— Кирилл…

Лера судорожно втягивает в себя воздух, пока ее пальцы впиваются в мои плечи, словно боится, что если отпустит их — то рассыплется на части.

Не знаю, сколько длится поцелуй. Знаю лишь, что когда, наконец, отстраняюсь от нее, ее губы выглядят опухшими и покрасневшими, глаза бешено блестят, а грудь под тонкой тканью хлопковой футболки тяжело вздымается, выдавая возбуждение.

— И что теперь? — шепчет она, осторожно проводя кончиком языка по припухшим губам.

— Теперь ты ляжешь отдохнуть, потому что у тебя была чертовски тяжелая ночь, а завтра мы с тобой обо всем поговорим, — вторя движениям ее языка, я провожу подушечкой большого пальца по ее нижней губе, надавливая в центре.

Она недовольно морщит нос. В глазах вспыхивает и дрожит огонек страсти и разочарования.

— Я совсем не устала.

— Тем лучше. Сохранишь больше сил на завтра, — говорю многозначительно и, обхватив ее за ягодицы, возвращаю обратно на постель.

С обреченным вздохом Лера откидывается на подушку. Я наклоняюсь над ней, помогая устроиться поудобнее. Но не могу сдержаться — протягиваю руку и дотрагиваюсь до ее чудесных волос, мягких и блестящих, струящихся сквозь пальцы.

Девушка вздыхает. Ее ресницы подрагивают, скрывая от меня ее глаза.

— Ты меня очень напугала сегодня, Лера, — говорю я тихо. — Не знаю, что бы я делал, если бы не нашел тебя.

Ее глаза распахиваются, и она встречает мой взгляд.

— Мне жаль.

Мягко улыбнувшись, я касаюсь губами ее лба и шепчу:

— Спи спокойно, принцесса.

Сегодняшняя ночь — первая за долгое время, когда я нормально сплю и, проснувшись на рассвете, не чувствую себя разбитым и утомленным. Не иначе это все чудодейственная сила улыбок и поцелуев Александровой, которыми она так щедро делилась со мной накануне.

На часах шесть утра, я бодр и спокоен, а это верные предпосылки для отличной пробежки. Быстро собравшись, выхожу на крыльцо, полной грудью вдыхая свежий воздух. Но, сделав лишь пару шагов по маршруту, замечаю на своем пути знакомую фигуру в объемной серой толстовке и черном трико. Сердце проваливается в бездну — типичная реакция моего организма на Леру, к которой я начинаю привыкать. И отчего-то по спине прокатывается холодная волна паники.

— Ты чего здесь делаешь в такую рань? Кто тебя отпустил? — рычу я, в два шага сокращая расстояние между нами.

Несмотря на то, что видеть ее мне приятно, я понимаю, что пустынная улица в такую рань — это последнее место, где она должна сейчас находиться.

— Никто не отпускал, — Лера смело встречает мой свирепый взгляд и лукаво улыбается. — Я сбежала. Устала лежать в одиночестве.

Я обхватываю ее предплечья, намереваясь встряхнуть, но стоит мне коснуться ее, как мое возмущение улетучивается — на смену ему приходит странное тепло и желание оберегать.

— Лер, ну что ты несерьезная такая? — уже мягче говорю я. — Врач сказал — нужно отдохнуть.

— Я и отдыхала. Вечера весь день и ночь. Больше не могу, — она разводит руками. — Я отлично себя чувствую, правда.

Уголки ее губ снова приподнимаются в подобии улыбки. Черт возьми, я такой слабак. В который раз убеждаюсь, что злиться на эту девушку я теперь не в состоянии.

— А здесь что делаешь?

— Тебя жду, — отвечает она мгновенно. — Надеялась, что пойдешь бегать.

— Пошел вот, — окончательно растаяв от ее прямоты, бормочу я.

— Не против моей компании? — хитро улыбаясь, спрашивает девушка.

Вместо ответа, я притягиваю ее к себе и звонко целую в губы. Этот поцелуй быстрый и почти дружеский — просто, чтобы обозначить территорию. Позволять себе большее я сейчас не могу — так хочу ее, что боюсь не сдержаться. Мы все-таки в детском лагере, а она все еще пациентка в больничном крыле, пусть и злостно нарушающая постельный режим.

Щеки Леры розовеют, в глазах застывает мечтательное выражение.

— Предупреждаю тебя, я отлично бегаю, — дерзко шепчет она.

— А я отлично догоняю, малышка, — парирую я, ощущая, как в животе пузырится бесшабашная радость.

Пробежка с Лерой — это особый вид удовольствия, с которым я не был знаком ранее. Привычный маршрут в ее компании играет особыми красками: словно и листва зеленее, и небо выше, и даже воздух пахнет особенно. Она бежит со мной в одном темпе, даже не думая отставать, а иногда и вовсе выбивается вперед, позволяя мне любоваться своей аппетитной попой, обтянутой легинсами. Когда мы оказываемся у озера, Александрова останавливается и несколько мгновений жадно хватает ртом воздух, старясь быстро восстановить дыхание.

— А ты не обманывала, когда говорила, что отлично бегаешь, — говорю я, разглядывая ее.

— А я вообще стараюсь не обманывать, — она мягко усмехается. — Так жить проще.

— Правда? — не успеваю сдержать вопрос, за который мне хочется отгрызть себе язык, но Лера будто бы не замечает подтекста.

— Угу, — отвечает она, внезапно хватаясь за край своей толстовки.

Через секунду толстовка летит на поваленное бревно. Туда же приземляются кроссовки и носки. Когда ладони Леры ложатся на талию и начинают скатывать вниз резинку легинсов, я вспоминаю, что должен дышать, и потрясено выдыхаю.

— Ты что делаешь, а?

— Собираюсь искупаться, — она широко улыбается и в следующий миг переступает через штаны, которые темным пятном оседают у ее ног.

— Лера, — говорю я осуждающе, стараясь не пялиться на нее, но это заведомо бессмысленно. От Леры в целомудренных трусиках-шортах и мягком бюстгальтере не оторвать глаз. — Ты же болеешь.

— Давай, Кирилл, — подначивает девчонка, завязывая волосы в узел на макушке. — Долго ждать тебя не буду.

И пока я хлопаю глазами, пытаясь впитать в себя каждую деталь ее тела, она сбегает со склона вниз и с разбега заходит в воду. По нервам будто пускают ток. Медлить кажется мне преступлением. Я быстро стягиваю с себя одежду и, оставшись в одних трусах, следую за Александровой.

Несмотря на середину июня и бурлящий в крови адреналин, вода ощущается почти ледяной. На мгновение у меня захватывает дух, но стоит мне увидеть довольную улыбку Леры, которая, уверенно держась на воде, наблюдает за мной, как меня начинает отпускать. Я быстро захожу в воду по пояс, потом резко опускаюсь по плечи, начинаю плыть и сразу же перестаю чувствовать холод. Вода приятно ласкает кожу, смывая мурашки, и настраивает на что-то другое — чувственное и личное.

В два гребка я подплываю к Лере.

— Довольна? — спрашиваю я, разглядывая ее лицо.

— Довольна, — подтверждает она. — Тебе нужно было сделать это ещё тогда, на следующий день после нашего приезда. Может быть, тогда бы ты не был таким засранцем.

— Ах ты! — возмущённо выдыхаю я. — Ты знала, что я был там!

Как ни в чем ни бывало, девушка показывает мне язык, сверкая фиалковыми глазами.

— Конечно, знала. Ты так беззастенчиво пялился — я же не слепая. У меня от твоих глаз едва ожоги на теле не остались, — тянет она насмешливо.

Под водой я кладу руки ей на талию и придвигаю ближе к себе. Лера внезапно затихает. Выражение веселости покидает ее лицо. Теперь она смотрит на меня серьезно и словно в ожидании.

— На тебя приятно смотреть. В этом нет ничего удивительного.

— Какая поразительная честность, — ее обычно дерзкий голос на этот раз превращается в робкий шёпот.

Мои глаза фокусируются на ее губах. Сочных, манящих. Я медленно склоняю голову, мои губы приближаются к дрожащему рту, пока не зависают от них в считанных сантиметрах.

Дыхание Леры учащается, грудь поднимается. От желания у меня мутится рассудок. Я оказываюсь не в состоянии сдержать хриплый стон, а в следующий миг мои губы прижимаются к Александровой, похищая с ее губ тихий вздох и слизывая вкус озерной воды.

Исступленно целоваться в озере на рассвете, когда вода ласкает кожу, а горячее девичье тело доверчиво прижимается к груди — еще один новый для меня опыт. Даже поразительно — я-то считал себя искушенным любовником, а оказывается весь мой сексуальный опыт ничего не стоит рядом с Лерой Александровой. Чувствую себя мальчишкой, который открывает для себя удивительный мир плотских наслаждений, и с готовность ныряю в них с головой. Потрясающе.