– Все из-за Аллы, – пробормотала Настя с негодованием. Она была уверена, что, если бы не Алла, отец наверняка бы остался. В детстве, когда Насте было страшно, отец всегда бросался утешить ее, откладывал дела, а теперь… Теперь у него была Алла, которую он слушал во всем. «Неужели мой отец так влюбился в эту стерву, что изменился до неузнаваемости?» – недоумевала Настя.

К утру она забылась тревожным сном и проснулась довольно поздно для себя, уже ближе к одиннадцати. Ей не хотелось никого видеть, а потому Настя позвонила на кухню и попросила принести ей кофе, сыр и фрукты наверх. Она твердо решила не спускаться вниз и не провожать отца. Кроме домработницы Кати, принесшей ей завтрак, Настю тоже никто не беспокоил.

Она залезла на подоконник с блокнотом – альбомные листы для рисования эскизов она забыла вчера прихватить. Однако, поводив простым карандашом по странице записной книжки, Настя поняла, что у нее в голове не было ни одной идеи. После отказа отца снять для нее помещение в центре города под бутик у Насти пропало какое бы то ни было желание рисовать или шить. «Наверное, у меня начинается депрессия», – решила Настя и зашвырнула блокнот подальше. Он шлепнулся в угол комнаты, под штору.

Окна ее новой спальни тоже выходили на лужайку перед домом. Она видела, как от ворот прошел Петр. Он не поднял глаз и не заметил Настю. Потом вышел Мурад, обошел дом, а когда возвращался, взглянул наверх. Увидев Настю на подоконнике, он ей кивнул в знак приветствия. «Соизволил», – хмыкнула Настя.

Ей стало скучно, и она взяла телефон, чтобы написать или позвонить подругам, но, вспомнив, как Фифи обвилась вокруг Мурада там, на яхте, поняла, что не хочет ни видеть ее, ни слышать. Жанне она тоже решила пока не звонить. Да и что ей рассказать? Что кто-то пробрался к ним в дом и распял жабу на ее кровати? Насте не хотелось посвящать подруг в подробности своих бед, как не хотелось отвечать на их вопросы об отце или, не дай бог, Мураде.

С окна она перебралась в кресло и сидела, бездумно листая странички в интернете. Настя услышала, как ко входу подъехала машина, и, выглянув в окно, поняла, что отец с Аллой вскоре уедут.

Раздался стук в дверь.

– Настя, детка, – послышался голос отца. – Мы уезжаем, я пришел попрощаться.

– Уезжайте! – крикнула она. – Не хочу тебя видеть.

Она слышала, что отец потоптался у двери, а потом, чертыхнувшись, ушел. А ведь мог бы хотя бы извиниться, сказать, что любит ее. Она бы тут же открыла дверь. Но нет! Теперь вся его любовь предназначалась Алле.

Сквозь приоткрытую створку окна Настя слышала, как суетятся на улице. Она подошла и спряталась за шторой, осторожно выглянув, чтобы снизу ее никто не заметил. Алла расфуфырилась так, будто собралась на конкурс «Мисс Мира», а не на самолет. Настя поморщилась, когда отец прижал молодую жену к себе и поцеловал ее в губы. Потом они сели в машину, водитель захлопнул за ними дверцы, и автомобиль тронулся с места. Отец даже не взглянул на Настино окно, хотя прекрасно знал о ее привычке сидеть на подоконнике. Что ж, во всем этом был один жирный плюс: Алла уехала. Скорее всего, они с отцом пробудут в Монако недели две, а то и три. А значит, Настя будет полностью свободна. Конечно, был еще Мурад, но, как бы презрительно он ни относился к Насте, он хотя бы не плевался ядом, как мачеха.

Настя спустилась в столовую к ужину, который Татьяна Сергеевна приготовила к семи вечера. Сидеть в одиночестве в огромной комнате в окружении позолоты и хрусталя Насте не хотелось. Пока домработница расставляла тарелки, Настя отправилась искать Мурада. Нашла она его в холле. Телохранитель как раз вошел в дом с улицы.

– Ты ужинал? – спросила Настя, и это были ее первые слова, обращенные к нему после того, как она уехала с Максом, бросив Мураду презрительное «или ты будешь держать нам свечку».

– Нет, – сухо ответил он.

– Тогда поужинай со мной в столовой, я попрошу Катю поставить тебе прибор.

Настя развернулась и почти бегом помчалась на кухню, не давая Мураду шанса отказаться.

Сначала они сидели друг напротив друга в полном молчании. Настя попросила бокал белого вина. Мурад пил воду. Настя все думала, что сказать, потому что повисшая тишина угнетала, но так и не смогла ничего придумать. Однако вино, кажется, подействовало, и Настя почувствовала, что будто сжатые в комок нервы расслабились.

– Спасибо, – шепнула она, покосившись на Мурада.

– За что? – не понял он.

– Что вернулся.

Мурад отложил вилку и нож в сторону и серьезно взглянул на Настю.

– Я знаю, что веду себя неправильно, – выпалила она, – но… но…

Не было никаких «но», по крайней мере Настя никак не могла их найти.

– Насть, – мягко сказал Мурад, – я понимаю: у тебя сложившийся уклад жизни, ты привыкла делать что хочешь, но если тебе нанимают телохранителя, то, наверное, это не просто так. Наверное, для этого есть веская причина.

Настя согласно кивнула.

– А раз так, значит, на время нужно поменять свои привычки и делать так, как говорю я.

– Я больше не буду никуда сбегать, – пообещала Настя. – Никаких вечеринок и свиданий без предупреждения.

– Поверь мне, как только мы разберемся в ситуации, я исчезну из твоей жизни, и делай что хочешь, но пока мне нужно знать, куда и когда ты собираешься. И знать об этом я должен не по факту твоего выхода из дома, а заранее.

– Обещаю, что буду паинькой, – вздохнула Настя.

И Мурад рассмеялся.

– Что? – обиделась она.

– Что-то мне не верится, – хмыкнул Мурад.

Настя закатила глаза, а потом спросила:

– Можно мне хотя бы по участку прогуляться? Я со вчерашнего дня из дома не вылезала.

– Если ты закончила с ужином, то пойдем, – ответил Мурад, вставая.

Они шли вдоль дорожки, что убегала от главного входа за дом, вилась между аккуратными кустами роз и азалии. Уже стемнело. Поднялся сильный прохладный ветер, и Настя ежилась, обнимая себя руками. Заметив это, Мурад накинул ей на плечи свой пиджак.

– Надо было захватить кофту, – с благодарностью покосилась на телохранителя Настя.

Он ничего не ответил, а по прошествии минут десяти спросил:

– Сильно испугалась?

– Да, – призналась Настя. – Ты знаешь, я ведь не сразу ее заметила. В комнате было довольно темно, ночные шторы плотно задернуты. Я еще удивилась, кому понадобилось в мое отсутствие закрывать шторы? Все в доме знают, что я люблю, когда комнату заливает свет. Я даже ночью их не задергиваю. В общем, я раздвинула шторы, хотела переодеться, подошла к кровати и увидела под покрывалом какой-то ком. Я подумала, может, там моя пижама или какое-то платье, которое Катя забыла убрать. А там это…

Настя передернула плечами, поплотнее стягивая края пиджака.

– А окно? – спросил Мурад. – Окно было закрыто?

– Не знаю… Нет, сейчас, когда ты спросил, я вспомнила: окно было раздвинуто настежь.

– Точно?

– Да. Я отползла к окну, когда увидела жабу, и от ветра занавески все время били меня по лицу.

Мурад больше ничего не сказал. Они обошли дом по большой дуге и направились в сторону черного входа.

– И ведь как специально подсунули мне жабу, – вздохнула Настя. – Я до безумия боюсь лягушек. Ничего так не боюсь, как их. Однажды в детстве по осени после дождя почему-то было очень много жаб. Я бегала босиком и наступила на одну, не увидела в траве. Я тогда так орала, ужас… Папа даже врача мне вызывал, чтобы сделали успокоительный укол.

Мурад нахмурился.

– А кто-то в доме знает, что ты так сильно боишься лягушек? – спросил он.

– Да все знают, кто давно у нас работает.

– А друзья?

– И друзья тоже. Что за идиот это сделал? – фыркнула Настя. – Решил, что если со взрывом машины не получилось, то я умру от разрыва сердца при виде жабы в своей постели?

Они молча вернулись в дом, Мурад запер все двери и проводил Настю до ее комнаты, предварительно заглянув внутрь. Все было спокойно.

Глава 21

Несмотря на то что Настя наотрез отказалась возвращаться в свою бывшую спальню, на которую она смотрела с опаской, и теперь полностью перебралась на третий этаж, заставив домработницу перенести в соседнюю гардеробную все ее наряды, настроение этой невыносимой девчонки снова стало по-летнему беззаботным. Уже на второй день после отъезда Валерия Чербицкого и Аллы Мурад ловил на себя задумчивые Настины взгляды, по которым он безошибочно догадался, что ее готовность быть паинькой испарялась со скоростью падающей звезды, хотя желание все еще теплилось. Мурад знал, что долго он Настю в четырех стенах не удержит.