Изначально меня смутил чисто мужской дизайн квартиры, а потом прониклась. Высокие потолки, огромные окна в пол, лаконичная мебель в бежево-шоколадных тонах и очень много пространства и воздуха. Подходящее место, чтобы дышать.

Лёха провёл экскурсию:

— Посудомойка, духовка, винный шка-а-а-аф…, — кажется, сам удивился, когда увидел. — Стиралки нет, но на минус первом этаже есть прачечная с самообслуживанием. Ванна с волшебными пузырьками, тёплый пол, — сходит с коврика в санузле, чтобы проверить, и утвердительно кивает.

— Что ещё?… А, да, надеюсь, ты не боишься высоты…

Разворачивает меня к дивану со столиком и откуда-то достаёт приставную лестницу. Поднимаю голову и вижу над зоной отдыха “чердак” с шикарным спальным местом: высоким матрасом, горой подушек, стильным ночником с отделкой из кожи и ограждением из дымчатого стекла. Рот открылся сам собой.

— Можно спать и на диване, он раскладывается, — продолжил Лёха, — но я бы попробовал. Даже с твоим ростом должно быть нормально — хозяин повыше будет. Поднимешься?

Конечно, Сима поднялась, улеглась и осталась бы прямо там, если бы не нужно было сначала подписать договор. Также в квартире обнаружились проектор, телескоп и ханг. Последним сюрпризом стал чёрный прямоугольник во всю высоту стены, выкрашенный грифельной краской. На ней можно рисовать! Сделала несколько штрихов пальцем по шершавой поверхности и с довольной улыбкой посмотрела на Лёху:

— Мне здесь нравится, — он в ответ просиял, а я нахмурилась, — Леш, это же… не твоя квартира?

— Нет, это правда квартира моих знакомых, вернее, их сына. Он уехал учиться на пару лет, не успел здесь пожить. Предложил родителям пока сдать кому-то надёжному… и хорошему. Ты подходишь.

Мне трудно выносить прямые взгляды Лёхи особенно тот, каким смотрит сейчас. Он не может не замечать, что избегаю любых контактов, даже случайных прикосновений, но всё равно продолжает пытаться. И я злюсь на Тима, который своим уходом дал Лёхе и другим мужчинам, повод думать, что у меня нет обязательств. Свободной я себя не чувствую.

Очень жаль, что любовь не гаснет автоматически, когда перестаёт быть взаимной. Потому что под этим взглядом меня ещё сильнее разрывает от неуместности своих чувств к мужу, от невозможности отдать ему тепло, которое всё ещё тлеет, как бы я с ним не боролась. От собственной ненужности и понимания, что это может остаться со мной навсегда. И я, наверное, смирюсь, живут же как-то однолюбы, но не надо на меня так смотреть.

— Дай руку, — прочистив горло, Лёха протягивает свою.

Отрицательно машу головой, опускаю глаза. Он тяжело вздыхает и вкладывает мне в карман коробочку:

— Это просто мелки, Симыч, не бойся.

Достаю — и правда упаковка белых мелков для рисования на стене. Чёрт, стыдно-то как. Густо краснею. Выдавливаю из себя спасибо и прошу контакты хозяев квартиры, чтобы дальше уже иметь дело с ними. С тех пор мы с Лёхой не виделись.

Коротко отвечаю ему по телефону, когда спрашивает о делах, отказываюсь от предложений о встречах. Кстати, в этом Лёха не одинок, такие же ответы получает мой муж, королева Марго и Вячеслав Игоревич Сизов. С последними двумя я вежлива и просто ссылаюсь на постоянную занятость. Только начала ощущать что-то отдалённо напоминающее покой, хочется это сберечь.

Но, видно, не судьба. На выходе из студии сталкиваюсь с отцом Алёны:

— Здравствуйте, Сима, попасть к вам на встречу труднее, чем к министру, — с улыбкой произносит мужчина, — очень рад, что застал…

Я уже говорила, что плохая актриса? С тех пор ничего не изменилось. На волне паники от внезапной встречи мне никак не удаётся скрыть досаду и разочарование. Боречка сделал всё, чтобы работа с “Лирой” не пострадала от моего отсутствия, но, видимо, для господина Сизова это принципиальный вопрос. Иначе зачем он здесь? Вторая серия “отпустите его”? Так мы с Тимом не вместе, об этом весь “Визуал” гудел, наверняка дошло и до Алёны. Хорошо, что бюро сидит в отдельном офисе — раз в пять меньше сочувствующих взглядов, и сплетни доходят с таким опозданием, что можно не реагировать.

Горло пересыхает, отступаю, освобождая пространство для побега. Мозг на ура генерирует вполне правдоподобные предлоги, почему именно сейчас я никак не могу уделить внимание отцу Алёны, но в слова не оформляется ни один. Пару раз открываю рот — тщетно. Сжимаю ключ от машины в ладони и уже всерьёз подумываю слинять без объяснений. Если допустить, что Сизов не в курсе ситуации, то он решит, что я не в себе. Ну и чёрт с ним, может, ослабит напор. А если в курсе, то моё нежелание общаться вполне объяснимо.

Но Вячеслав Игоревич удивляет. Почесав бороду тыльной стороной ладони, он улыбается:

— Вы спешите?

Неопределённо киваю.

— Хорошо, тогда буду краток и не займу много вашего времени, — видит, что аргумент не работает и добавляет, — Я приехал не уговаривать работать со мной, Сима, у меня к вам другой разговор. Не дольше, чем выпить чашку эспрессо. Пойдёмте-пойдёмте.

И направляется к арке во двор, вынуждая следовать за ним.

Садимся за столик на летней террасе кафе. Конец апреля. Стены фабрики отсекают городской шум, слышно только пение птиц и шелест цветущих деревьев. Моё любимое время, когда вдохновение приходится вычерпывать вёдрами, чтобы лодочка Сима не потонула в работе. Правда, не в этом году.

Сизов заказывает эспрессо, предлагая мне тоже выбрать что-то попить. Соглашаюсь на воду с лаймом, чтобы было чем занять руки, а то вечно на нервах рву салфетки. Кстати, надо отодвинуть их подальше, чувствую, соблазн будет слишком велик.

Отец Алёны не торопится начинать, рассматривая белый лепесток абрикоса, который принесло к нам на стол, а потом кладёт свою ладонь мне на руку и проникновенно произносит:

— Сима, вы красивая… и очень талантливая женщина…

Я, конечно, ожидала всего, но это вообще ни в какие ворота. Вырывая руку, вкакиваю со стула и спиной сбиваю официанта, который так “вовремя” подоспел с подносом. Чашка со стаканом летят на дощатый пол, содержимое выплёскивается перепуганному парню на фартук. Странно, что не на меня. Пахнет кофе. И лаймом.

Рвано дышу от возмущения:

— Вы не по адресу. Всего наилучшего.

Сизов вскакивает за мной и, преграждая путь на выход, пытается объяснить:

— Сима, вы, видимо, неправильно меня поняли…

Рефлекторно стираю его прикосновение с ладони другой рукой. Он замечает жест:

— Извините за фамильярность. Не уходите, выслушайте до конца. Прошу вас.

Кажется, что он нервничает не меньше меня. Остаюсь. Сизов просит повторить заказ.

— Не с того я начал, но, поверьте, не так легко говорить о том, что произошло между моей дочерью и вашим мужем.

— Их я тоже не буду с вами обсуждать.

— Да-да, это не предмет разговора, но имеет к нему прямое отношение. И раз уж речь зашла о…, — отворачивается и глубоко вздыхает, — Я не оправдываю Алёну. Она взрослая женщина и давно уже живёт свим умом. Однако, как отец, чувствую ответственность. Что-то где-то упустил, слишком баловал… По сути, моя дочь неплохой человек и тоже тяжело переживает…

Возмущение разгорается с новой силой. Тоже? Тяжело? Сердце частит, голова кружится. Я не умею конфликтовать, мне становится физически нехорошо. Большинство ссор в моей жизни происходили только у меня в голове. Вот и сейчас слова скопились в груди и горле, но высказать не могу. Крупными глотками пью воду и слишком громко ставлю стакан на стол. Звук обрывает Сизова на полуслове.

— Вячеслав Игоревич, чего вы от меня хотите? Вряд ли пришли за сочувствием Алёне Вячеславовне?

Сизов складывает руки в замок, выпрямляет плечи и смотрит прямо.

— Верно, я не за этим. Сима, вы красивая, умная и очень талантливая женщина. У меня есть к вам предложение…

Складываю руки на груди и откидываюсь на спинку стула.

— Я навёл справки, вы подали заявки на несколько грантов в сфере дизайна и фотографии. Это так?