы слишком много работаем. А сейчас, кажется, право смотреть что-то оттуда потеряно. Открываю “Унесённые призраками” старика Миядзаки. Тим легко улыбается — знает, что это мой мультик для сложных времён ещё со студенческих лет.

Муж хлопает по дивану рядом с собой, приглашая сесть. Других мест больше собственно и нет. Только тащить от окна кресло. Диван большой, хватит на четверых, но я хочу, чтобы помнил:

— Ничего не будет, — возвращаю его же слова. Тогда он, наверное, чувствовал между нами ту же невидимую стену, что и я теперь. Тим опускает глаза.

— Да, это понятно… Просто рядом побудь?

Просто… Рядом… У нас общее дело, большая семья, и, если я хочу сохранить возможность общаться, то надо учиться просто быть рядом. Выкрутить уровень электричества на минимум, чтобы не искрило, и вынести за скобки личное. Получилось же как-то сегодня вечером. Сажусь рядом, обнимая подушку.

Через десять минут его правая рука с покрасневшими костяшками аккуратно забирает в плен мою ладонь. Этой рукой он сегодня меня защищал. Надёжная, тёплая, сильная, нежная. Он не гладит, не сжимает, просто держит, сохраняя внешнюю невозмутимость. Не смогла отобрать.

А ещё через десять минут я укрываю пледом спящего Тима, выключаю мультик — прости, Тихиро, ничего личного, мы просто устали — и уползаю к себе на “чердак”.

Первым делом утром выглядываю вниз на диван — вдруг опять всё приснилось? Но нет, вполне реальный Тим дрыхнет на спине в любимой позе звезды. Он босой, без футболки и, как всегда, игнорирует плед. Длинные, узкие ступни свесились с края — диван явно кое-кому маловат. Пуговица на джинсах расстёгнута, открывая черную резинку белья.

Вчера было не до жалюзи. В утреннем свете рельеф гладкой кожи будто сияет изнутри и выглядит особенно притягательно. Муж стал посуше, похудел. Это очень красиво, жаль, тут нет камеры, да, хоть телефона. У меня в галерее сотни фото его спящего. Считается, что во сне люди выглядят настоящими — беззащитными, иногда по-детски умилительными — потому что снимают маски, которые носят, чтобы кем-то казаться. Это всё не про Тима. Он спит, как прекрасный хищник, в расслабленных мышцах — сила и мощь. Любуюсь.

Лица не видно, но я слишком хорошо помню, как солнце играет в ресницах, подсвечивая пушистые кончики, как они вздрагивают и появляется складка между бровями, если что-то снится, как темнеет на подбородке щетина и приоткрыты мягкие губы. У него на плече — идеальное место для моей головы и в ямке ключицы особенно сладко пахнет любимым человеком. Пульс учащается, сжимаю колени. Подушечки пальцев горят от желания погладить твёрдые плечи, грудь, живот… Раньше я так будила его.

Стоп, Сима. Тихо скольжу вниз по лестнице и топаю к нарисованному Тиму за привычной порцией боли, пока не провалилась обратно в него, в нас, в ощущения и воспоминания, которые всколыхнул вчерашний вечер. Больше нельзя. Глупо отрицать, что нас тянет друг к другу, но сколько мы так продержимся, пока всё не разрушится окончательно?