Я силой выволок себя из сна и заставил проснуться. Как я и предполагал, в реальности погода тоже разладилась. Впрочем, для сезона дождей в этом не было ничего удивительного. Ливень колотил по крыше и врывался в разбитое окно. Странно, что до сих пор не появился хозяин жилья, которое я снимал. Он с женой обитал в сарайчике на другом конце двора и иногда уезжал на несколько дней в город. Видимо, и теперь уехал, а у меня появился шанс исправить свое злоключение с окном без его ведома.

Я варил кофе и прикидывал, куда могу обратиться с этим вопросом, когда в дверь постучали.

Я заранее расстроился, что мой план рухнул, что сейчас мне придется оправдываться перед хозяевами, которые, скорее всего, запросят вдвое больше за стекляшку, чем она того стоит. Но на пороге стоял совсем другой человек.

— Доброе утро, сэр.

— Пенни?.. — я аж отшатнулся от двери, узнав голос.

Пенни была в обычной крестьянской одежде, без макияжа и привычной официантской туники. Теперь она мало походила на девушку, скорее на женственного юношу, которого природа обделила мускулами и волевыми чертами лица. Тоненькие ручки и ножки торчали из-под невзрачной серой рубахи и черных брюк. Лишь присутствие маникюра на пальцах выдавало в ней ледибоя.

— Я чувствую себя хорошо, Пенни. Спасибо. Что ты здесь делаешь?

Она (или теперь нужно было бы сказать — он?) зашла в мою комнату и огляделась.

— Сэр, вам нужна жена?

— Что?..

— Жена, сэр. На один месяц.

Я поначалу сам не разобрал, что говорит Пенни. Затем вспомнил, что слово «жена» здесь имеет намного более широкое значение, чем то, к которому привыкли европейцы.

Есть такое понятие «GFE» — «A girlfriend experience», что дословно обозначает «опытная подруга». Таких «подруг» приезжие мужчины покупают на всю длительность путешествия и проводят с ними время, как с обычными девушками: ходят по магазинам, развлекаются, едят и живут вместе. Разумеется, сексом они тоже занимаются. То есть ведут себя как самые заурядные, но очень счастливые муж и жена. Однако их отношения подходят к концу по истечении отпуска.

Действительно опытные GFE ведут расписание «мужей» на много месяцев вперед, собирая обширную базу из предыдущих клиентов. Ведь романтика — это их работа. Это как первоклассный отель, куда ты поедешь снова и снова, не желая экспериментировать с другими незнакомыми отелями, потому что здесь тебя уже ждут, знают, даже немного любят и сделают все, чтобы отдых был действительно расслабляющим.

«Жена» — это не вещь и не услуга. Это гарантированное хорошее настроение, регулярный оргазм, сытная еда, любой интересующий досуг и никаких приступов ревности или плохого самочувствия. Это то, что, по сути, желают получить все люди, вступая в брак или хотя бы отправляясь в отпуск. Это идеал близости, идеал отношений, пусть коротких, пусть оплачиваемых, но отношений, которые доставляют настоящую радость.

Кому-то такое явление может показаться иллюзорным и пошлым. Однако тем, кто достаточно настрадался в повседневной жизни, не жалко потратить пару сотен на простые радости бытия. В конце концов, мы платим за фильмы, за вкусную еду, даже за секс, так почему нельзя приобрести любовь и заботу — гарантировано и на условленный срок?

Пенни предложила стать моей женой на месяц. Предложила, потому что я ей нравился, и потому что ей нужны были деньги. А потом она еще долго объясняла, что с ней это впервые и что я могу получить презентацию прямо сейчас, всего за восемь долларов.

— Почему восемь, Пенни?

Она поглядела на меня удивленно, наверное, подумав, что я торгуюсь, и ответила очень серьезно:

— Мне нужно семь долларов для моей комнаты и один доллар для моего ужина.

Я достал из кармана десятку и отдал ей.

— Иди, Пенни. Мне не нужна жена. Мне нужен кофе. Извини.

Я вернулся к плите. Кофе мой совсем выкипел, а конфорки вновь залило пеной и крупинками зерен.

Пенни все так же стояла позади с купюрой в руках и не двигалась. Потом она вдруг подлетела ко мне, стала извиняться, отнимать у меня грязную турку и суетиться над моим небогатым имуществом. Я уступил.

Она хотела отплатить хоть чем-нибудь, раз уж я отказался от демонстрации ее тела и умений. Через полчаса у меня был новый кофе, завтрак из яичницы и тостов, а так же очень говорливый собеседник — уходить Пенни не намеревалась.

Разговаривали мы долго. Она рассказала о том, что с раннего детства ее учили быть девочкой — ухаживать, заботиться, готовить еду и прибирать по дому. Все это было естественно в семье, где уже имелось семь старших братьев, а Пхонпан (так звали Пенни в официальных документах) родился восьмым, маленьким и щуплым как веточка молодого бамбука. Родители это поняли еще при рождении и имя выбрали соответствующее: Пхонпан означало что-то вроде «девочка в красивой одежде».

— Тебе нравятся мужчины? — спросил я.

— Да.

— И ты считаешь, что ты — женщина?

— Да.

— А женщины тебе нравятся?

Пенни рассматривала свои ногти и улыбалась довольной, сестринской улыбкой.

— Да, — сказала она и засмеялась. — Мне нравятся люди. Белые и большие. Ты мне нравишься, сэр.

— Говори, пожалуйста, Джей.

— Хорошо, Джей.

Я глядел на нее и пробовал представить, каким человеком вырос бы Пхонпан, если бы родился не восьмым, а пятым? Или первым? Какая часть судьбы достается нам по рождению, а что мы обретаем с воспитанием, с жизненным опытом? Что прививают нам, а что мы выбираем сами?

Можно ли сказать, что родители Пхонпана нарочно предопределили его склонность к гомосексуализму? Или же Пенни — в самом деле девушка, заточенная в не самом мужественном, но все же мужском теле?

Невооруженным глазом было видно, что Пенни чрезвычайно старается сесть ко мне поближе, коснуться хоть слегка, что буквально из кожи вон лезет, дабы показать, какая добрая и послушная из нее выйдет жена. Она все еще надеялась, что я передумаю. Уж не знаю, что больше сыграло в ней роль — ее личная симпатия или денежные трудности. Но для меня этот вопрос был решен безоговорочно. Я не хотел даже пробовать вступать в эти отношения. Не потому что жалел денег (названная сумма была мне вполне по карману), и, как ни странно, не потому что у Пенни не было груди и других женских признаков (я уже почти готов был согласиться с Крисом, что рот у всех одинаковый).

А потому что я не был готов ни с кем жить.

Пенни бы наверняка ответила на это, что мы можем встречаться лишь тогда, когда я позову. Но и в этом случае я ответил бы твердое «нет».

Нет. Я не готов к регулярным встречам. Я не готов к другому человеку. Я не готов просто взять и признаться себе: «Да, теперь все иначе. Да, теперь я могу обнимать и целовать других людей. Да, теперь для них есть место в моей жизни, в моем сердце».

Потому что сердце мое было занято. И занято оно тобой, дорогая Марта, и только тобой.

— Джей…

— Да, Пенни?

Она смотрела на меня лучистыми, слезящимися глазами, где я читал искренность и преданность дворовой собаки.

— Может, массаж?

— Ладно, — я все-таки дал себя уговорить. — Массаж. Голова у меня и правда до сих пор раскалывается.

С того дня у меня появился новый друг. Если, конечно, можно назвать дружбой часовые массажные сессии за пару долларов и ни к чему не обязывающие попытки пообщаться после на языке, неродном для обоих собеседников.

Пенни приходила едва ли не каждый день. Если бы не работа у Сэма, которую ей все так же приходилось выполнять согласно установленному графику, она бы с удовольствием не отпускала меня ни на шаг.

Она была одинока, как и я. Но я держал дистанцию, намеренно и подконтрольно. Пенни скорее забавляла меня, а ее чудесные руки нравились моему телу, изголодавшемуся по женской ласке.

Впрочем, мне было сложно до конца воспринять Пенни женщиной. Она настаивала на этом, но внутри меня продолжал жить мощный блок.

Ты спросишь меня, дорогая Марта, почему же в таком случае я согласился на это общение, даже дружбу?