Я никогда не был собственником, но после сегодняшней ночи что-то во мне изменилось окончательно и бесповоротно. Теперь я ревностно воспринимаю любой направленный в сторону Леры взгляд, а смотрят на нее все — Матвей, Паша, Ваня-физкультурник, пятнадцатилетние парни из моего собственного отряда, аниматоры в костюмах. Она как солнце — теплая, живая, от нее исходит такой свет, что невозможно на него не реагировать. И вместе с осознанием ее тотальной привлекательности для противоположного пола во мне просыпается какое-то первобытное чувство: незнакомое ранее, ненужное и даже пугающее ощущение, к которому я совершенно не готов. Скорее всего, дело в том, что я стал у неё первым мужчиной, а может быть здесь что-то иное, но яростная потребность утверждать свои права на Леру становится необходимостью, которую я не в силах побороть.

Парадокс: она ведь для меня не первая — я влюблялся раньше, я, черт возьми, два года жил с девушкой, к которой питал какие-то чувства. Но ничего похожего на бесконтрольную бурю эмоций, которую я переживаю сейчас, я никогда не испытывал. Лера Александрова воздействует на мои гормоны абсолютно непредсказуемым образом, ставя меня в тупик, заставляя совершать поступки, которые мне совершенно несвойственны, и думать о том, о чем я думать не привык.

Пока я веду этот бессмысленный диалог сам с собой, девушка наклоняется и зачерпывает руками огромный ком пены, чтобы запустить его вверх. При этом ее грудь соблазнительно вырисовывается под эластичной тканью топика, заставляя низ моего живота скрутиться в спазме, а разум затуманиться похотью. Ловлю себя на том, что слежу за каждым ее движением, наплевав на приличия, не заботясь, что мой интерес станет чересчур явным, что кто-то заметит. Я не представляю, что со всем этим делать. Леры в моей голове слишком много и одновременно слишком мало, она повсюду, но мне все равно не хватает. Это не просто влечение, это — пустившие корни одержимость.

Словно почувствовав на себе мой жадный взгляд, девушка резко поворачивает ко мне светловолосую голову. Всего мгновение на ее лице отражается растерянность: она заливается румянцем, облизывает губы, но глаза при этом не отводит и даже слегка приподнимает брови, будто испытывая меня на прочность.

Черт бы ее побрал. Я всегда считал себя разумны человеком, наивно полагал, что присутствие детей, окружение, обязательства сдержат меня от необдуманных поступков. Что ж, я ошибался.

Не анализируя, ничего не планируя, не говоря ни слова, я удерживаю ее взгляд и киваю головой в сторону крытых кладовок на дальней стороне площади, в которых хранятся декорации.

Да, это опасно. Да, это глупо. Но здесь и сейчас я просто умру, если не сожму ее в объятиях. Поэтому я готов рискнуть. Вопрос, готова ли она?

Бросив парням что-то невразумительное про то, что мне надо отлучиться, с бешено бьющимся сердцем я иду к бревенчатым кладовым. Я понятия не имею, пойдёт ли за мной Лера, надеюсь, что пойдёт, потому что иначе я или сойду с ума, или брошусь за ней в пену и вытащу оттуда у всех на виду.

В тишине старой кладовки я провожу минуту, которая кажется мне вечностью, прежде чем скрипучая дверь открывается, впуская внутрь солнечный свет.

— Кирилл? — раздаётся неуверенный голос Леры, который током проносится по моим оголенным нервам.

— Иди сюда.

Несмотря на приказной тон и откровенные слова, я не жду, пока девушка подойдёт. Я сам иду навстречу, нетерпеливо хватая ее в объятия и прижимая к себе.

— Что ты хотел?

— Тебя… сейчас! — выдыхаю исступленно.

Я запускаю пальцы в ее волосы, обхватываю затылок, упиваясь изумленным выражением на ее лице.

— Кирилл, нас могут увидеть, — шепчет она, пока я целую ее шею.

— Сюда не придут, — убеждаю я грубовато. — А я не могу…

Отбросив сдержанность, я обрушиваю на Леру всю силу своей страсти. Мы словно поменялись местами. Вчера вечером торопилась она, сейчас секунда промедления грозит помешательством мне.

Припав к ее губам, я одним движением проникаю языком во влажную полость ее рта, целую жадно, исступленно, с неудержимой горячностью. От ощущения ее мягких и теплых губ, от сбившегося дыхания, от маленьких ручек, которые шарят по моей спине, у меня плавится мозг. Ноги становится ватными, и я приваливаюсь руками к стене кладовой, подминая под себя Леру. Спина девушки оказывается прижатой к стене, и я подхватываю ее под ягодицы, немного приподнимая, не скрывая своего возбуждения. Я понимаю, что тороплюсь, но возбуждение становится чересчур болезненным, чтобы медлить.

— Хочешь, чтобы я остановился? — спрашиваю я, мысленно содрогаясь от мысли, что она может сказать да. Но Лера отрицательно мотает головой и сама тянется ко мне, кажется, с не меньшей страстью, чем та, что бушует во мне.

Одним резким жестом я задираю ее топ. Ставлю ее на ноги и тяну вниз молнию на шортах, стягивая плотную ткань с бёдер. Лера включается в игру и также нетерпеливо стягивает с меня шорты вместе с эластичными трусами. Ее руки дрожат. Глаза сверкают каким-то безумным блеском, а зрачки почти полностью скрывают от меня фиолетовую радужку ее глаз.

Новая волна возбуждения прокатывается по моему телу. Мысли плывут, похоть затмевает рассудок. Ощущение такое, словно я принял какой-то допинг, от которого кровь быстрее течет по венам. В сознании не остается ничего, кроме ненасытной жажды, желания раствориться в другом человеке без остатка. Давно уже… Точнее, никогда еще я не испытывал подобного примитивного удовольствия.

Голова Леры запрокидывается. Глаза, затуманенные страстью, закатываются. Все ее тело пронизывает дрожь, щеки пылают, она закусывает губу, словно старается удержать крик, а я ощущаю колоссальное удовлетворение.

— Держись за меня, — грубо командую я, заводя ее ладони себе за шею, наслаждаясь тем, каким податливым и покорным становится ее тело в моих руках.

— Хорошо, — сипло отзывается она с готовностью, которая трогает какие-то особые струны в моей душе.

— Я постараюсь быть осторожнее, — и на этот раз в моем голосе помимо страсти слышится просьба о снисхождении.

Ночью я старался продлить наше обоюдное удовольствие, но сейчас все выходит иначе — быстро, резко, неистово. Я забываю про защиту — забываю вообще обо всем. Наше соитие страстное, отчаянное, почти грубое. Оно отзывается мучительными спазмами во всем теле от макушки до кончиков пальцев. Я задыхаюсь, жадно хватая ртом воздух, мощно двигаясь, задавая ритм, за которым Лера безропотно следует.

Когда все заканчивается, я прячу лицо в сгибе ее шеи. Обоняние начинает фиксировать знакомый аромат цитруса и мяты, слух начинает различать громкие басы дискотеки за деревянной стеной, и вместе с тем меня затапливает чувство вины.

Что, черт возьми, я наделал?

— Прости меня, — бормочу я, потрясенный случившимся. — Я сам не знаю… Господи. Я так хотел тебя.

— Шшшш…. — Лера притягивает мою голову ближе, нежно гладит волосы, согревает их своим дыханием.

— Я сделал тебе больно? Я…

— Нет, — она отстраняется, обхватывает мои щёки своими руками, вынуждая меня смотреть ей в глаза. — Слышишь? Ты не сделал мне больно.

— Я потерял голову, — корю себя. — Совершенно сошёл с ума.

— Мне воспринимать это как комплимент? — мягко спрашивает она все еще сиплым от страсти голосом.

— Комплимент… — повторяю я механически. — Лер, мне кажется, я влюбился в тебя.

Она замирает в моих руках. Из ее горла вырывается какой-то свистящий выдох.

— Тебе только кажется? — уточняет она шепотом. — А я отчаянно и бесповоротно люблю тебя.

С того дня для меня начинается удивительное лето, до краев наполненное Лерой: ее смехом, ее блеском, запахом ее волос, вкусом ее губ, улыбками, смущением, жизнерадостностью, оптимизмом, способностью делать мир вокруг себя ярче и милее. На бумаге это выглядит до ужаса избито, но, кажется, я не могу надышаться ею. Даже если мы проводим весь день вместе, уже вечером мне ее не хватает. Когда мы не рядом, внутри словно сжимается какая-то пружина, но стоит девушке попасть в поле моего зрения — пружина лопается, и я снова дышу. Полной грудью, легко, беззаботно — так бывает только в ее присутствии.